— Чёрт знает что! — пробормотал он.
На первом повороте лестницы профессор увидел в углу согнутый скелет человека, лишённый черепа… Череп валялся несколькими ступеньками ниже. Профессор подошёл ближе, привлечённый блестящей точкой на скелете. Оказалось, что это блик на ручке меча, сиявший на груди скелета, как пламя восковой свечи.
Профессор не стал задерживаться, хотя, при других обстоятельствах, готов был бы потерять здесь и целый день. В настоящий момент его более интересовали живые, чем мёртвые.
Спустившись до того места, где кончались ступеньки, профессор увидел возле зияющей закопчённой ямы распростёртых профессора Иванова и Павлика. Он кинулся к ним. Хотя и засыпанные наполовину песком, исцарапанные и испачканные кровью, они дышали, были живы. Профессор обмыл им лица водой из фляги, перенёс Павлика в тень скал, где ещё оставались кучки песка, свидетели совершившегося чуда, накрыл своей рубашкой лицо профессора Иванова, дышавшего спокойно и равномерно, как спящий человек, и занялся исследованием обстановки. Для него было ясно, или почти ясно, что произошло. Он осмотрел колодец, потрогал его закопчённые стенки, заглянул внутрь, понюхал и выпрямился.
Он с интересом обежал глазами землю, камни, кучки оставшегося песка, высохшие пучки травы и радостная улыбка появилась у него на губах.
— Победа! Полная победа! — пробормотал он по своей привычке думать вслух. — Ага, вот и ты! — радостно воскликнул он, устремляясь к сухому тоненькому растению. Он собрал в горсть мелкие песчинки вокруг него, поднял на уровень глаз и высыпал. Они заблестели, как золотые… — Эх, вы! Я вас ищу повсюду, жду, чтобы вы подали знак, а вы тут, оказывается…
— Здорово, старик! — услышал профессор Мартинов за собой голос. Профессор Иванов смотрел на него, приподнявшись на локте.
— А, пришёл в себя… Ну, как ты себя чувствуешь… разведчик? — добродушно пошутил профессор Мартинов.
Иванов поднялся и подошёл к нему, озираясь так, словно находился в комнате с кривыми зеркалами. Его лицо то удлинялось от изумления, то сжималось в напряжении, когда он старался что-то вспомнить.
— Но куда ты меня привёз? Что случилось? — спросил он с нескрываемой тревогой.
Профессор Мартинов дружелюбно похлопал его по плечу.
— Я взмахнул магической палочкой, и вот! — он описал широкий круг рукой. Затем он рассказал, что видел и что думает.
Профессор Иванов слушал его, онемев от изумления и неожиданности. Но взор его был устремлен куда-то в прошлое, а глаза горели восторженно и пламенно.
— У тебя такой взгляд, будто ты созерцаешь какое-то видение! — вдруг перебил сам себя профессор Мартинов.
— Как мало мы знаем свою родину, её прошлое, свой народ! — промолвил Иванов.
— А это… что ты скажешь об этом смятом растении?
— Бедная Виола цинцисфера![5] Откуда она сюда попала?
— Кто, я откуда сюда попал? Да ведь вы… вы… — послышался за ними голос Павлика. Они обернулись.
— Павлик, мой мальчик, ты цел? — воскликнул профессор Иванов.
Павлик смотрел на них так, словно они были существами из другого мира.
— Это вы… Или какая-нибудь телевизия?..
— Приди в себя, мальчик! — сказал, подходя к нему, Иванов.
— Как вы здесь оказались?
— А почему бы мне здесь не оказаться?
— Но я упал!
— А я спустился.
— Но… где же бездна?
Павлик осмотрелся по сторонам. Ощетинившиеся зубцы, окружавшие бездну, смотрели на него, как ему показалось, с несколько виновным выражением. Вокруг, однако, не было ни песков, ни осыпей, и он поднялся в изумлении.
— Что случилось?
— Потом поймешь, потом всё поймешь. Ты не ранен?
— Кажется, я цел! — ответил Павлик. Иванов засмеялся и похлопал его по плечу.
— Здесь производились металлургические процессы! — крикнул с другого конца площадки профессор Мартинов. — Здесь были печи!
Иванов покинул Павлика и подошёл к профессору Мартинову. Оба занялись кучей шлака, пролежавшей столетия в уголке меж скалами.
— Работа велась в небольшом масштабе. Может быть, этот шлак попал сюда случайно — сказал профессор Иванов.
Профессор Мартинов улыбнулся.
— А крапивник случайно вьёт своё гнездо в тех кустах, где мы с вами вчера его видели? Случайно, думаете вы, выросла здесь Виола цинцисфера? Нет тут никакой случайности. Вот, извольте взглянуть! Это уж бесспорно.
