Потом было еще оно убийство, результат которого заставил Валентина бежать из города.
Мозг Валентина поражен, но до того момента, когда он полностью потеряет разум, еще далеко. Тем не менее, я не могу ему помочь, потому что уже поздно. Мой дар не поможет в данной конкретной ситуации, что еще раз подтверждает, что я такой же, как всё, один из миллионов теней, пытающихся выжить в этом безумном мире.
Один из тех, кто идет по дороге от рождения к смерти.
Опустив голову, я вижу Виктора, который целится из ружья. Ствол направлен в голову Валентина. Палец мягко нажимает на курок, и тишина взрывается грохотом выстрела. Мне кажется, что я вижу, как летит пуля, и понимаю, что она предназначена совсем для другой цели.
Заяц. Он сидит метрах в тридцати от нас. Пуля попадает в него, отбрасывая тело в сторону.
Валентин снова кричит. Резкий звук выводит его из прострации.
Я снова поднимаю голову, чтобы увидеть летящие маленькие снежинки. Они, как танцующие грации, уводят меня из этой реальности туда, где в холодном безмолвии меня ждет Богиня. В зимнем лесу, когда до наступления ночи осталось совсем немного, и кажется, что тропа ведет в бездну.
Дойдя до неё и стоя на краю, хочется посмотреть вниз, и, замерев сознанием, почувствовать, как тело летит вниз. Ощущение полета настолько реально, что хочется петь, потому что в песне рождается радость.
Радость от полета, хотя я не птица.
Счастье манящей бездны, хотя я знаю, что она бездонна и смертельна.
Внезапно понимаю, что совсем недавно я умер в очередной раз. Сколько их уже было, — тех моментов умирания, которые я помню, и тех, что забыл. Иногда вполне реальных, иногда — странных состояний сознания, которое играло в игры с самим собой, открывая передо мной иные миры и другие истины. Минут пять назад Валентин задушил меня, отправив моё сознание в короткое и такое знакомое путешествие. То, что я вернулся, говорит лишь о том, что мой мир и мой путь здесь, с этими спутниками, в этой бесконечной тайге, под этим осенним небом, посыпающим моё лицо маленькими холодными снежинками.
Я с удовольствием вдыхаю свежий лесной воздух.
Я вновь отступил от края пропасти, чтобы продолжать путь. Думаю, что еще не раз я буду стоять над бездной и смотреть вниз, подчиняясь гипнотической силе бездонного пространства. Однажды я отпущу сознание и сделаю последний шаг, но, надеюсь, что это произойдет только тогда, когда тропа закончится, и погаснет свет далеких фонарей.
Трещат дрова в костре. Почувствовав запах дыма, я поворачиваю голову и вижу Виктора. Он подбрасывает хворост в огонь. Рядом лежит освежеванная тушка зайца, нанизанная на заостренную палку. Похоже, сегодня у нас свежее мясо.
Подойдя ближе к теплу, я сажусь и смотрю на размеренные спокойные движения Виктора. Словно ничего не произошло, он готовит всем нам еду.
— Как ты думаешь, где мы сейчас? — спрашиваю я.
Пожав плечами, Виктор водружает зайчатину над костром и смотрит на меня.
— Не знаю. И меня это бесит.
Его слова не соответствуют эмоциям, но я уверен, что всё так и обстоит. Он действительно не знает, где мы находимся, и это выводит его из состояния равновесия, хотя внешне он все тот же невозмутимый житель леса. После нашего последнего разговора, он очень хочет вернуться к людям и начать поиски Тамары и, возможно, своего ребенка. Виктор думает об этом практически каждую минуту, и невозможность реализовать свои желания, заставляет его ненавидеть тайгу, которую он любит всем сердцем.
— Как ты? Мне показалось, что он тебя задушил.
Виктор спрашивает и пристально смотрит на меня. Может, он заметил, что я умер. В любом случае, я не хочу ему врать.
— Знаешь, мне показалось, что там лучше, чем здесь, — говорю я, глядя на танец огня, — тихо и спокойно. Сначала страшно, особенно, когда видишь, что летишь в бездну, а потом становится так хорошо, что возвращение кажется еще страшнее и ужаснее.
8.
Я снова и снова вспоминаю слова, которые говорил Виктору. И те фразы, что всплыли в моем сознании, когда я умер.
«Смерть для тела вовсе не означает смерть для духа. Я — Человек, и мне ненавистна эта мысль. Поэтому — давай будем жить красиво. А когда придет смерть, не забудь отпустить своё сознание. Есть иные миры, существуют другие пространства. Возможно, там нас ждут, и, может быть, там нас любят».
