— Постелите пеленку, обнажите живот и ложитесь.
Мария Давидовна вздрогнула, когда доктор стал наносить холодный гель на кожу живота. Очень хотелось спросить доктора, что он видит, но она понимала, что еще рано. Она закрыла глаза и попыталась расслабиться. Мысленно повторяя слова, чередуя вдох и выдох (я — расслабляюсь — и — успокаиваюсь), она терпеливо выждала несколько минут. Затем открыла глаза и спросила:
— Пожалуйста, скажите мне, кто у меня?
— Вы имеете в виду пол плода? — зачем-то уточнил доктор.
— Да.
— Мальчик.
— Нет, — испуганно сказала Мария Давидовна, — не может быть!
Врач пожал плечами. Повернув монитор, он показал пальцем на изображение:
— Вот, посмотрите сами. Это то, что бывает у всех мальчиков. Поэтому я уверен в том, что говорю.
Она смотрела на черно-белую картинку — голова, туловище с поджатыми руками, согнутые в коленях и слегка разведенные ножки, между которыми находилась очень маленькая тень. Ребенок неожиданно зевнул, засунул палец в рот, и поджал ноги к животу.
— Видели? — спросил врач.
— Да, — ответила Мария, совсем не уверенная в том, что видели её глаза.
— Тогда всё, вытирайте гель с живота и одевайтесь.
Он убрал датчик, встал и отошел от ультразвукового аппарата. Мария Давидовна встала, обтерла пеленкой живот и стала застегивать блузку. Механически двигаясь, она думала о несправедливости этого мира, — она ведь так хотела, чтобы у неё была девочка, а вот теперь оказывается, что это мальчик. Почему это произошло?
Хотелось плакать, но она понимала, что здесь этого делать не надо. Сжав губы, она грустно смотрела на спину доктора, который, конечно же, ни в чем не виноват. Он всего лишь вестник, который принес её не очень приятную новость.
— Вот, у вас всё хорошо, беременность двадцать две недели, здоровый мальчик, держите заключение.
— Спасибо.
Врач кивнул, так и не посмотрев на пациентку.
— До свидания, — попрощалась Мария Давидовна и вышла из кабинета.
С чувством разочарования и обиды. Не замечая окружающих, она медленно шла к гардеробу. Взяв теплую куртку, она оделась и, думая только о том, что сейчас придет домой и только там станет плакать, вышла из поликлиники.
Стоя на крыльце, она вдохнула морозный воздух. Стало чуть легче, словно слезы на улице замерзли.
— Здравствуйте, Мария Давидовна.
Она повернула голову на звук знакомого голоса. Капитан Ильюшенков затушил сигарету и подошел к ней.
— Приятно вас увидеть, — улыбнулся он, — да еще в таком интересном положении. Вот не ожидал, что с вами это произойдет.
— Что это? — спокойно спросила она, выделив второе слово и внезапно ощутив злость. Грусть неожиданно исчезла. Слезы испарились. Мысленно она сжала кулаки, словно приготовилась отразить нападение.
— Ну, — неопределенно помотал руками капитан, — это ваше состояние.
Заметив недоуменный взгляд собеседницы, он высказал свою мысль точнее:
— Беременность.
— Ну, и что здесь необычного? Или вам кажется, что я не женщина и не могу быть беременной?
— Нет, что вы, — поднял ладони Ильюшенков, — конечно, вы — женщина. И даже очень симпатичная. Я вот только думаю о том, кто отец ребенка?
— И какое вам до этого дело?
Мария Давидовна говорила с неприкрытой злостью в голосе. При этом смотрела она на собеседника, слегка прищурившись и презрительно скривив губы, словно хотела показать, что она не хочет говорить с ним.
— Помнится мне, однажды я к вам пришел, и вы мне сказали, что между вами и Ахтиным нет никакой связи. Это было накануне вашего отъезда в санаторий, рядом с которым через две недели мы поймали Парашистая. И теперь мне кажется, или, если быть совсем уж точным, я уверен, что результат этого отсутствия связи сейчас очень хорошо виден.
Капитан Ильюшенков показал рукой на живот, и Мария Давидовна инстинктивно отодвинулась от собеседника.
— Или вы мне снова скажете, что у вас с Ахтиным ничего не было?
Доктор Гринберг, глядя в глаза капитана, неожиданно для самой себя улыбнулась и спокойным голосом нецензурно сказала:
— А шли бы вы, капитан…
Она повернулась и, по-прежнему, улыбаясь, пошла в сторону дома. Она смотрела на голые деревья, на сугробы вдоль дороги, на спешащих куда-то людей и ничего этого не видела.
