Я слышу шорох со стороны палатки. Виктор подходит к костру и садится рядом.
— Не спится?
— Да. Всё думаю о том, что ты мне сказал.
Кивнув, я жду. Виктор хочет поговорить. Пусть он начнет первым.
— Понимаешь, я даже боюсь подумать о том, что у меня где-то растет ребенок, а я даже не знаю об этом. Сейчас ей или ему должно быть около пяти лет. Совсем большой ребенок, который не знает своего отца, или обращается к чужому мужчине, называя его папой. Может, мой ребенок уже проклял меня, потому что меня нет рядом. Может, когда я приду к нему, он скажет мне в лицо, как он меня ненавидит. Как мне жить с этим дальше? Что мне надо сделать, чтобы он меня простил, ведь всё это произошло не по моей вине?
Виктор говорит и смотрит на огонь, словно обращается к костру. Он задает вопросы, на которые нет ответа, ни у меня, ни у него, потому что я не уверен в том, что у него есть ребенок, а он создал в своем сознании огромный курган из размышлений, ощущения вины и проклятий, похоронив себя под ним.
Я не знаю, что ему сказать. Глядя на костер, мы молчим. И в этом молчании значительно больше, чем в бессмысленном разговоре, основанном на предположениях.
9.
Мария Давидовна лежала на диване и смотрела на свой живот. В таком положении он казался еще маленьким, но, когда она стояла на ногах, то животик определенно выпячивался. На работе уже заметили, — пару дней назад профессор с улыбкой спросил, когда она собирается в декретный отпуск.
Каждый день Мария Давидовна ожидала, что почувствует шевеления ребенка. Придя с работы и приняв душ, она ложилась на диван и смотрела на свой обнаженный живот. Она знала, что по срокам уже должны быть шевеления, но — пока ничего не происходило. Беспокойство вползало в её сознание, и, призвав на помощь разум, она говорила сама себе, что срок беременности еще только восемнадцать недель, что всё еще впереди. Временно успокоившись, она снова смотрела на округлую поверхность своего тела и снова начинала беспокоиться.
Чтобы отвлечься от безумных мыслей, Мария Давидовна включила телевизор. Потыкав по кнопкам пульта, она нашла новостную программу на каком-то канале и стала слушать, что говорит диктор. На экран она не смотрела, вновь сосредоточившись на гладкой поверхности кожи живота.
— Сегодня после перерыва вновь запущен Большой Адронный Коллайдер, — услышала она голос диктора, начавшего новую тему выпуска новостей, — напомню, что это самая большая экспериментальная установка по разгону заряженный частиц, которая расположена в Европе, на границе Швейцарии и Франции. В средствах массовой информации и разными представителями общественности не раз поднималась тема безопасности этого проекта. Некоторые даже считают, что Коллайдер может создать черную дыру, которая прекратит существование планеты Земля. Впрочем, ученые с оптимизмом смотрят в будущее.
Мария Давидовна отвлеклась от своего живота, тем более, что там так ничего и не происходило. Переведя взгляд на экран телевизора, она увидела изображение человека в очках, который с умным выражением лица стал говорить на тему новых открытий:
— Коллайдер позволит сделать такие открытия, о которых мы даже не подозреваем, и преодолеть барьер, с которым столкнулась фундаментальная физика сегодня. Впервые в истории человечества проводятся эксперименты, результаты которых непредсказуемы в принципе.
Мария Давидовна задумчиво нахмурила брови. Проводить эксперимент с непредсказуемыми результатами?
— Надеюсь, что у вас есть хотя бы какие-то теоретические обоснования того, что вы делаете, — сказала она телевизионному изображению. Однако в этот момент картинка изменилась, и на экране вновь возник диктор, который перешел к другой новостной теме.
Мария Давидовна вздохнула. Она невольно вспомнила рифмованные строки, написанные доктором Ахтиным, и не найдя в них ни слова о тотальной гибели планеты, решила, что может быть не так уж страшен этот коллайдер, и, возможно, ученые правы в том, что эти эксперименты безопасны.
Мысли невольно вернулись к Ахтину. Она видела его в последний раз так давно, что уже прошлое казалось нереальным. Образ потускнел в памяти. Она уже не раз думала о том, что чаще вспоминает не его светлую сторону, а темную. Прокручивая в памяти события последних трех лет, Мария Давидовна пыталась найти тот момент, когда она начала оправдывать маньяка, защищая его перед своим разумом. Момент, когда она перешла на сторону зла, став невольной сотрудницей убийцы.
