стену. — Здесь что-то написано.
На каменной кладке обнаружились десятки надписей — имена, даты, короткие фразы. Одни почти стёрлись от времени, другие были процарапаны совсем недавно. История, записанная на камне — фрагментарная, неполная, но живая. Для Тима это было откровением — осознать, что и до них здесь проходили другие, что они не первые и не последние на этом извечном пути между Севером и Югом.
— Традиция, — объяснил Томас. — Когда идёшь через перевал, оставляешь свой знак. Чтобы те, кто придёт после, знали, что ты был здесь. И чтобы духи гор благословили твой путь.
Тим подумал, что может быть один из его далеких предков тоже оставил свой знак много лет назад, когда прошёл здесь впервые. Что-то вроде "Бертран, сын Эйдена кузнеца". Тим искал эту надпись глазами, но не нашёл — может, она стёрлась, может, была на другой стене, той, что уже обвалилась. Или, может, её не было никогда.
Томас, вероятно, видел подобные метки во многих уголках мира — в подземельях древних замков, в пещерах на берегах далёких морей, на стволах деревьев в девственных лесах. Везде, где ступала нога человека, оставались эти следы — молчаливые свидетельства того, что "я был здесь".
— "Мартин Железная Рука, отправляюсь на юг искать знания мастеров. 867", — прочёл Томас. — "Эрик, Томас и Кейт, торговая экспедиция на юг, 910". "Возвращаюсь домой после трёх лет на южных верфях. Никогда больше. 925".
Имена и даты — как вехи на дороге времени. Некоторые — полные надежд и планов, другие — горечи и разочарования. За каждой надписью стояла судьба, история, жизнь — обрубленная несколькими словами, спрессованная в короткую фразу. Кто они были, эти путники? Дожили ли до старости? Нашли ли то, что искали?
Бран с недоумением разглядывал надписи, словно пытаясь постичь эту странную человеческую потребность оставлять следы просто так. Медведь не понимал этого — в его мире следы служили другой цели. Предупреждали соперников. Привлекали самок. Обозначали границы. Но никогда не были посланием в неопределённое будущее, к неизвестным потомкам.
— А ты? — вдруг спросил Бран, внимательно глядя на юношу. — Нашёл на юге то, что искал?
Тим задумался: — Я и не искал ничего в целом. Просто попал туда против своей воли. Хотя в итоге наверное было интересно. Я еще ребенок, я многого не знаю даже о севере, не то что о юге.
— И как тебе, понравился юг? — улыбнулся Томас.
— И да, и нет, — ответил Тим. — Юг не хуже и не лучше севера. Просто… другой. Более шумный, более суетливый. Но менее… настоящий, что ли. Не знаю, как объяснить.
Он хотел сказать больше, но слова не складывались правильно. Как объяснить разницу между холодной чистотой северного воздуха и тёплым, пропитанным запахами цивилизации воздухом юга? Между ярким, болезненно-ярким солнцем севера и мягким, словно приглушённым светом южного солнца. Между звенящей тишиной северных лесов и постоянным гулом южных городов.
Он вытащил из рюкзака нож, и нацарапал на свободном участке стены: "Тим, сын Бертрана. Возвращаюсь домой".
Пять слов. Всего пять слов, но в них была вся его жизнь.
Бран с интересом наблюдал за процессом. В его взгляде читалось молчаливое уважение — не к самому ритуалу, но к той связи между прошлым и будущим, которую он воплощал.
— Люди любят слова. Пишут их на камнях, носят в головах. А дорога всё равно одна — шаг за шагом.
Тим улыбнулся: — А ты бы что написал?
Бран задумался, глядя на раскинувшиеся внизу холмы.
— Ничего. Следы скажут за меня. Я был здесь. Я шёл. Этого хватает.
* * *
Спуск по северному склону оказался легче, но всё равно непростым. Если подъём был испытанием силы и выносливости, то спуск проверял ловкость и внимание. Одно неверное движение, один неосторожный шаг — и можно сорваться в пропасть или вызвать лавину.
Тропа едва угадывалась под снежными заносами, приходилось пробираться между валунами и снежными наносами, иногда проваливаясь по пояс. Каждый шаг требовал осознанного решения — куда поставить ногу, за что ухватиться, как распределить вес.
— В моей деревне снег никогда не был таким глубоким, — заметил Тим, с трудом вытаскивая ногу из очередного сугроба. — Или мне так казалось
Воспоминания о детстве всплывали в его сознании, как обрывки сна — нечёткие, размытые, но наполненные чувствами. Зимние дни, когда они с друзьями играли в снежки. Вечера у очага, когда отец рассказывал истории о древних героях. Запах хвои и дыма, пропитывающий всё вокруг. Всё это казалось таким далёким сейчас, словно произошло в другой жизни или с другим человеком.
Они шли молча, каждый погружённый в собственные мысли. Тим чувствовал, как с каждым шагом нарастает волнение — он возвращался домой. Не совсем домой, но несравнимо ближе, чем он был неделю назад. Что они скажут, эти северяне, увидев его? Узнают ли в нём своего? Поинтересуются ли его историей?
Странное ощущение — возвращаться в место, которое существует теперь только в воспоминаниях. Родная деревня была сожжена драконом. Всё, что осталось — обугленные развалины, пепел, горькие воспоминания. И всё же он мысленно называл это возвращением домой. Потому что дом — это не просто здания. Это земля. Это люди. Это память.
— Ты словно сам не свой, — заметил Томас. — Что-то тревожит?
— Просто думаю о доме, — признался Тим. — Я видел, как дракон сжег нашу деревню. А потом я уехал на юг к бабуле, потому что кроме неё у меня больше никого нет. Не уверен что там внизу меня кто-то ждёт. Думаю о доме, а дома то уже вроде как и нет.
— Но ты же возвращаешься как герой, — сказал Томас. — Сын великого воина, идущий исполнить пророчество.
Тим не понял, издевается ли Томас, или действительно увидел в нём героя.
Бран, который до этого молча шагал рядом, вдруг остановился и издал низкий рык.
— Что-то вы много говорите сегодя, ребята. Мы идем. Живем. Думай меньше, Тим. Делай больше.
Тим невольно улыбнулся. В словах Брана была какая-то простая, почти звериная мудрость, которая пробивалась сквозь его терзания. Он взглянул на Томаса, потом на Брана, и почувствовал, как в груди зарождается тепло. Он не один.
— Может, ты и прав, — сказал он Брану, а потом повернулся к Томасу. — Спасибо. За то, что вы со мной. Я… я просто привык думать, что иду в пустоту. Что дома нет, ничего нет. Только дракон. Но, наверное, дом — это не только деревня. Может, это люди, которые идут рядом.
Томас одобрительно хмыкнул и хлопнул его по спине.
— Вот это уже
