Черт, он так самоуверен, что это настораживает.
Если бы он не был богат и так молод, каким бы монстром он мог стать?
Вероятно, самым печально известным серийным убийцей столетия.
Я прижимаю рюкзак к груди как щит и выхожу из машины. Если я начинаю свой танец с Дьяволом, то почему бы не начать его сейчас?
Эйден одаривает меня своей улыбкой золотого мальчика, запирая машину.
Я ненавижу эту улыбку.
Это фальшивка, которую он дарит всем остальным. У меня уже есть представление о том, кто он на самом деле, так что он мог бы прекратить притворяться рядом со мной.
Исходя из вида гранитных стен и ощущения старины фасада, я ожидаю, что кофейня будет антикварной.
Мои ожидания рушатся, когда мы заходим внутрь.
Стены оклеены обоями пастельно-зеленого цвета, а столы выкрашены в ровный коричневатый цвет. С потолка свисают несколько черно-белых мотивационных цитат.
Обстановка успокаивающая, а атмосфера… уютная, но не более.
Несколько посетителей разбросаны по залу, но Эйден не занимает ни один из свободных столиков. Он кладет руку мне на поясницу. Странное ощущение пробегает под моей кожей, и я вздрагиваю от прикосновения.
Он ведет меня вверх по потайной лестнице с пастельно-зелеными и белыми ступенями. Наверху оказывается только мужчина, сидящий лицом к огромному стеклянному окну.
На вид ему около сорока пяти, на нем накрахмаленная белая рубашка, а сам он читает газету, потягивая кофе.
Эйден подводит меня к одному из столов с подушками.
Я проскальзываю внутрь, ожидая, что Эйден сядет напротив меня.
И, к удивлению, он не оправдывает ожиданий.
Он садится прямо рядом со мной. Расстояние между нами такое крошечное, что я чувствую жар его тела и вдыхаю его чистый, ядовитый запах.
Будь проклят его запах.
Я поджимаю губы, борясь с желанием отстраниться. Если я скажу ему сменить позу, он сделает прямо противоположное. Черт, он сделает все возможное, чтобы заставить мою кожу покрыться мурашками.
Он кладет локоть на стол и подпирает голову ладонью, наблюдая за мной с ухмылкой.
– Что? – скалюсь я.
– Ты такая впечатляющая, просто очаровательно.
– А ты – нет.
– Я могу смириться с тем, что я не очарователен.
– Я имела в виду, что ты так себе. Образ звезды не в счет. Я знаю, что это маска.
– Ты знаешь, что это маска, да?
– Может, ты перестанешь повторять за мной?
– Ты знаешь, как это охуительно – быть у тебя под кожей, Отмороженная?
– Откуда, черт возьми, мне это знать?
– Вот именно. – Он усмехается, протягивая руку, чтобы ущипнуть меня за щеку. – Ты бы видела, какими красными они становятся. Я так сильно тебя волную?
Я уворачиваюсь от его прикосновений.
– Скорее ты меня бесишь.
– Ты можешь лгать мне сколько хочешь, сладкая. Но как ты думаешь, это хорошая идея – лгать самой себе?
– Может быть, мы все лжем самим себе. – Я повторяю его жест и опираюсь на свою ладонь. Это способ обезоружить его, заставить поверить, что он достает меня. – Ты тоже все время носишь маску.
– Маску, значит?
– Что? Станешь отрицать, что показываешь миру продуманный образ того, кем ты хочешь, чтобы тебя считали?
– Он прилагается к фамилии. – Он подмигивает. – Я не могу быть вечно ноющим, эмоциональным задротом, если собираюсь стать лидером.
Я сосредотачиваюсь на нем. Действительно сосредотачиваюсь. Не засранце Эйдене, короле школы или лучшем нападающем «Элиты», а другом Эйдене. Эйдене Кинге. Наследнике «Кинг Энтерпрайзес».
Если он такой зрелый в таком возрасте и точно знает, как себя вести и что делать, чтобы занять руководящую должность, то, должно быть, в детстве на него оказывалось большое давление.
Социопатами становятся.
Мой позвоночник вздрагивает от этой мысли.
Подвергался ли он… насилию? Не то чтобы это оправдывало то, что он сделал – и продолжает делать – со мной, но это могло бы сложить некоторые кусочки головоломки воедино.
Я делаю глоток воды.
– Твой отец был суров с тобой?