У неё ничего не получалось. Она не могла понять, как и когда почувствовала симпатию к человеку, хладнокровно убивающему других людей. Наверное, когда начала подозревать Ахтина, она нашла образование в молочной железе, и страх смерти от рака заставил её искать спасения от кого угодно, пусть даже черт придет.
Потом было сочувствие к обездвиженному пленнику. И профессиональный интерес к его личности.
Затем долгое время она выкладывала фундамент для будущей встречи.
И, может, именно эта встреча — всего лишь мгновение в сумеречном предрассветном свете — в больничном дворе заставила её поверить, что она любит и любима?
Дальше её сознание на крепком фундаменте возвело огромный воздушный замок, в котором нашлось место для любви.
Что это было? Наваждение, которое она сама создала и поверила в него?
Или внушение, с помощью которого Ахтин заставил её поверить и помогать ему?
В конце концов, она совсем не знает, на что он способен.
Точнее, она совсем его не знает.
Мария Давидовна встала с дивана, запахнула халат и подошла к окну. Глядя через стекло на крупные хлопья снега, она внезапно осознала, что последние годы живет в странном мире, который, возможно, придумала сама или он придуман маньяком-убийцей. Мир, который оторван от реальности и превратился в скрученную спираль сжимающейся вселенной, центр которой — доктор Ахтин. Когда спираль развернется, мир развалится, оставив её один на один с той реальностью, где убийца наказан, и правосудие торжествует.
Снег за окном медленно падал. Мария Давидовна, созерцая их полет, тихим шепотом пробормотала:
— Будь ты проклят, Ахтин!
Резкий толчок в правое подреберье заставил её вздрогнуть от неожиданности. Она замерла, прислушиваясь к своему организму. И когда движение в животе повторилось, Мария Давидовна улыбнулась.
Возможно, она права.
Может быть, Ахтин действительно всего лишь использовал её.
Скорее всего, она никогда его не увидит, и их последняя встреча навсегда останется последней.
Всё это неважно.
Пустые мысли, вялые эмоции, смятые образы.
Ярко вспыхнувшая спичка.
Огонь, обжегший пальцы. И быстро угасший.
Оставивший после себя черный пепел и неясные воспоминания.
Когда мир развалится на куски, она не останется одна.
И этому Мария Давидовна улыбалась, глядя в окно, где снегопад начал постепенно перекрашивать реальность в белый цвет.
10.
Вода. Чистая и холодная. Она медленно стекает по рукам, возвращаясь туда, откуда я её взял. Сначала ручейками, а потом и крупными каплями, собирающимися на кончиках пальцев и медленно падающими обратно в реку. Только что эта капля казалась красиво оформленным созданием, и вот она уже растворилась в огромной массе таких же капель, став частью безразмерного целого. Потеряв свою индивидуальность, слабая капля получила мощь речного потока. Наверное, так же и тени, — страшно выбраться из толпы, образующей стадо. Ужасно быть отвергнутым обществом и остаться один на один с окружающим миром. Невозможно даже пытаться идти своим путем, потому что эта дорога кажется стремительным бегом к краю бездны.
Я сижу на берегу реки и смотрю, как крупные снежинки падают в воду. Абсолютно безветренно, поэтому белые хлопья неторопливо и спокойно опускаются на ровную гладь медленно текущей воды и растворяются в ней. Наверное, это красиво. Можно даже сказать — феерично. Но мне кажется, что это обыденно и привычно. Снегопад в начале зимы. Так было, и так будет, потому что этот мир так устроен.
Раннее утро. Костер почти погас. Надо вернуться к костру, и попытаться оживить его, — у Виктора осталось всего шесть спичек. И четыре патрона. Скоро всё закончится, и мы останемся один на один с тайгой. Пока у нас были ружье и спички, можно сказать, что мы играли в неравных условиях. И временно побеждали у природы.
Впрочем, сам факт того, что мы не знаем, где находимся, сразу же уравнивает нас с тайгой. Даже имея большой запас патронов и спичек, мы можем вечно ходить между еловыми или сосновыми стволами, — это ничего не меняет. Ни Виктор, ни я, ни тем более Валентин, — никто из нас не знает, что дальше. Река не меняется, лес то смешанный, то хвойный, осень неумолимо заканчивается. Надежда на благоприятный исход уже растаяла, как снежинка, упавшая на мою руку.
