Гродно - ждать его. «Получу амулет, - сказал себе Наполеон, - и сразу же вернусь. Отгоним русских
на север, к Санкт-Петербургу, и поставим их на колени».
Он не хотел думать о том, что не сегодня-завтра начнется зима. Уже подмораживало. Мишель, как-
то раз, осторожно заметил: «Ваше величество, я здесь долго прожил. Снег может в ноябре лечь, и
тогда...- капитан де Лу не закончил. Наполеон вспомнил сожженные поля, трупы лошадей,
кровавый понос, что бушевал среди солдат. В селе Троицком солдаты, собравшись вокруг костра,
ежась от холода, жарили куски черноватого мяса. Рядом белел ребрами труп коня. Наполеон, сидя
в возке, отвел глаза. Посмотрев на сундуки с золотом, он вздохнул: «Им этого до конца жизни
хватит. Анна мне не откажет, не может отказать, она же любит меня».
Сейчас у него на плече висела тяжелая, холщовая сума. Золота там было фунтов двадцать
-изломанных, перекрученных окладов от икон, с драгоценными камнями.
Наполеон остановился. Присев, он раскинул руки - дочка бежала к нему. Она радостно закричала:
«Папа! Милый мой!»
-Аннет! - он вдохнул запах осенних листьев, поцеловал ее свежие, белые, с чуть заметным
румянцем щечки. Девочка, вскинув на него серые глаза, улыбнулась: «У нас гость, русский. Он
маме кузен. Сын ее дяди Теодора, что в Петербурге живет. Он ранен был, но уже оправляется. У
него есть икона, но, - девочка сморщила нос, - она в холст завернута и в кладовке лежит, нам такое
нельзя. Папа, а ты надолго? К нам ежик приходит, из леса, за молочком...»
Дочка болтала. Наполеон, глядя на крепкий, красивый дом, на сараи и коровник, на выложенную
камнем дорожку, что вела к мельнице, вдруг, горько подумал: «Остаться бы здесь..., Анне еще
сорока нет, молодая женщина. Еще бы дети родились. Я бы с землей возился, я ведь умею..., За то
золото, что у меня есть, мне любой паспорт выпишут, а в лицо меня никто не знает».
Он вспомнил сына, вспомнил Великую Армию, что мерзла и голодала сейчас за его спиной, в
бесконечных равнинах. Прикусив губу, император велел себе: «Нельзя!»
-Ежика посмотрим, обязательно, - пообещал Наполеон дочери. «Мама идет, - девочка понимающе
улыбнулась и дернула отца за руку: «Обед готов, а потом я тебе свои тетради покажу, папа! У меня
уже хорошо писать получается».
Девочка поскакала к дому. Он, как всегда, оказавшись в ее объятьях, тоскливо подумал: «Не могу.
Не могу уезжать отсюда, Господи. Каждый раз, будто кусочек сердца от меня отрывают».
Дул резкий ветер с востока. Ее губы были теплыми, мягкими и вся она, под бараньей свиткой и
шерстяной блузой, была словно сделана из самого нежного шелка. Он, внезапно, ощутил, какой
он сам грязный и пропотевший. Ханеле, оторвавшись от него, велела: «Сначала в баню. С утра тебя
ждет».
Наполеон помялся. Держа ее за руку, он спросил: «А родственник твой?»
-Я его на мельнице устроила, - Ханеле, на мгновение, отстранилась от него. Она зорко поглядела
на суму: «Отвезешь обратно, милый».
Наполеон покраснел. Что-то, пробормотав, император обреченно пошел вслед за ней. Он задал
коню сена, и посидел с дочкой, послушав, как она читает. Потом дверь хлопнула и Анна велела:
«Ты собирай на стол, милая, и за дядей своим сбегай. Мы с отцом пока попаримся».
Баня у нее была черной. Лежа на лавке, накрывшись холщовой простыней, целуя ее мокрые,
вороные волосы, погрузившись в блаженное тепло, Наполеон сказал: «Я амулет потерял, Анна.
Когда мы через Неман переправлялись. Права ты была, мне надо воды остерегаться».
В открытое, маленькое окно были видны золотые листья берез и кусочек яркого, синего неба.
Ханеле приподнялась на локте и поцеловала его: «Знаю, милый. И знаю, зачем ты приехал - чтобы
я тебе новый написала».
-Не только для этого, - Наполеон усмехнулся. Проведя губами по нежной шее, он услышал шепот:
«Не уезжай. Пожалуйста. Останься с нами, навсегда».
Император насторожился и повернул ее к себе. В серых глазах стояли слезы. Ханеле, приникнув к
его плечу, помотала головой: «Помнишь, я тебе говорила о выборе?»
Он только кивнул.
Женщина села и взяла его руку. Перебирая сильные пальцы, она задумчиво сказала: «Нельзя.
Нельзя такое писать два раза. Бог это запрещает. Разве что только...- она замялась. Наполеон
требовательно спросил: «Что?»
-Можно обменять, - грустно ответила Ханеле. «Жизнь того, кого ты любишь - на амулет. Так что, -
она вытянулась рядом, - выбирай».