Эти слова возникли в моей памяти сами по себе. Однажды мне кто-то их сказал, но я не могу вспомнить кто, и когда это случилось. Но есть странное ощущение накатывающей на сознание радости от предчувствия скорой смерти. Есть чувство, что у тебя есть если не друг, то хотя бы тот, кто вместе со смертью даст тебе возможность вернуться на свою дорогу. Есть образ в памяти, который настолько неясен и размыт, что я не могу четко представить его, но мне кажется, что он сделал для меня что-то хорошее и доброе.
Я думаю о том, как прожить эту жизнь красиво. Что есть красота, если соотносить это слово с жизнью? Достаточно того, чтобы я увидел эту красоту, или необходимо, чтобы тени с ужасом и восторгом передавали через века легенды обо мне? Нужно ли мне, чтобы тени умоляли Бога даровать мне смерть, а потом, когда их мольбы будут услышаны, в устном и письменном творчестве рассказывали друг другу о монстре, словно забыв о своем страхе?
Неся смерть, я создал монстра.
Хотел ли я этого?
Насколько всё это было осознано? Или я просто подчинялся своим мыслям и инстинктам, просто шел по тропе через темный лес.
Прокручивая в памяти события прошлых лет, я думаю о Богине, чье тело существует в замкнутом пространстве рукотворного склепа, а дух пребывает со мной, пусть это и бывает не всегда. Она помогает мне быть самим собой, ведя за руку в тех случаях, когда ситуация становится безвыходной, или когда я теряю путь, сходя с тропы. Она одобряла убийства, я это видел, поэтому мы вместе создали Парашистая.
Красиво это или нет, — не знаю. Думаю, что красота в моих действиях есть, но смогли ли тени увидеть её, смогли ли осознать и принять? Думаю, что нет.
Тени прокляли меня, потому что для них смерть не может быть красивой. Панический страх всего лишь от осознания того, что смерть приближается, никогда не позволит им принять простую истину.
Не только в жизни есть красота, но и в смерти. И что прекраснее, решает каждый сам для себя. Я уже давно знаю, в чем прелесть жизни и смерти, а вот тени опасливо созерцают манящую бездну, и быстро отходят от края пропасти, потому что выбирают жизнь, даже зная, что её лик безобразен.
Я чувствую холодный ветер, который дует от реки. Мы идем вдоль её медленного течения уже так давно, что кажется вечностью эта речная гладь. Виктор молчит всё время, и если слова слетают с его губ, то это обычно руководящие указания на привале или ночевке. Думаю, что он еще верит, что мы когда-нибудь выйдем к людям.
Валентин после того, как получил удар прикладом по голове, совсем перестал говорить. Он ничего не спрашивает, и не отвечает на вопросы. Если Виктор говорит ему собрать хворост, то он, молча и с непроницаемым лицом, идет и собирает. Когда мы совершаем очередной дневной переход, он идет, равномерно переставляя ноги и глядя прямо перед собой. Когда мы вечером кушаем, он берет свою часть пищи и ест, никак не проявляя своё чувство голода или неудовольствие от того, что он засовывает в рот.
По ночам, когда сижу у костра, я отпускаю сознание. Сам не знаю, как это у меня получается, но мне это очень нравится. Это похоже на надувание воздушного шарика, который затем вылетает из разжатых пальцев и летит вверх, через ночную тьму леса к тусклому свету луны. Ощущение свободного полета, — нет никаких ограничений и препятствий, весь мир лежит передо мной, и пусть он пока ограничен бескрайним таежным ковром, я знаю, что когда придет время, я смогу воспользоваться этим умением.
Отпустив своё сознание, я смогу принять бездну.
Иногда я думаю о том, что в последний раз Богиня была со мной на болоте. С тех пор, как выбрался на твердую землю, она не появлялась ни разу. Только образ в моем сознании, только вера в то, что Она рядом и в любую секунду протянет мне руку. Да, я знаю, что это Она вывела меня к костру, так же, как и Виктора закрутила в лесу. Поэтому я не сильно волнуюсь из-за того, что Её нет у костра.
И я не вижу образ в пляшущих языках пламени.
И не слышу в ночной тишине осеннего леса.
Она здесь, просто пока мне не надо помогать.
Я иду в правильном направлении.
Со стороны реки послышался всплеск. Я поворачиваю голову и смотрю на воду. Там ничего нет, — ровная гладь и тишина. Возможно, это рыба. Может, нет.
Иногда мне кажется, что лес пристально наблюдает за нами, но теперь это ощущение отличается от присутствия волчьей стаи. В любом случае, я ничего не вижу, и если в этом таежном безмолвии кто-то есть, то это к лучшему. Пусть произойдут какие-нибудь изменения в этом однообразном путешествии через лес.