– Ни один из моих родителей не тиранил меня, если ты об этом.
Черт. Я недостаточно мягко изложила свои предположения.
Теперь, когда он все понял, ничего не поделаешь.
– Если это был не отец, тогда кто-то другой?
Он смотрит на меня. Пристально. Энергия, исходящая от него, становится удушающей.
Если бы его глаза были руками, он бы уже задушил меня до смерти.
Официантка останавливается у нашего столика, прерывая этот момент.
– Минеральную воду, пожалуйста, – говорю я.
– Вареные яйца. Бекон. Большой протеиновый коктейль. – Эйден перечисляет, не глядя в меню. – И вегетарианское меню на завтрак с нулевым содержанием жирных кислот.
Мои губы приоткрываются. Я собиралась спросить, есть ли у них какие-нибудь меню на завтрак с нежирными кислотами, поскольку в большинстве ресторанов их нет.
Официантка записывает наш заказ, кивает и уходит.
Я смотрю в лицо Эйдену.
– Откуда ты знаешь, что я ем только такую пищу?
– Твоя тетя готовила вегетарианский ланч, и на твоем столе было печенье особой марки, не содержащее жирных кислот. – Он смотрит на меня. – Кроме того, ты ешь только домашнюю еду в школе.
– Ты наблюдал за мной в школе?
Он игнорирует мой вопрос и наклоняет голову.
– Почему ты не просишь в кафетерии, чтобы для тебя готовили то, что ты предпочитаешь?
Я пожимаю плечами.
– Мне не нравится есть в кафетерии.
– Почему?
– Уровень издевательств там всегда зашкаливает.
Он хмыкает, как будто никогда не думал об этом.
Придурок.
Мои пальцы играют с соломинками на столе.
– Зачем ты на самом деле привел меня сюда, Эйден?
Он ухмыляется.
– Я же говорил. Я угощаю тебя завтраком.
– Ты хочешь, чтобы я поверила, что у тебя нет скрытых мотивов?
– Я лишь хочу накормить тебя. – Он щиплет меня за правую щеку. – Перестань слишком много думать.
Я отстраняюсь от его прикосновения.
– Это немного тяжело, когда ты был моим ночным кошмаром на протяжении многих лет.
Если он думает, что я проигнорирую слона в комнате, значит, у него на уме что-то другое.
– Я ничего тебе не сделал, Отмороженная.
– Ты серьезно в это веришь?
– Верю во что?
– Что ты ничего не сделал! – Мой голос повышается. – Ты подписал мне смертный приговор в тот первый день. Ты знал, что они выберут меня.
– И почему я должен был это знать?
– Вся долбаная школа преклоняется перед тобой. Ты действительно думал, что они оставят меня в покое после того, как ты так красноречиво объявил, что уничтожишь меня?
Он садистски ухмыляется.
– Я не виноват, что меня так любят.
– Ты даже не сожалеешь об этом, не так ли?
– Нет.
Что-то сжимается у меня в груди. Я не знаю, почему я думала, что он проявит хоть каплю раскаяния.
В бесчувственном монстре нет угрызений совести.
Я встаю и бросаю салфетку ему в грудь.
– Спасибо за пояснения. Желаю тебе самого дерьмового дня.
Он хватает меня за запястье и тянет вниз так быстро, так сильно, что я вскрикиваю и падаю обратно на что-то теплое и твердое.
Его колени.
Я сижу у него на коленях.
Мое сердцебиение учащается оттого, что я так близко. Так близко, что мы дышим одним воздухом. Так близко, что я чувствую каждую пульсацию его сильных, твердых бедер подо мной. Так близко, что я почти слышу пульс в своих ушах.
Его лицо находится в нескольких дюймах от моего, так что наши носы почти соприкасаются. Его рука обхватывает мою талию стальным, почти болезненным хватом, и его глаза останавливаются на моих губах, когда он говорит:
– Разве я сказал, что ты можешь уйти?
Мне требуются все силы, что у меня есть, чтобы игнорировать его близость. Я концентрируюсь на его лице, несмотря на желание посмотреть на его губы.
– Я пытаюсь понять тебя, Эйден, правда пытаюсь, но это невозможно. Ты превратил мою жизнь в ад на два года, а теперь хочешь сблизиться со мной даже без извинений? Неужели ты думаешь, что я забуду обо всех этих мучениях просто потому, что ваше королевское высочество так захотело?