В скале зияли круглые отверстия. Некоторые из них были закопчены, другие нет. По соседству имелись ступеньки. Сойдя по ним, они убедились, что находятся перед старинной печью для выплавки руды. Умело была использована пустота в известняковой скале. Отверстия на верхнем конце нашли теперь своё объяснение.
— В одни из них накачивался с помощью деревянных поршней воздух. Эти поршни — прадеды насоса, которым вы накачиваете шины вашего автомобиля.
Другие служили отдушинами для отвода дыма из печи.
Оставшись один, Павлик подошёл к краю колодца и сел. Он чувствовал себя ослабевшим. Его внимание привлекла куча золотистого песка, и он запустил в него руку, как маленький ребёнок.
Песок дрожал у него перед глазами, рассыпаясь золотистыми искрами… казалось, он сыплется, струится по его одежде, по волосам, по лицу…
Двое учёных, занятые разговором, забыли о мальчике. Профессор Мартинов, случайно взглянув в его сторону, воскликнул:
— Что с ним там такое?
Павлик сидел, уронив голову на грудь, как будто уснувши.
Профессор Иванов подбежал к нему и поднял ему голову. На губах Павлика выступила желтоватая пена…
— Отравление! — вскрикнул в ужасе профессор Мартинов. — Коварное место. Скорее! Наверх, на открытую поляну и воды, воды!
Профессор Иванов схватил мальчика на руки и понёс его по каменным ступеням наверх. Профессор Мартинов последовал было за ним, но потом что-то вспомнил и вернулся. Он осмотрел внимательно место, на котором сидел Павлик, захватил горсть золотистого песка, поднял его на уровень глаз и стал рассматривать. Затем медленно стал высыпать мелкий, как мука, песок. В этот момент порыв ветра сдул песок с ладони профессора и осыпал ему лицо. Профессор, почувствовав горечь и ожог, достал платок, хотел откашляться, но вдруг ему стало так дурно, что он осел на землю, подогнув колени.
Профессор Иванов, остановившийся перевести дыхание, увидел, что произошло, положил Павлика на землю и подбежал к своему коллеге.
— Что случилось? — спросил он в испуге.
— …Мышьяк — прошептал, тяжело дыша, профессор Мартинов. — Бегите! Образуется… разложение…
Профессор Иванов не стал слушать дальше. Он помог профессору Мартинову подняться на ноги и, ухватив его под мышки, повёл наверх.
— Чёртовы… Берлоги! — простонал профессор Мартинов.
18
Махатма Ганди
Университетский служитель дядька Стоян был собственником хорошенькой белой козочки с большими висячими ушами, грустными серыми глазами и бородкой клином. Он купил её вскоре после того, как экспедиция установилась в этих местах.
— Грешно — сказал он — на этих лугах, на этом просторе, не держать скотинки. Так считаем мы, старики. И молочко будет давать, и компанией мне будет. Куда мне с учёными людьми разговоры вести. Козочка, она мне впору…
И он всюду ходил с козочкой. Сперва водил её за собой по тучным пастбищам, по ущельям и лесам, а, усевшись где-нибудь, разговаривал с ней как с человеком, ласкал её, трепал за длинные мягкие уши, за бородку. Впоследствии козочка так привыкла ходить за ним, что не отлучалась от него. Шла сама по его пятам, тёрлась головой о его колени.
— И она живое существо, — излишне оправдывался дядька Стоян. — Ты думаешь, что оно ничего не соображает, не помнит, а вот на тебе, и оно хочет ласки, доброго слова.
За его привязанность к козе кто-то из состава экспедиции назвал его Махатмой Ганди.[6] Тот, кто не знал хорошо старого университетского служителя, подумал бы про него: «Простой человечек, добродушный старик, которому только с козой и беседовать». Конечно, он ошибся бы. Дед Стоян имел привычку говорить так:
— Нас, стариков, в своё время учили не ценить себя выше всякого другого человека. Такой был закон в жизни. Отцы, деды — все так говорили, все старались скромность проявить, обходительность с людьми. И мы, за ними, так же. Теперь молодое поколение, оно другое.
По характеру своему он был любознателен и нельзя сказать, чтобы он проспал жизнь в холодных университетских зданиях. В молодости он присутствовал на лекциях вместе со студентами, у него были любимые профессора, которых он слушал более охотно, были свои наклонности, и профессор Мартинов не раз заставал его в своём кабинете углублённо читавшим какую-нибудь книгу, отложив в сторону тряпку, которой вытирал пыль.