Наполеон помолчал и гневно проговорил: «Выбирать нечего. Я люблю тебя, люблю нашу Аннет, и
своего сына. И я скорее дам себе голову отрубить, чем расстанусь с кем-то из вас. Так и скажи
своему Богу, понятно, - он усмехнулся. Ханеле, отвернувшись, глухо сказала: «Ты ведь можешь
жить здесь, с нами..., Пожалуйста, я прошу тебя, прошу...»
Наполеон только обнял ее и посмотрел в окно. Шел мелкий, непонятно откуда взявшийся дождь,
пахло банным теплом, вениками. Он увидел на небе прозрачную, слабую радугу. «Я бы хотел, -
вздохнул он, - видит Бог, хотел бы, Анна. Но у тебя есть долг, и у меня тоже. Мне надо вернуться к
армии и постараться сохранить жизни людям. Они верят в меня, они идут за мной...»
Женщина только мелко закивала, прижавшись к нему. Потом, когда лавка скрипела, когда она,
обняв его за шею, шептала что-то ласковое, глупое, любимое, он внезапно, остро понял, что
больше никогда не увидит ни ее, ни девочки.
Наполен усадил ее к себе на колени, и, удерживая в своих руках, тихо рассмеялся: «А ты что
думала? Думала, что я начну выбирать, кого из вас троих оставить в живых?»
Ханеле только смущенно улыбнулась.
-Дура, - сочно сказал Наполеон.
-Пошли, - велел он, - я так проголодался, что долго из-за стола не встану. А потом, - он зевнул, -
сюда вернемся и переночуем, понятно?
Когда они вошли в избу, где уже пахло наваристым, свежим супом и жареным мясом, Наполеон
застыл. За столом сидел тот самый мальчишка, которого он видел прикрученным к столбу,
избитым в кровь - ночью, после сражения у Бородино. У мальчишки отросла рыжая бородка.
Наполеон отчего-то провел рукой по своим щекам. Последний раз он брился в Гродно, и у него уже
появилась каштановая, с проседью щетина.
-Не может быть такого, - потрясенно подумал Петя, заставив себе подняться. «Я не верю, это сон,
морок, видение какое-то...» Он, незаметно, ущипнул себя под столом и услышал звонкий голос
Ханы: «Это мой папа, дядя Петр!»
-Здравствуйте, - выдавил из себя Петя, пожимая руку императору Франции.
Он лежал, повернувшись на бок, в чистой, маленькой комнате на мельнице. Ханеле дала ему
тюфяк и одеяло, снаружи был слышен успокоенный шум водяного колеса. Петя, все еще не веря
своим ушам, вспомнил смешливый голос Наполеона: «Сын дяди Теодора, значит? Я еще одного
сына дяди Теодора знаю, приемного, правда. Капитан де Лу, мой адъютант».
Петя отчаянно покраснел. Наполеон только вздохнул: «Не волнуйтесь, юноша. Любой порядочный
человек точно так же поступил бы. Я Мишелю скажу, что с вами все в порядке».
Петя ел, не поднимая головы - золотистый, ароматный суп с домашней лапшой, фаршированную
курицу, медовый пирог. Они шутили, смеялись, Наполеон, усадив дочь на колени, учил ее какой-
то французской считалке. Петя, искоса посмотрев на кузину, увидел, как потеплели ее серые глаза:
«Они совсем, как мои мама и папа. За руки держатся под столом. Они же…- Петя даже не ожидал,
что скажет себе такое, - они любят друг друга. Господи, но как?»
Наполеон подмигнул ему и весело сказал: «Вы, юноша, прохлаждаетесь, вторую неделю, как мне
Анна доложила, а я всю ночь в седле был. Поэтому позвольте откланяться. Только я, сначала, дочку
спать отправлю».
Они ушли, и Петя услышал из приоткрытой двери красивый, низкий голос:
Dodo, l’enfant do,
L’enfant dormira bien vite
Dodo, l’enfant do
L’enfant dormira bientôt.
-Мне это мама пела, - вспомнил Петя. «Мне и Мишелю. Господи, но ведь он совсем рядом, а у
меня есть пистолет…, И кинжал есть. Все можно закончить, сразу же, - Ханеле коснулась его плеча
и Петя вздрогнул.
-Не надо, - только и сказала она, стоя с холщовым полотенцем в руках. «Пожалуйста, не надо.
Здесь, - она обвела рукой избу, - нет ничего этого».
Петя внезапно разозлился. Он поднялся и прошагал к окну: «А там есть! Есть, тетя Хана! Там
десятки тысяч людей уже погибли, и еще неизвестно сколько погибнет. Из-за него, - шепотом
сказал Петя. «Из-за его…»
Ханеле пожала плечами: «Милый мой, разве нам спрашивать, для чего Господь создает то, или
это? Если Бог захочет ему отомстить ,он отомстит, а нам, зачем в это вмешиваться?». Она убрала
чистую посуду и Петя буркнул: «У меня уже рана не болит, затягивается. Давайте я вам завтра по
хозяйству помогу, рыбы наловлю, что по плотницкому делу - тоже поправлю. У меня руки
