чуть-чуть. Соседи находят выход из положения,
называя его оригиналом. Уже в приходской школе
стало ясно, что Анри не стоит мечтать ни о колле
же Станислава, ни о скамьях Сорбонны. Все зна
ют, что он состарится в семье, ничего не требуя
от жизни, никому не мешая, довольный тем, что
может прогуливаться по Большой площади в кра-
133
сивых костюмах, которые ему присылает портной
из Лилля, раздавая конфеты и деньги уличным
мальчишкам, отпускающим на его счет шуточки
по-фламандски, стоит ему отвернуться. У него
прекрасные манеры, он любит отвесить полупок
лон, когда за столом его просят передать соль или
горчицу. Он любит слушать, как сестры поют ро
мансы, аккомпанируя себе на фортепьяно, но
б ольшую часть времени проводит у себя в комна
те за чтением Поля де Кока *, который не должен
попасться на глаза барышням. Анри немного оза
даченно улыбается брату.
В конце длинного коридора дверь открывается
в зелень сада и пение птиц. Девушки оставили на
столе серсо и корзинки с рукоделием. Все здесь
было точно так же и месяц назад, когда в Медоне
бушевал и пылал адов костер. Не будем заблуж
даться: Мишель Шарль уязвлен не в сердце, но в
духе своем. Не стоит преувеличивать боль, причи
ненную ему смертью четырех попутчиков: они не
были близкими друзьями. Гибель Бланшетты —
разумеется, мучительное воспоминание, но сама
Бланшетта была всего лишь милой девушкой, с ко
торой он собирался расстаться. То, что потрясло
его и лишило сил, — это внезапное ощущение
ужаса, кроющегося во всем. В Версале, где били
фонтаны, на мгновенье обманчивая завеса веселья
сдвинулась, и, хотя Мишель Шарль не в состоя
нии проанализировать свои впечатления, он уви
дел истинную суть жизни — то был пылающий
костер. Рен чувствует, как в сыне нарастает уста
лость, она укладывает его в постель, задергивает
134
занавески и оставляет с Миской, свернувшейся
клубочком у него в ногах.
«Рен Бисваль де Бриард, моя мать, — писал
Мишель Шарль в начале своих воспоминаний, —
была дочерью Ж о з е ф а Бисваля де Бриарда и Ва
лентины де Кусмакер, внучкой Бенуа Бисваля де
Бриарда, советника парламента, и девицы Лефевр
де ла Бас-Булонь, чей портрет в костюме Дианы-
охотницы у меня сохранился. Среднего роста, с
прекрасным цветом лица настоящей фламандки,
мать была очень умна и очень добра... Ее воспита
ла монахиня высокого происхождения, которую
превратности Революции забросили в семью Бис-
валей, где она и осталась навсегда. Все в моей ма
тери указывало на Прежнее отменное воспитание».
Мишель Шарль умалчивает о том — и мы не в пер
вый и не в последний раз замечаем у него привыч
ку избегать трудных тем, — что эта столь
благопристойная дама была по-своему замечатель
на. Сохранился ее портрет кисти Бафкопа, хоро
шего портретиста, в свое время очень известного
на Севере. Сорокалетняя женщина, разодетая в
атлас и меха, стоит, засунув руки в огромную
муфту, она производит впечатление фрегата, не
сущегося вперед на всех парусах. Бывшая воспи
танница благородной монахини смахивает на
аббатису дореволюционных времен: под радуши
ем угадывается гибкая, стальная воля. Она улыба
ется, но последнее слово всегда остается за ней.
Рен — перл творения общества, где женщинам
нет нужды голосовать или участвовать в демонст
рациях, чтобы царить. Она великолепно играет
135
роль регентши при больном короле. Между суп
ругами условлено, что все находится в ведении
Шарля Огюстена, на самом деле правит она.
Между живущими в согласии мужем и женой
существуют некоторые различия во взглядах, но
супруги, будучи хорошо воспитаны, почти никогда
их не показывают. Для Шарля Огюстена сущест
вует только один король Франции *, тот, что нахо
дится во Фросдорфе. От имперской эпопеи или
имперского безрассудства он остался вдалеке.
