Герцог еще покурил, подставив лицо солнцу, и вернулся к работе.
В квартире на рю Мобийон было тихо, только из-за двери доносились голоса штукатуров. После
того, как прошел обед, Изабелла решила заняться гостиной. Девочки сидели в классной комнате,
склонившись над тетрадями. Юджиния, встряхнув косами, заметила: «Так смешно. Здесь еще
Элиза занималась. А куда Джоанна пошла?»
-В библиотеку, - вздохнула Сидония. «Папа мне два часа выговаривал - мы с тобой очень
неосторожно себя повели. Теперь нас никуда не отпустят».
Юджиния покусала кончик рыжей косы и мрачно отозвалась: «Мне мама тоже, который день
нотации читает. Но ничего, - девочка оживилась, - с взрослыми все равно можно гулять. Например,
с Джоанной».
-Джоанна той неделей уже в Ренн едет – Сидония медленно, аккуратно переписывала
французское упражнение. «С кузенами нам никто гулять не разрешит, да и заняты они. Нат у
адвоката работает, а Пьер со своими русскими сослуживцами время проводит». Сиди выпятила
губу: «Зачем мы им? Мы для них девчонки. Кузен Пьер всего два года воюет, а уже в партизанах
побывал, как в Испании».
Юджиния нежно покраснела и вспомнила его голубые глаза и веселый голос: «Я, кузина Эжени,
несколько месяцев в лесу жил, в землянке. Бороду отрастил даже. А потом..., - Петя замялся, -
потом на восток пошел, навстречу нашим войскам. Там с отцом и увиделся, в сражении под
Березиной».
Профессор Госсек говорил, что года через три, она станет гастролирующей пианисткой, и будет
играть при королевских дворах. «Я могу приехать в Санкт-Петербург, - поняла Юджиния. «Просто, -
она все еще краснела, - он кузен, мы увидимся. Хотя он меня старше, конечно, офицер…,- девочка
вздохнула, - и я даже русского не знаю. Стыдно, папа знает язык. Майкл, Мартин, даже Бен и то
говорит, а я нет. Тетя Тео выучила, и я смогу. Попрошу папу, когда мы в Лондон вернемся».
-Ты что задумалась? - подозрительно спросила Сиди. «И краснеешь».
-Жарко, - пожаловалась Юджиния, но тут в дверь постучали. Изабелла, стоя на пороге, спросила:
«Закончили французский?»
-Сейчас, сейчас, тетя, - спохватилась Юджиния и вернулась к упражнению.
-Они в другой церкви молятся, - вспомнила девочка, смотря на спряжение глаголов. «Дядя Теодор
говорил, в походной часовне, на Елисейских полях. Было бы интересно посмотреть».
За окном был летний, жаркий полдень, на балконе прыгал воробей. Юджиния, наклонив голову,
стала писать.
В комнате стоял застарелый запах табака и пыли. Джоанна огляделась. Вокруг лежали стопки книг,
с загнутыми страницами, диван, обитый протертым бархатом, был загроможден бумагами. Старые
портьеры спускались до грязного, в пепле и каких-то пятнах, немытого пола. Грубый стакан с кофе,
что стоял перед ней - был расколот когда-то, а потом склеен.
Она сразу, с порога, сказала, что времени у нее мало - надо вернуться домой. Сейчас она сидела
на расшатанном стуле. Фурье, расхаживая по кабинету, курил дешевую сигару. «Ему за сорок, -
поняла Джоанна, - однако он очень плохо выглядит. Старше папы. Лысина, морщины... И еще эти
зубы, - девушка незаметно поморщилась. Зубы были испорченными, гнилыми, и пахло от него
чем-то кислым, неприятным.
Она отхлебнула плохого кофе: «Месье Фурье, я считаю вашу идею фаланстера, совместного труда
на благо общества, поистине гениальной. Однако я год провела в среде рабочих, ткачей. У моей
родственницы сиротский приют, в Лидсе, я ей помогала. Трудовой класс совсем не заинтересован
в таких, - Джоанна поискала слово, - коммунах. У них очень развит индивидуализм».
Фурье затянулся, и махнул рукой. «Этоот недостатка образованности, мадемуазель Холланд.
Рабочие не имеют доступа к литературе, памфлетам. Да что там, многие не умеют читать».
-Я могу, - с готовностью сказала Джоанна. «Могу, месье Фурье. Я преподавала детям, сиротам, но
могу и взрослым. Я знаю три языка, и вообще..., - она посмотрела на стопки рукописей, - я хорошо
стенографирую. Я сумею вам помочь, - девушка выпрямила спину.
-Стенографировать? - заинтересовался Фурье. «Сможете записать то, что я вам буду диктовать?»
-Разумеется, - Джоанна вскинула бровь и потянулась за пером и бумагой.
