-Скоро, - горько повторил про себя Мишель, и приказал: «Забудь! Ты уедешь, а она останется. У
тебя есть долг перед его величеством и Францией, а она - дочь человека, который расстреляет
тебя, даже не задумываясь».
Перед ними, по зеленой, еще влажной траве, прыгала птица.
-Ловил, - согласился Петя: «Насчет папы и мамы ты не волнуйся. Я с ними поговорю, и сообщу
тебе. А ты, - попросил Петя, - не рискуй, понятно?»
-Не больше, чем нужно, - Мишель, на мгновение, привалился головой к его плечу. Потом он
вздохнул: «Давай, я тебя до выхода провожу, милый. Спасибо, что пришел».
-Ты мой брат, и так будет всегда, - просто ответил Петя. Они расстались за оградой. Мишель,
подождав, пока Петя завернет за угол, купил у девчонки букетик фиалок. «Я бы корзину купил, - он
взбежал наверх, - но ведь ей домой надо возвращаться. Господи, я бы все цветы мира ей
подарил…»
Ветер шевелил белокурые локоны на ее затылке. Она сидела, глядя на зеленые, видные отсюда, с
холма, поля. Мишель услышал, как она дышит - неровно, прерывисто.
-Леди Холланд, - он отчего-то вздохнул, - вот, это для вас.
Джоанна приняла букет: «Я же говорила - я против всех этих старомодных вещей. Господи, что это
со мной?»
Он стоял, засунув руки в карманы куртки, - невысокий, изящный. Джоанна, неожиданно,
покраснела: «Спасибо, капитан де Лу».
-Говорят, - он все никак не мог отвести от нее взгляда, - говорят, сюда перенесут останки Элоизы и
Абеляра. У вас в Англии есть поэт, Александр Поуп. Моя мама его очень любит. Он написал стихи о
них, хотите послушать?
-Я не люблю поэзию, - было, собралась, сказать Джоанна, но вместо этого только кивнула:
«Очень». На крыше часовни сидели голуби. Мишель, улыбнувшись, кинул им зерен. «У меня
всегда с собой,- объяснил он, - в кармане».
-Кузен Пьетро так делал, - подумала Джоанна. «Мне Рэйчел рассказывала, он всегда птиц
подкармливал». Птицы захлопали крыльями. Мишель велел: «Слушайте». Он рассмеялся - два
голубя, белый, и серый, толкались у его ног.
-Это, наверное, Элоиза с Абеляром, - Мишель закрыл глаза. Потом он начал читать, - высоким,
сильным, красивым голосом:
-Что радости быть равной королю?
Нет, дайте мне того, кого люблю!
И пусть я буду тайною женою,
Мне все равно - когда мой друг со мною,
Когда неразделимы я и он,
Когда любовь - свобода и закон!
О, как тогда все полно и прекрасно!
В груди - ни страхов, ни тревоги страстной,
Мысль слышит мысль, мечта влечет мечту,
Тепло - в другом рождает теплоту;
Сердца напоены блаженным светом...
О, это счастье! Если в мире этом
Возможно счастье…. – Мишель прервался. Джоанна, потянувшись, взяла его за руку.
-Возможно, капитан де Лу, - серьезно сказала девушка. «Теперь я знаю, возможно».
Мишель наклонился и поцеловал ее - нежно, долго. Голуби вспорхнули с лужайки и поднялись в
летнее небо.
В карете было темно. Петя сидел с повязкой на глазах. С набережной Августинок его забрал
невидный человек в простом сюртуке, с коротко стрижеными, седоватыми волосами.
-Я буду вашим поручителем, - он открыл дверцу экипажа.
-Позвольте, - он прикоснулся к плечу Пети и протянул ему повязку.
-Так положено, - мужчина подождал, пока Петя устроится на сиденье, и взобрался на козлы.
Юноша сидел, вдыхая запах пыли, пытаясь считать повороты, но вскоре сбился и бросил. Он
внезапно понял, что даже не знает, что его ждет. Они с Никитой Муравьевым и князем Трубецким
пошли по тому адресу, что им дал дядя Джованни. Это был красивый, окруженный каменной
стеной, особняк. Привратник прочитал записку и впустил их в изящную переднюю, с мраморным
полом, и греческими вазами в углах. Человек, что вышел им навстречу, - высокого роста, с военной
выправкой, - тоже просмотрел письмо дяди Джованни. Протянув руку, он потребовал: «Ваши
визитные карточки, господа».
Никита Муравьев неслышно шепнул: «Такому не скажешь, нет. Генерал, наверное, какой-то». В
светлых глазах их хозяина, - заметил Петя, - на мгновение, заметался смех.
-Вам напишут, - коротко заметил человек. Он изысканно поклонился: «Рад встрече, господа».
