ветер с запада, как в воздухе разносится аромат яблок, дунет с востока — пахнет подсыхающим сеном, а с юга тянет еле уловимым запахом наливающейся ржи. На пути же сиверка встают запахи смолы и моха, которыми напоена Гремячая пуща.
И снова мы с Юлюсом сидим под березкой и ведем разговор о том, что скоро на скошенных лугах отрастет отава и тогда нам придется пасти порознь — каждому на своей земле. Юлюс, как всегда, поддерживает разговор, а сам ищет глазами Еруте, хотя та теперь старается держаться поближе к Витаутасу. Он неизменно весел, отважен и неистощим на выдумки, и все равно мне больше по душе Юлюс.
— Вот настанет осень, Дамийонас поступит в ремесленное, — говорит Юлюс, — Еруте — в гимназию, Витис уедет в Мажейкяй, а куда нам с тобой податься, скажи? Неужели́ дальше коровьего хвоста так ничего и не увидим?
— Увидим, — утешаю я себя и его. — Откроются школы, в которых государство кормит-одевает, укатим и мы, глядишь, даже в Вильнюс или Каунас. Ты, известное дело, певцом станешь. О другом и думать не смей. А я подамся по военной части… Мне нравится быть там, где вначале чуточку жутко, зато потом есть что вспомнить.
Я вдруг замечаю, что Юлюс не слушает меня. Ага!.. Он, конечно, увидел Ерутиных коз, что мелькают в кустах. Она же понемногу поотстала — Витиса поджидает. А вот и он гонит полторы коровы дяди Вайштараса. Последним, обстреливая на ходу из рогатки своих животных, появляется Дамийонас.
— Ребята! — кричит он, подходя к нам. — Айда завтра на рыбалку! Я купаться на речку бегал, а в Ми́нии у запруды рыбы — кишмя кишит! Один дядька целых семь штук вытащил.
— Ага, там они водятся, — подтвердил Юлюс. — Им через запруду не проплыть — река обмелела… Стоит попробовать.
— Хорошо тому, — сказал я, — у кого блесна есть. А у нас с Витисом даже удочек нет.
— А лодка найдется? — спросил Витис, обдумывая что-то.
— Достанем, пригоним… — пообещал Дамийонас.
— Тогда знаете что, давайте в этот омут хоть кило толу бросим! — изложил свой замысел командир.
— Центнер рыбы ухлопаем, не меньше! — запальчиво подхватил Дамийонас.
План понравился всем. Но где раздобыть этот килограмм взрывчатки?
Толовые бруски валялись после войны едва ли не под каждым забором. Деревенские женщины окуривали толом цыплят, чтобы их не таскали вороны, знахари лечили им чесотку и болячки, а когда нам понадобилось, хоть бы один целый брусок попался. Пошарив дома по углам, набрали с полкартуза обломков, и все.
— Хватит, — решил Витис и добавил свою долю: детонатор и кусочек бикфордова шнура, который и в воде не гаснет.
Мы сложили кусочки тола в жестяную консервную банку, вставили капсюль, прижали крышку.
— Такой баночкой, — сказал Витис, — можно целый танк перекувырнуть.
— А нашу лодку случайно не перекувырнет?
— Покачает, не без этого… Но ведь осколкам-то из воды не подняться, так что можно смело во все глаза таращиться.
У разрушенной мельницы, там где была запруда, Миния расширялась и текла не так быстро. Ближе к берегам белели лилии, а среди них так любят прятаться щуки.
Дамийонас пригнал откуда-то большую лодку без весел, дно которой было на пядь затоплено водой. Витис встал на носу, Еруте с садком для рыбы мы посадили посередине, Дамийонас взял один шест, Юлюс — другой. Я же, закатав штаны, оттолкнул лодку от берега, и она заскользила по лилиям на глубину. Сейчас, в знойный полдень, тут стояла такая тишина, что даже шелест стрекозиных крыльев казался стрекотом сенокосилки, а всплескивание рыбешек над водой напоминало стук валька в руках прачки.
— Нынче самый клев, — радостно объявил Дамийонас, орудуя шестом. — Поплыли на середину: рыба ищет, где глубже, а мы…
— Тут остановись, тут, — вполголоса отдал приказание Витис.
Течение казалось спокойным, и все же лодку относило довольно быстро.
— Втыкай шесты! Тормози, Дамийонас, хватит махать.
— Легко сказать — втыкай, — буркнул я. — Подо мной ужасно глубоко.
Покружив немного, мы воткнули по обе стороны лодки шесты, остановились и решили бросить «мину» против течения — тогда нам легче будет отплывать подальше назад.
Витис зажал жестянку между колен, поднес спичку к косому срезу фитиля, чиркнул — не зажглось.
— И как только он не боится, — поразилась Еруте, отчего наш командир напустил на себя еще больше равнодушия.
Он взял новую спичку, снова чиркнул — фитиль зашипел, вспыхнул. Нам казалось, что Витис слишком копается: вот у него в руке жестянка, вот он размахнулся, неторопливо швырнул… Да к тому же, стоя в кренящейся то в одну, то в другую сторону лодке, бросил совсем недалеко от нас.
— Назад! Живо назад! — закричал он, вырывая у меня из рук шест.
И в тот же миг мы увидели, как жестянка с толом словно поплавок вынырнула из воды и, дымясь, поплыла по течению прямо на нас! В коробке между кусочками тола остался воздух, поэтому она не тонула!
— Быстрее, да быстрее же! Убьет!!! — заорал Витис.
Однако шесты так прочно увязли в иле, что мы никак не могли их вытащить трясущимися от страха руками. А жестянка понемногу приближалась к лодке. Наконец нам удалось вырвать один шест, мы оттолкнулись, но лодка, зацепившись за второй, только развернулась на месте и ни на метр не продвинулась вперед.
— Спасите! — завопила Еруте, размахивая садком. — Люди, на помощь!
Дамийонас вдруг выпустил шест и, тоскливо причитая, по-собачьи скуля, свернулся клубком на дне лодки. А я лишь лепетал бессмысленно:
— Это конец. Теперь уж точно… Все кончено, ребята… — и, подняв над водой шест, никак не мог сообразить, отталкивать ли мне лодку от жестянки или жестянку от лодки.
Все это длилось, пожалуй, полминуты — ровно столько, сколько требуется, чтобы сгорел фитиль длиною в пядь. Еще один миг — и мы взлетим на воздух.
— В воду! — закричал Витис. — Прыгайте в воду!
Точно обезумев, он стал с силой выталкивать меня из лодки, затем бросился к Еруте, мы же в страхе цеплялись друг за дружку, не поддавались. Только один Юлюс прыгнул в воду, но почему-то поплыл не прочь,
