проявить сочувствие — это быть безжалостным».
Молодой человек не возражает и испытывает ско
рее неловкость, чем потрясение. В ложной борьбе
между порядком и справедливостью Мишель
Шарль у ж е встал на сторону порядка. Всю жизнь
он будет верить, что человек хорошего происхож
дения, хорошо воспитанный, хорошо вымытый,
144
хорошо едящий и хорошо пьющий, не впадающий
при этом в излишества, образованный, как и по
ложено всякому человеку из приличного обще¬
ства, не только безусловно выше человека
отверженного, но и принадлежит к другой поро
де, почти к другому роду. Даже если в этой точке
зрения, явно или скрыто разделявшейся всеми ци
вилизациями вплоть до наших дней, и была малая
толика истины, ошибочное и ложное, содержав
шееся в ней, всегда оказывалось пагубным для
принимавшего ее общества. Прожив жизнь чело
века привилегированного, но не обязательно счаст
ливого, Мишель Шарль ни разу не пережил кризис,
достаточно сильный, чтобы заметить, что в конеч
ном итоге он подобен этим отбросам человече
ским, что он, быть может, брат их. Он никогда не
признается себе и в том, что всякий человек рано
или поздно оказывается приговоренным к бес
срочным каторжным работам.
* * *
В последние месяцы жизни, осенью на Мон-
Нуар, в относительно спокойной обстановке, со
рок лет спустя после возвращения из Италии
Мишель Шарль тщательно переписал в красиво
переплетенную книгу несколько сотен писем, ко
торые он послал домашним за время своего путе
шествия. Несколько печальное развлечение для
больного, ищущего опоры в молодом человеке,
которым он некогда был. Мишель Шарль находит
скромный предлог: быть может, сын и дочь захо-
145
10-1868
тят пробежать эти непритязательные страницы,
чтобы узнать, как путешествовали по Италии в те
далекие времена. У Мари, как мне кажется, не
было случая их прочесть, Мишель, мой отец, бро
сил на них беглый взгляд и нашел содержание ли
стков, исписанных тонким бледным почерком,
ничтожным. В предваряющей письма заметке Ми
шель Шарль умоляет, чтобы книгу сожгли, если
однажды ей придется покинуть родные стены.
Как видите, я его не послушалась. Кроме того, что
безобидный текст не заслуживает подобной пре
досторожности, оказалось, что через сто тридцать
лет в мире, изменившемся настолько, что Мишель
Шарль не мог бы себе этого и представить, стра
ницы его писем во многом стали документом, и не
только потому, что из них мы узнаем, как прежде
договаривались с возчиками.
Рен взяла с сына обещание, что он будет пи
сать ей каждый день вместо того, чтобы посылать
большое письмо раз в неделю или ждать почты во
Францию. Результат оказался таким, как и следо
вало ожидать: писание писем превратилось для
обязательного юноши в принудительное занятие,
он выполняет его прилежно, но без всякого пыла.
В возрасте двадцати двух лет все мы писали род
ным и близким письма, где рассказывали, что тог
да-то побывали в музее, видели такую-то
знаменитую скульптуру, что потом замечательно и
не очень дорого пообедали в соседнем ресторане,
что вечером собираемся пойти в Оперу, если до
станем билеты, что просим передать приветы зна
комым. В этих успокаивающих посланиях никогда
146
не отражалось то, что нас воодушевляло, волнова
ло, а порою потрясало. С трудом верится, что эти
бесцветные, немного детские отчеты написаны
красивым юношей с чудными глазами, отправляю
щим письма из страны, которую он никогда не мог
забыть.
Разумеется, в основном фигура умолчания от
носилась к любовным проказам французского
cavaliere 1. Родители во все времена любят верить,
что дети «говорят им все». Если Мишелю Шарлю
и случалось поведать родным малую часть «все
го», то уж, конечно, он делал это не в письмах,
которые читались затем при свете лампы перед
тем, как выпить липового отвару и отправиться
спать. Порою страсть едва угадывается там, где он
говорит о красоте авиньонских женщин или опи
сывает свои впечатления, разумеется очень яркие,
от бала во французском посольстве, на котором
он увидел молодых москвитянок, княгинь и фрей
лин, сопровождавших путешествовавшую импе
ратрицу России, жену Николая I, немку Шарлотту
Прусскую. В Сицилии он вновь вспоминает об
очаровательной княгине Ольге, ставшей впослед
ствии королевой Вюртембергской, но более до
ступные красавицы-итальянки в его письмах
отсутствуют. Очень скоро оба кузена присоедини
лись к группе трех-четырех молодых французов —
из экономии, как говорит Мишель Шарль; надо
полагать, что также и ради удовольствия быть
1 Кавалер ( итал. ) .