-Она очень хорошенькая, - Фурье расхаживал по кабинету. «Молодая девушка, двадцати нет. Я
для нее буду учителем, наставником..., Она из богатой семьи, сразу видно. Платье простое, но
шелковое, часы золотые. Конечно, я против брака, этой грязной клоаки, где все друг друга
обманывают..., Однако если ей удастся достать деньги на эксперимент с фаланстером, будет очень
хорошо. Надо ее к себе привязать, одной философии недостаточно, - он быстро взглянул в сторону
дивана.
-Начнем, - велел Фурье. Он заговорил. Джоанна стала быстро покрывать бумагу
стенографическими значками. Закончив, она спокойно порылась в своем бархатном мешочке и
отстранила руку Фурье: «Я и сама могу чиркнуть кресалом. Я против того, чтобы мужчины
оказывали женщинам старомодные, отжившие свое знаки внимания. Оба пола равны, и между
нами нет различий».
Джоанна затянулась своей сигаркой. Покачивая ногой, девушка стала читать:
-Обращаясь, в поисках причин, к условиям современной организации, прежде всего, замечаешь,
что ведь только какая-нибудь одна треть населения действительно трудится, а остальные или
ничего не делают, или даже служат делу разрушения. Таких «паразитов» я делю на три группы:
Первая - домашние паразиты, это большая часть женщин и почти всех дети, а также прислуга.
Вторая - социальные паразиты, - сухопутные и морские армии, бесполезные соединения людей,
употребляемые на то, чтобы ничего не производить в ожидании того времени, когда их бросят на
разрушение, добрая половина фабрикантов, купцов, агентов транспорта на море и на суше,
сборщики податей, - Джоанна прервалась, и вскинула прозрачные, голубые глаза:
-Я не согласна с вашим мнением относительно женщин, месье Фурье. Работающая женщина,
вовсе не паразит, а полезный член общества. Я, например, умею готовить, ухаживать за детьми...,
Джоанна все смотрела на него: «Насколько я помню, в фаланстере работы распределяются не на
основании пола, а по очереди, по жребию».
Фурье развел руками: «Согласитесь, что женская природа более приспособлена...»
-Не соглашусь, - упрямо оборвала его Джоанна. Он усмехнулся:
-Я бы хотел с вами подискутировать открыто, мадемуазель Холланд. Приходите на собрания моего
кружка». Серые глаза Фурье остановились на ее груди: «Или можете остаться здесь, - он показал
на диван, - сейчас».
Джоанна помолчала и поднялась: «Я подумаю, месье Фурье, и напишу вам. Я считаю, что
женщина и мужчина должны соединяться, ведомые взаимной симпатией, а я пока, - она
подхватила свой мешочек, - ее к вам не чувствую. В любом случае, я против брака».
- Я тоже, - Фурье удобно устроился на диване. Девушка вдруг подумала: «Надо же, я стою, а он
сидит. Никто из мужчин моего круга себе такого бы не позволил. Но ты, же сама сказала, надо
избавляться от предрассудков».
Фурье закурил: «Я за анархическую конкуренцию, мадемуазель Холланд. Если вы встретите
товарища, что вам больше понравится, уйдете к нему. Если я познакомлюсь с женщиной, и мы
почувствуем влечение - она станет моим компаньоном».
-Надеюсь, - не удержалась Джоанна, - не одновременно со мной. Мы не для того строим новое
общество, месье Фурье, чтобы скатываться к нравам, от которых человечество избавилось еще на
заре своего существования.
-Об этом мы тоже с вами поспорим, - он передал девушке рукописную афишку и улыбнулся: «Жду
от вас письма, мадемуазель Холланд».
Джоанна вышла на улицу. Фурье жил в бедном районе, у холма в квартале Бевиль. Стараясь не
наступать в грязь, девушка сердито подумала: «Надо погулять, пока запах табака выветрится. Тети
Марты со мной не было, и папы тоже, некем отговориться. Здесь кладбище, - Джоанна вытащила
из мешочка свой блокнот и сверилась с записями, - новое, Пер-Лашез. Там дедушка похоронен.
Папа мне отметил, где его могила. Молиться не буду, я в Бога не верю, но навестить ее надо - из
уважения».
Она поднялась по узкой улице на холм. Посмотрев на маленькую карту у себя в тетрадке, пройдя в
каменные ворота, Джоанна повернула налево. Склеп, - белого мрамора, - было видно издали.
Мужчина, - невысокий, в темной, суконной куртке ремесленника, с беретом на голове, - стоял
рядом с изящной оградой.
-Рабочий какой-то, - решила Джоанна. Приподняв подол платья, - пока она сидела у Фурье, прошел
короткий, летний дождь, - девушка направилась к могиле.
Когда Нат вернулся с обеда, Мишель сидел у стола, углубившись в книгу. Он поднял голову,
