ошибаетесь, если думаете, что мы будем вас бить. Это кустарщина. У нас есть
другие способы заставить вас говорить правду. Ни с места!
В ту же минуту меня схватили сзади два сотрудника и отвели (я, естественно, не
сопротивлялся) в тесную кабинку где-то налево от кабинета полковника,
напоминающую что-то вроде зубного кабинета и рентгеновского аппарата. Меня
зафиксировали в просторном кресле и подключили к моей груди, лбу и вискам
множество датчиков. Потом в запястье очень болезненно вошла толстая игла, и я
потерял контроль над самим собой. Потом я отвечал на множество вопросов часа
два-три подряд. Как только я отвечал на очередной вопрос, он вылетал из памяти,
а сознание до краев заполоняло следующее видение: я — мужественное начало —
вторгался танковыми колоннами во французские пределы — женственное начало…
Я пришел в себя лишь несколько часов спустя в том же кабинете полковника
(читатель, должно быть, догадался, что я побывал в кабинке детектора лжи).
Полковник долго смотрел на меня, не говоря ни единого слова. Потом тем тоном,
каким в детских фильмах постовой милиционер извиняется перед задержанным за
нарушение уличного движения инопланетянином, произнес:
— Извините, мы ошиблись… Значит, все, что вы сказали ранее, действительно
правда…
— Неужели вы не могли выяснить этого два месяца назад? — я начинал приходить в
себя.
— Дорогой мой, это ведь не от нас зависит! Я в этом деле вообще стрелочник… Но
это ужасно… Аппарат не врет… Вы действительно не из нашего мира…
— Ну вот, наконец-то вы, Павел Сергеевич, оказались на моем месте!
— Дело не в этом. Вашего двойника ждет большой нагоняй.
— За что?!
— Он должен был тут же заявить о вас, а он решил, как мальчишка, поиграть со
службой безопасности в прятки. Идиот! Вы чувствуете себя не в своей тарелке?
Отлично! У вас есть шанс занять его место.
— А вы всерьез решили, что я — немецкий шпион?
— Видите ли, Вальдемар, все гораздо сложнее. Думаю, я не нарушу служебную
дисциплину, если открою вам глаза кое на что. Нам известно, что в германских
структурах безопасности и внешней разведке существует план "Барбаросса" — план
взятия власти в СССР в случае попытки проамериканского переворота (вроде того,
что случился у вас в 91-м году). Кое-какие детали этого плана нам еще
неизвестны, и мы ожидали связного, а тут появляетесь вы…
— Хотите правду?..
— Какую правду? Вы уж высказались.
— Я не помню, что я говорил, но могу лишь повторить. Я терпеть не могу шпионских
игр, у меня другой темперамент. При всей моей симпатии к германской культуре, я
отказался бы на них работать. Просто потому, что я мало пригоден для этого и,
потом, питаю отвращение к детективному жанру.
— Ну да это уже не важно. Просто мы были удивлены, что вы слишком "вошли в
роль". Оказывается, это правда…
— Что же меня ждет?
— Не хотелось бы произносить какую-нибудь идеологическую банальность, но вы
должны влиться в наше общество, принять наши правила игры, и никакой
самодеятельности: сами видите, к чему это приводит.
— А мой кузен?
— А с ним разговор еще будет! Это ж надо такое придумать: послать вместо себя
двойника! В игрушки до сих пор играет!
— Надеюсь, он не будет слишком сурово наказан?
— А он сам себя наказал. Отныне он — невыездной. Вместо него будете ездить вы —
шеф принял соломоново решение. Так что обустраивайтесь, женитесь, работайте,
живите как мы. А что касается вашей психологической реабилитации, то от нас-то
что хотите? В этом вопросе мы вам ничем помочь не можем.
— Да нет, я не жалуюсь.
— А все же скажите, где лучше: здесь или там, у вас?… ну, по большому счету.
— Хорошо там, где нас нет. Хотя здесь мне понравилось.
Тут вошел врач, который дал мне несколько таблеток от наркоза.
— До свидания, Вальдемар. Завтра я выхожу в отпуск, а вами займется лейтенант
Мироненко. Познакомьтесь, это Слава, — он представил меня молодому человеку,
почти моему ровеснику, и вышел.
Когда я довольно поздно вернулся домой, по радио сообщали о шестидесятилетнем
юбилее известного театрального деятеля Марка Залупышкина. Вальдемар выслушал мои
рассказы и сказал:
— Мы с тобой ещё хорошо отделались. А вообще тебе лучше на время уехать…
— Куда?? Зачем??