147
10*
вместе. Эти юноши, решившие, как и он, просве
щаться развлекаясь, быстро научили его распоря
жаться сбережениями экономно, останавливаясь
на постоялых дворах, вдали от гостиниц, посещав
шихся английскими мисс и их родителями, лома
ками и гурманами. В больших городах они
снимали квартиру и нанимали прислугу на месте.
Часть пути ради собственного удовольствия про
делывали пешком до тех пор, пока измученных
путешественников, к великой их радости, не под
бирала какая-нибудь сельская carozza 1.
Но мы никогда ничего не узнаем об интрижках
молодых людей, путешествовавших по дорогам
страны «Сатирикона» и новелл Боккаччо, куда ино
странцев во все времена притягивала возможность
любви доступной, хотя и не всегда такой романти
ческой, как казалось. Ни малейшего намека на
сводника, сошедшего со страниц античной коме
дии и по-прежнему предлагающего свои услуги
именитым синьорам, на хорошенькую прачку,
склонившуюся над плотомойней и выставляющей
напоказ зад или грудь, на страстный обмен взгляда
ми во время вечерних прогулок вдоль какого-ни
будь corso 2, на красавицу, улыбающуюся из-за
жалюзи. Мы не узнаем ничего или почти ничего об
игальянских винах, ни о горячих спорах о политике
и искусстве, ни о дружеских стычках, ни о неза
мысловатых шутках, любимых в то время, ни о том,
как весело молодые люди орали песни, едучи в по-
1 Повозка ( итал. ) .
2 Проспект ( итал.), название главной улицы в Риме.
148
возке, тем паче что возница не понимал ни слова.
Лишь однажды нам удастся стать свидетелями во
кальных экзерсисов, которым предавалась моло
дежь, но мы не услышим ни Беранже, ни Дезожье *,
ни какую-нибудь набившую оскомину песенку, это
будет романс Александра Дюма «Ангел», пропи
танный слащавым идеализмом и разносящийся
эхом по тосканским холмам. Возвышенные чувст
ва, которыми он дышит, на самом деле весьма ис
кусственны, хотя, может, и не более, чем в иных
песнях Превера или патетически-надоедливых на
певах Эдит Пиаф *.
Банальные письма блестящего молодого чело
века позволяют нам многое узнать о состоянии
культуры в эпоху, когда преподаваемые дисцип
лины оставались почти теми ж е , что в XVIII, а мо
жет, и в XVII веке. Мы так оплакивали упадок
гуманитарных наук, что было бы недурно просле
дить, как они сами себя приговорили к смерти.
Несмотря на изумительную память, которая по
зволит ему в течение всей жизни читать наизусть
огромные куски из Гомера, смысл которых он
почти забыл, Мишель Шарль, как и подавляющее
большинство образованных французов своего
времени, почти не знает греческого. Напротив, он
отличный латинист, это означает, что он прочел
пять-шесть знаменитых историков, от Тита Ливия
до Тацита, столько же поэтов, начиная с полного
Вергилия и кончая избранными отрывками из
Ювенала, а также два-три трактата Цицерона и
Сенеки. Почти вся культура, основанная на изуче
нии классиков, ограничивается строго определен-
149
ным количеством авторов, и кажется, что прису
щие им достоинства играют при этом меньшую
роль, нежели сложившаяся традиция восприятия.
Знакомство с этими авторами сразу причисляет
человека обычного к некоей группе или даже кла
ну. Оно снабжает минимумом цитат, ссылок и
примеров, помогающих общаться с современника
ми, имеющими тот же багаж, что не так уж мало.
В иных, весьма редких, случаях классики, разуме
ется, могут играть куда более важную роль:
они — опора и образец, своего рода путеводная
нить для души, они учат умению мыслить, а порой
