В
убогой толпе он выглядел благороднее, чем когда-либо, как принц, забредший на
ярмарку старьевщиков. Пазел хотел сразу же подбежать к нему, но сержант схватил
его за локоть.
Наклонившись к его уху, старый воин беззлобно сказал:
— Море лучше цепей, парень, но это смертельно опасное место, чтобы быть
чьим-то дураком. Остерегайся улыбок, а?
— Какого рода улыбок?
— Узнаешь.
С этими словами сержант враскачку ушел, а Пазел побежал к пабу. Но
Чедфеллоу за столиком уже не было. Пазел ворвался внутрь, но обнаружил только
солдат и обычных визжащих девушек, которые теперь прыгали на коленях арквали
вместо ормали. Он выскочил и побежал от верфи к частоколу и обратно к пабу, но
не нашел никаких следов Чедфеллоу и никогда больше не видел его в Ормаэле. Но
на стуле, где сидел доктор, он нашел кита из слоновой кости своей матери и
шкиперский нож, теперь отточенный до остроты бритвы.
Капитан Фарал принял его без вопросов, и Пазел больше года прослужил на
торговом судне « Лебедь» помощником повара и юнгой. Как и обещал сержант, старые моряки научили его такелажу, узлам и тысяче незнакомых слов. Кабестан, парус, шпринтовый парус, бон: он выучил их все и те роли, которые они играют в
великой коллективной борьбе, которая идет под парусом. Пазел был расторопен и
хорошо воспитан. Его идеальный, как в книгах, арквали заставлял их смеяться. Но
их озадачило, что он ничего не знал об обычаях Арквала. Ормали, как правило, скорее суеверны, чем религиозны: Грегори Паткендл научил Пазела и Неду знаку
Древа (прижатый к груди кулак плавно раскрывается, когда его поднимают выше
лба), вдолбил первые Девять из Девяноста Правил веры в Рина и на этом
остановился.
Старики « Лебедя» были возмущены:
— Связать его! Оставить на берегу! Лучше нам плавать с ползунами на борту, чем с этим маленьким дикарем!
43
-
44-
Но мало кто из них действительно имел это в виду. Они научили его простой, но исключительно важной молитве Бакру, богу ветров, и были довольны, когда он
поклялся повторять ее при каждом отплытии. Они научили его никогда не смеяться
в присутствии монаха, никогда не поворачиваться спиной к дверям храма, никогда
не есть ночью, не взглянув на звезды Молочного Древа. И, конечно, его
собственной работе: как сражаться с другими смолбоями за право замерзнуть в
шторм, выбрасывать шваброй воду через шпигаты, прежде чем она сможет
просочиться в трюм, разбрасывать опилки на квартердеке для более уверенной
ходьбы, чинить веревки, прежде чем кто-либо прикажет ему это сделать.
Они были терпеливы, эти старики. Они пережили чуму, цингу, восковую
слепоту, говорящую лихорадку, которая убивала каждого третьего моряка во время
правления Магада IV, холеру, циклоны, войну. Быть старыми и без гроша в
кармане означало, что они также пережили свои собственные амбиции и больше не
обвиняли мир в каждом неудачном инциденте, как это делают молодые люди. В
глубине души Пазел тысячу раз поблагодарил безымянного солдата за то, что тот
направил его на их попечение.
«Лебедь» унес его на восток, в сердце Арквала. Его использовали для
перевозки войск, но с завершением захвата Ормаэла капитан Фарал спокойно
вернулся к торговле, в основном в бухтах Эмледри и Сорн. Пазел предполагал, что
он никогда больше не увидит свою мать или сестру, даже если они каким-то
образом избежали рабства и смерти. Думать о них слишком часто было опасно: когда он это делал, то становился неуклюжим от горя, его разум наполнялся ярким, холодным туманом, который пугал его. В любом случае он ничего не мог поделать.
Когда капитан Фарал ушел в запой, Пазела так внезапно перевели на другой
корабль, «Андзю», что у него не было времени даже попрощаться со стариками, которые научили его морским обычаям. На этот раз слух опередил его: другие
смолбои знали, что какой-то богатый доктор заплатил «Лебедю» и устроил так, чтобы Пазела схватили, как мешок с почтой (как это и было на самом деле), и
швырнули в жизнь на борту «Андзю». Пазел был зол на Чедфеллоу. «Андзю» был
более отвратительным во всех смыслах: китобой, на борту которого воняло
горелым жиром и раздавался смех людей, чья жизнь была бойней в гигантских
масштабах. Пазел возненавидел их с первого взгляда. Но через месяц после его
перевода матрос вернулся из берегового отпуска с известием о том, что «Лебедь» в
тумане забрел на Лавовые отмели в Урнсфиче, разбил киль и затонул в считанные
минуты. Из девяноста его матросов до берега добрались только трое.
Жизнь на « Андзю» была сплошным кошмаром. Судно