— Я спасаю самолюбие нашего ведомства, подожди, они сами тебя об этом
попросят…
— Это ты пустил версию, что я немецкий шпион?
— Нет! С какой это стати?! Это наверно, тот сумасшедший, который хотел пришить
мне дело об антисемитизме. Мне говорили, он неврастеник.
— О горе мне! — я обхватил голову руками. — Я — в чужой стране (да, в чужой!)
Никому я здесь не нужен, а контрразведка смотрит на меня, как кошка на сало.
— Не прибедняйся. В конце концов, что ты хотел в своем исключительном случае? В
этом и заключается горечь славы — она съедает человека. Моральный кодекс
строителя коммунизма учит не искать славы, ибо она тяжка.
— Наплевать мне и на кодекс, и на коммунизм!..
— Недальновидно, Вальдемар. Кто ты здесь? Никто. Ты — моя тень, фантом,
недоразумение, игра природы, если хочешь. Но я обязан нести ответственность за
самого себя. Ситуация вне моральных норм, но я делаю осознанный выбор… Нас все
равно рано или поздно поймали бы. Бытовая фантастика в стиле Кира Булычева —
сказка. Вспомни Лемма: до Земли долетит человек, то есть его документы.
— Лемм? Станислав Лем?!
— Да, Станислав Лемм (немецкий фантаст польского происхождения). По его роману
"Солярис" Тарковский снял фильм… А что ты так удивлен?..
— Я не могу себе представить Лема германизированным писателем. В 39 году ему
было восемнадцать… И о чем там?
— Действие происходит через несколько тысяч лет. Немец-психолог английского
происхождения Кельвин летит на исследовательскую станцию на планете Солярис (это
где-то в районе альфы Лебедя)…
— Можешь не продолжать… Что же делать?
— А знаешь что, когда меня вызовут в МГБ, я предложу им такой план: ты уезжаешь
на Украину к одному моему давнему другу, а тем временем…
— Меня удивляет либерализм данного ведомства.
— Да перестань ты паясничать! У тебя какие-то вурдалакские взгляды на жизнь. У
всякого ведомства бывают провалы в работе, да и ситуация неординарна. Быть
может, ты ещё понадобишься.
— Знаешь, с тех пор, как я взглянул на себя со стороны, так сказать, мне часто
бывало стыдно за себя самого.
— Ну знаешь! я тоже был весьма удивлен твоим вариантом моей биографии, да и
вашим вариантом истории вообще.
А за окном нарастали сумерки, обволакивая пространства чернильно-серой вязкостью
весенней ночи. Этот мир существовал реально, он существовал независимо от меня и
моих знаний о нем. А мое сознание все еще прерывало в состоянии солипсизма. Но я
нашел выход.
АВЕНТЮРА ДЕВЯТАЯ,
в которой меня спасает от сумасшествия маленькое дорожное приключение, и я
нахожу доказательство реальности моего существования.
Поэтому женщины всю свою жизнь остаются детьми.
А.Шопенгауэр.
Существует множество вариантов интеллектуального помешательства, даже весьма
экзотических. Помню, когда я только начинал учиться на первом курсе, один
студент сошел с ума из боязни потерять земное тяготение; он постоянно держался
за какие-либо закрепленные предметы, а вне дома ползал по земле, судорожно
хватаясь за пучки осенней травы: ему все казалось, что наш ничтожный по
космическим масштабам шарик не удержит его, и он унесется в мировое
пространство, где холод и нет кислорода.
Когда пятнадцатого мая я въезжал в городскую черту Москвы, смятение, царившее в
моем мыслительном пространстве, было сродни тому вихрю, который образуется в
голове человека, читающего сразу пятьдесят книг. В полупустом экспрессе я делил
свое купе со среднего возраста православным священником, едущим на какой-то
симпозиум в Сергиев Посад. По необъяснимой причине я всегда вызывал доверие у
этой категории людей, может быть, потому, что я вполне мог бы стать истым
священнослужителем, если бы не был навеки влюблен в исконную Природу,
обожествляемую моими белокурыми предками. Священник оказался ярым советистом:
— Никакие гонения на Церковь со стороны Советской Власти не сравнимы с тем
глумлением над православием, которое ожидало бы нас в России Керенского. Свобода
совести, видите ли, Вальдемар, есть неслыханное оскорбление Церкви, ибо она