Два дня назад на набережную Августинок городской почтой доставили простой конверт. В письме
Петю предупреждали, что за ним заедут. Он откинулся на спинку сиденья и вздохнул: «Мишель,
Мишель...». Со времени их свидания на Пер-Лашез они не встречались. Петя передавал записки
через Ната, оставляя их в адвокатской конторе. «Как бы это устроить, с папой и мамой..., - подумал
Петя и разозлился: «Да что устраивать, просто скажу им, и все. Мама Мишеля столько лет не
видела. Они все время о нем разговаривают, волнуются..., Можно где-нибудь за городом
встретиться, в лесу, никто ничего не узнает».
Карета остановилась. Петя, услышав, как открывают дверцу, вдохнул запах цветущих роз. «Здесь
сад, - он уловил скрип калитки. «Наверное, тот же самый особняк, куда мы в первый раз
приходили».
-Прошу вас, - вежливо сказал его поручитель и взял Петю за руку. Они спускались по узкой, крутой
лестнице. Петя посчитал - ступеней было тридцать шесть. Он почувствовал прохладу подземелья,
дверь открылась и юноша понял: «Большая комната. В ней люди, я же шорох слышу». Все затихло,
его вывели в центр комнаты и до него донесся знакомый голос: «Положите сюда руки. Это Библия,
и обнаженный клинок».
Петя почувствовал под пальцами знакомый эфес и еще успел удивиться: «Но как? Дядя Джованни
говорил, что папа больше не ходит в ложу...»
-Повторяйте за мной, - велел тот же голос и Петя, послушно, стал говорить:
- Клянусь, во имя Верховного Строителя всех миров, никогда и никому не открывать без
приказания от ордена тайны знаков, прикосновений, слов доктрины и обычаев масонства. Клянусь
хранить о них вечное молчание, обещаю ни в чем не изменять ему ни пером, ни знаком, ни
словом, ни телодвижением. Обещаю никому не передавать о нем, ни для рассказа, ни для письма,
ни для печати или всякого другого изображения и никогда не разглашать того, что мне теперь уже
известно и что может быть вверено впоследствии.
Повязку сняли, и он увидел перед собой темные, спокойные глаза Джованни. «Поздравляю, - дядя
улыбнулся, - с посвящением в степень ученика. Друзья твои, - шепнул ему мужчина, - уже здесь,
мы тебя напоследок оставили».
Давешний высокий, светловолосый мужчина вручил ему белый, кожаный фартук, такие же
рукавицы и грубую, серебряную лопаточку.
-В знак того, - сказал он, - что вы сейчас вступили в братство каменщиков, созидающих Храм
человечества и в напоминание о том, что лишь чистыми помыслами, и непорочной жизнью,
можно надеяться возвести Храм Премудрости, дорогой брат.
-Непорочной жизнью, - повторил про себя Петя. Он вспомнил, как, еще в Германии,- они с отцом
стояли на квартире, - к хозяйке, пожилой вдове, приходила дочь - хорошенькая, молоденькая
женщина. Она была замужем, но, встречаясь глазами с Петей, лукаво ему подмигивала. Отец тоже
это заметил, и сказал как-то раз: «Не надо, милый. Все это, - он повел рукой, - гроша ломаного не
стоит, в сравнении с настоящей любовью. Я твою мать пятнадцать лет ждал, и ни разу не пожалел
об этом. Также и у тебя будет, поверь. Сердце-то у тебя, Петька, - отец рассмеялся, - наше, сразу
видно».
Они поднялись наверх, в столовую, отделанную каррарским мрамором. Петя, взглянув на серебро
и хрусталь, - стол был накрыт к завтраку, тихо спросил: «Дядя Джованни, а наш хозяин - кто он? И
как сюда наша сабля попала?».
-Брат Шарль-Фердинанд, - только и сказал Джованни. Петя, потрясенно, подумал: «Герцог
Беррийский, младший сын дофина. Так вот он какой».
-А сабля, - Джованни налил ему вина, - это я у твоего отца одолжил, дорогой племянник. Мне так
правильней показалось, чтобы ты на ней клятву приносил.
Когда он, с друзьями, вышел на улицу, Никита Муравьев вздохнул: «Эти люди столько знают, что
нам до них еще расти и расти. Не могу поверить, что сидел за одним столом с Шатобрианом, - он
оглянулся на особняк. Петя, весело, заметил: «Ничего, мы теперь каждую неделю будем
встречаться, поучимся у них».
На набережной Августинок было тихо. Петя, заходя в подъезд, услышал знакомый голос: «Кузен
Пьер!»
Нат стоял, прислонившись к стене, засунув руки в карманы сюртука.
-Меня он послал, - Нат указал в сторону Латинского квартала. «Попросил, чтобы я тебя привел к
церкви Сен-Сюльпис, и сам пришел».
-Зачем? - недоуменно спросил Петя.
Нат только пожал плечами и посмотрел на свой хронометр. «Он очень торопился, - это все, что я
тебе могу сказать».
Петя пошел вслед за кузеном.
Выйдя на площадь Сен-Сюльпис, Джоанна облегченно вздохнула. Мишель стоял у паперти церкви,
