…у тебя есть графиня фон Махель, она сделала для тебя много добра, и если бы ты оказался на моем месте, написал бы ты на неё пасквиль?
Он устало вздохнул и его жест нетерпения, показал, как ему это все неприятно, но и не понятно. Он покачал головой, но не в знак ответа, а в знак непонимания её позиции и её вопросов.
— Ани, друзья иногда только кажутся друзьями. Ты не к месту задаешь мне эти вопросы. Я мужчина, ты женщина, ты не должна выносить чьего бы то ни было давления, у нас разные миссии в жизни и перед Аллахом… …Не зачем женщине заниматься мужскими делами, вынашивать в своей голове мысли и идеи, не принадлежащие к её крову, семье.
Она отрицательно закачала головой.
— Нет. Нет. Пусть так. То, что случилось, уже случилось, скажи мне только, ради своего удобства и спасения, комфорта, ты подписал бы бумагу, после которой твои друзья лишаться свободы?
— Ани, они её и так лишаться. День, два, а может твоя Светлана уже сидит в другой камере. Ну полицейские же уже все знают.
Ани опустила глаза и процедила сквозь зубы. — Зачем тогда они изматывают меня, требуют, чтобы я подписала… …Артур. Мужской ответ — да или нет, ты ускользаешь как зыбкий туман. Ответь……
Войцеховский молчал.
Она вскинула голову, чтобы ответ прочитать в его глазах и так как он не опустил глаз под её взглядом, и не ответил «да», она поняла, что он не подписал бы на её месте ничего.
Ани тогда уже взяла свою тяжелую голову в руки и не смотря никуда, с закрытыми глазами, стала говорить эти слова, но не ему, а рассуждая сама с собой.
— Мне страшно. Всем людям страшно. Страх нужно преодолеть, не смотря, ни на что. Я слабая, я трусливая женщина, я люблю мужчину, который связан брачными узами с другой, и мы грешны перед Богом и девой Марией, и получив свободу, мы опять будем жить по-старому, ты с графиней фон Махель, я одна… Я потеряю друзей, уважение самой к себе, потому что я пойду против себя …как же мы все хотим тепла и комфорта! О, мой Бог, как мне страшно и как я устала. Мой сын не гордился бы своей матерью. Зачем мне нужна такая жизнь, пусть лучше выпасть из этой проклятой жизни.
— Ани… — только позвал он. Ему это слышать было невыносимо. — Ты в своем уме?
Она открыла глаза.
— Артур. Если ты будешь продолжать со мной разговаривать, я сойду с ума. Это правда. А может я уже сумасшедшая? Оставьте меня все в покое… — и она закрыла глаза, потому что сейчас единственного что ей хотелось — это просто хорошо выспаться и свежего воздуха, чтобы ночью не просыпаться каждые двадцать минут от ощущения, что тебе становится нечем дышать.
Войцеховский был ошеломлен. Он был сбит с толку упрямством Ани и её силой воли. Как бы там ни было, воля и разум этой женщины ему не подчинялись, хотя она была настолько искренняя в своих чувствах. Она не лгала, что ей не страшно, но …признаваясь в этом, она превозмогала саму себя. И с таким Войцеховский столкнулся в своей бурной жизни впервые. Не он, а она начинала ломать его психику. С глубоким удивлением и не пониманием он смотрел на её заостренные, бледные черты лица, хрупкие плечи и недоумевал, что он, может найти в особе женского пола что-то еще, кроме желания быть с ним рядом и пользоваться его заботой и вниманием. Он тогда не принял и не понял её побега из Будапешта от него, когда они стали близки, и только насильно вышвырнул все из своей головы, как сорняк вырывают с корнем, лишив его питания. Он мог заблокировать некоторые свои мысли, но сейчас его душа с немым вопросом делала «постойки смирно» перед упрямством этой женщины. Он бы, не зная её хорошо, принял такое поведение как нескончаемую женскую глупость, но думать он так уже давно не мог про Ани и чувство интуиции подсказывало ему, что все манипуляции с её сердцем бесполезны. И в глубокой растерянности и растущим человеческим почтением к преданности, дружбе, он старался найти приемлемое для обоих решение, но задача не решалась.
Заскрипела дверь и Ани вздрогнула и съежилась от тяжелого осознания, вошедшего так на долго горя в её жизнь. Машинально она уставилась в зияющую пустоту открывающейся медленно двери, ожидая с той стороны всего наихудшего. И тут же вопросительно на Войцеховского, который сидел молча, изо всех сил метясь в лабиринтах своего практичного ума, до последнего надеясь найти решение. И когда он поднял на неё глаза, она впервые прочитала там растерянность и великий страх заключил её в свои оковы. Она поняла, не все в его силах, не всемогущ он и ей придется шагнуть в безнадежную пустоту совершенно одной.
Закрыв лицо рукой, сама не зная — зачем, услышала голос дежурного конвоира:
— Прощаемся.
И тут же осудила себя за такое малодушие. Ее пронзила мимолетная мысль: «Может мы видимся в последний раз, пусть он запомнит меня сильной» Ее плечи, следуя за мыслями, распрямились и она оторвала руку от лица, только губы, слегка дрожа, выдавали сильное перенапряжение. С вымученной улыбкой, гордо подняла голову, обращаясь к Артуру.
— Я буду прилагать все усилия, чтобы не сломиться. Я ни в чем не уверена, только в том, что я постараюсь, очень …изо всех сил, Артур …как бы ни было, я благодарна тебе, что ты постарался мне помочь. Прости меня …упрямую.
Он смотрел на неё снизу вверх, и она чувствовала свое моральное превосходство. Духовный уровень так тонок и неоднозначен, откуда появляются внутренние видения, ощущения? А они самые истинные определители действительности. Войцеховский сам на себя не был похож. Казалось это его лишили свободы, а не Ани. Это он от недоедания и недосыпания, атакующего страха, лишился последних сил. Как раненный, обескровленный зверь, он поднялся со стула и чудным образом, казалось, что преодолевает сам себя неимоверными усилиями и каждое движение ему дается с трудом. Медленно подойдя к Ани, он только одной рукой прислонил её к себе, а другая повисла, как плеть у неё на плече. Она не понимала, что с