Мария Давидовна шла и думала о том, что же у них с Ахтиным было — просто секс или любовь? Порой ей казалось, что с его стороны не было никакого чувства, и она сама придумала и поверила в свои выдумки.
Однако, вспоминая рисунок Ахтина, показанный ей капитаном, она приходила к мысли, что он любит её.
Иногда казалось, что вообще ничего не было — может, она просто много выпила и ей привиделась ночь с Ахтиным.
И потом сразу же она вспоминала глаза Михаила, и — хотелось плакать от счастья.
Капитан только что назвал одно из важнейших событий её жизни простым словом «связь». И Мария Давидовна поняла: не смотря ни на что, она знает — он любит её, а она любит его. И это главное.
Так же, как главное для неё сейчас — плод мужского пола, медленно растущий в её животе, которого она ждет и любит.
Глава четвертая
Узнавая бездну
1.
Ближе к вечеру мы дошли. Вокруг всё та же тайга. И снег. Перед нами узкое отверстие в земле, прикрытое кустами. Можно пройти мимо и не заметить, особенно в сумерках. Скорее всего, вход в пещеру. Я знаю, что на Урале много карстовых пустот, поэтому говорю Виктору:
— Наверное, пещера.
Он кивает, не говоря ни слова. Обернувшись к мужику, который нас сопровождает, он спрашивает:
— Нам сюда?
Получив в ответ кивок головой, он смотрит на меня:
— Ну, что, пошли.
Я улыбаюсь. Мне все больше и больше нравится ситуация. Не думаю, что здесь прячутся какие-нибудь беглые преступники. Это было бы слишком просто. Да и зачем им вести нас сюда, к их логову?
Вопрос, который возникает в сознании — зачем кому-либо уходить в глухую тайгу и жить в пещере, где нет никаких удобств и благ цивилизации, особенно зимой?
Ответ на вопрос сам просится на язык, но я молчу — не зачем торопить события, думаю, мы скоро всё узнаем.
Лаз достаточно узкий, но вполне проходим. Я пробираюсь за Виктором, протискиваясь между камней. Мужик в меховом полушубке неторопливо следует за мной. Проход постепенно становится шире, и вот я уже я могу идти прямо, не наклоняя голову и не поворачиваясь боком. Становится теплее. И темнее. Мы проходим еще пару десятков метров и выходим в небольшую пещеру, в центре которой горит небольшой костер. Виктор останавливается и смотрит вверх. Закопченный потолок совсем рядом, — протяни руку и дотянешься. Я смотрю на фигуры у костра. Три женщины сидят и что-то делают руками. Я не сразу понимаю, что они вылущивают орехи из кедровых шишек. Перед ними стоят два мешка, — из одного они берут шишки, в другой бросают орехи. На них серые полушубки, скорее всего, из заячьих шкурок, и все трое смотрят на нас широко открытыми удивленными глазами. При этом работать руками они не перестают.
Мужик толкает Виктора дулом ружья и показывает, куда идти дальше. Проход становится то уже, то шире, и мы продолжаем двигаться, причем, дорога явно идет под уклон. Когда мне кажется, что мы уже шагаем достаточно долго, выходим в следующее пустое пространство. Теперь уже значительно больше — потолок теряется вверху, а неровные стены растворяются во мраке. Здесь прохладно, но все-таки значительно теплее, чем в тайге. Три факела освещают ту часть пещеры, где мы находимся.
Я с интересом смотрю на человека, который сидит на камне у стены. Он выглядит спокойным и невозмутимым, словно такие, как мы, приходят сюда каждый день. Света от факелов хватает, чтобы разглядеть его: темные густые волосы и борода практически скрывают лицо. На нем длинная шуба, скрывающая тело. По сути, я ничего не могу разглядеть, кроме глаз, которые направлены на нас. Впрочем, и в них я заглянуть не могу, потому что человек не смотрит на нас.
— Здравствуйте, — говорит Виктор.
— И вам хорошо жить, — отвечает человек в шубе неожиданно сочным и густым басом.
Так как он больше ничего не говорит, Виктор через минуту пытается сказать слова благодарности:
— Спасибо за помощь. Мы заблудились в лесу, идем уже около месяца, а все никак к людям выйти не можем. Может, вы подскажете, где мы находимся, чтобы я мог сориентироваться?
Не получив ответ на свой вопрос, Виктор немного медлит, а потом говорит:
— Нас было трое. Меня зовут Виктор, а это — Михаил. С нами был еще один человек по имени Валентин, но он утром ушел, ничего нам не сказав, и мы не знаем, где он.
Сидящий человек никак не реагирует на его слова, поэтому Виктор, вздохнув, произносит:
— Извините, если что не так, но нам бы хотелось выйти из леса и вернуться к людям. И это всё, что нужно.