Женившись в год Ватерлоо *, он без особого вос
торга отнесся к победе Веллингтона *, но семья с
болью восприняла известие о гибели брата Рен,
гвардейца из свиты императора, во время фран
цузской кампании. Никогда не говоря этого вслух,
Шарль Огюстен, возможно, сожалеет, что сия
славная кончина, в результате которой наследство
жены увеличилось, не произошла под белыми зна
менами. Позже, когда Рен, будучи, разумеется,
легитимисткой, но, как мать семейства, руководи
мая чувством реальности, предложит выдать их
дочь Мари Каролину за сына П., принадлежащего
к почтенному буржуазному клану, где на протя
жении всего XIX века при разных режимах со
храняют титул депутата от департамента Нор
почти как наследственный, Мишель Огюстен даст
согласие на этот брак. Он даже позволит Мишелю
Шарлю бывать в Париже у этого зятя, который на
хорошем счету в министерствах, но никогда не
примирится с тем, что его сын «ест из кормушки»
короля-гражданина. Рен, напротив, мечтает об ад
министративной или, быть может, политической
136
карьере для столь одаренного юноши. Но тише!
Следует подождать, пока Мишель Шарль сдаст
экзамены. Кто знает? Эти мужчина и женщина,
которым по пятьдесят, у ж е повидали во Франции
смену восьми режимов. Возможно, до того как
Мишель Шарль получит диплом, старшая ветвь
окажется на троне или — во что поверить труд
нее — Шарль Огюстен изменит свою точку зре
ния. Возможно также — д а ж е в самых любящих
семьях предаются подобным расчетам у постели
больного, — что к тому времени Шарль Огюстен
у ж е никому не сможет навязывать свою волю.
На сей раз не состоялся импровизированный
прием по случаю приезда студента, как это было
в тот далекий день, когда он вернулся домой со
степенью бакалавра: в Байёле это была такая ред
кость, что едва не был устроен народный празд
ник в его честь. Теперь же все знают, что
железнодорожная катастрофа в Версале сильно
подействовала на Мишеля Шарля. Но плотная,
вязкая рутина семейной жизни постепенно обво
лакивает его. Каждое воскресенье Рен сидит во
главе стола, на обед приглашаются все родствен
ники, иначе говоря, все, кто имеет в городе вес.
На скатерти, которую стелят по этому случаю и
которая почти столь же священна, как торжест
венная месса, сверкает серебро и нежно лучится
старинный фарфор. Кнели из дичи подают в пол
день, десерт и сладости — около пяти часов.
Между мороженым и седлом барашка гостям раз
решается погулять по саду, порою они даже, слег
ка извиняясь за столь простецкие развлечения,
137
играют в шары. Некоторые приглашенные пользу
ются этим, чтобы незаметно добраться до домика,
скрытого в густой зелени. Шарль Огюстен, подчи
няясь предписаниям врачей, поднимается на кос
тылях и отправляется отдыхать в соседнюю
комнату. Барышни поправляют ленты и увлекают
подруг в свою комнату или в очаровательный уго
лок на антресолях, где вдоль одной из стен стоит
вычищенная деревянная скамья. На ней могут
вместе усесться три человека, и дамы обычно
уединяются туда для интимных бесед. Легкий шум
струйки воды, стекающей в раковину, ничуть не
стесняет милых затворниц. Маленький кувшин, в
котором стоит половая щетка, — из старого дельфт-
ского фаянса, как и вазы в гостиной.
Празднуют помолвку юной Луизы с ее кузе
ном Максимилианом Наполеоном де Кусмакером,
происходящим из семьи, о которой на протяже
нии четырех веков можно сказать только хоро
шее. Шарль Огюстен с одобрением относится к
будущему зятю, хотя одно из его имен слишком
напоминает о том, что близкие Рен попались в им
ператорские сети. Эти имена, характерные для оп
ределенных среды и времени, заслуживают
отдельного замечания. Шарль Огюстен одним из
своих имен, несомненно, обязан янсенизму свое
го предка де Гёса. Имя, данное его ж е н е 1, родив
шейся в 1792 году, означает только одно —
верность дочери Марии-Терезии *, которой угро-
1 Рен (reine) — в переводе с французского «короле
ва». — Ред.
138
жала опасность. Ж о з е ф ы и Шарли, Максимилиа
ны, Изабеллы, Терезы и Евгении были в семье
именами традиционными, и некоторые из них
обычны для Франции в целом. Между тем оказы
вается, что либо их носили императоры или импе
ратрицы, испанские или австрийские регенты и
регентши Нидерландов, либо они свидетельству
ют об увлечении янсенизмом. Вовсе не случайно,
