подстанции у меня другие обязанности.
Теперь, зная, что деваться ей некуда, можно говорить любые глупости.
– А что же нам делать?
– Ну хорошо, – соглашается Роман, ещё чуть поломавшись, – пойду, взгляну, что у вас там.
Тимоша и Сашка, вооружившись спичками, проверяют пробки. На хозяина дома они смотрят так
виновато, словно они-то тут всё и сожгли. Роман в костюме, надушенный сногсшибательный
одеколоном «Шипр», встаёт на стул, услужливо придерживаемый ребятами, вынимает из футляра
специальный контрольный прибор, ясно указывающий, что он тут не какой-то там простой
совхозный электрик, а именно дежурный электрик подстанции напряжением тридцать пять тысяч
вольт (да, собственно, такие электрики, как он, совхозу даже и по штату не положены). Сейчас
лишь из-за одного этого прибора с футляром всем прочим ухажёрам и электрикам совхоза до него
как студентам до профессора. Роман просит Тимошу подсветить ему спичками, и тут же в пальцах
Тимоши вспыхивает пучок из трёх спичек. Понятно, что контрольная лампочка прибора, как ей и
полагается, без напряжения светиться не может.
– Да уж, – назидательно произносит Роман, понимая, что глупее этого не может придумать
ничего, но почему бы и не говорить эти глупости, если им внимают?
Видя, что необходимый эффект достигнут, Роман отправляется в комнату связи. Зинка
увязывается следом. И под какую луну попадают они, переходя вместе из одной двери в другую!
Луна на небе такая большая и близкая, что это даже интересно – почему же она не греет?
Включив свет в комнате связи, Роман встаёт на единственный стул, который тут есть, смотрит в
распределительную коробку.
– А…а, так вот оно в чём дело, – говорит он с таким умным видом, на какой только способен.
Минута требуется ему для того, чтобы соединить расцепленный провод. Зинка на его чёткую,
уверенную работу смотрит завороженно.
– А ведь тут может и убить, – как бы между прочим произносит Роман очередную глупость,
обматывая провод изолентой. (Ну как тут не вспомнить паникёра Тараножкина, который чуть было
не начал тушить столб, находящийся под напряжением, а вечером грустно произнёс: «Знаете,
ребята, а ведь сегодня я мог и погибнуть…»)
– А что это ты сегодня вырядился? – спрашивает Зинка.
– Это неважно… Пригласили в одно место. Учителя. Учительниц много, а учителей нет.
Он не спеша собирает инструменты, как бы не замечая Зинку, выключает свет. Городская
телефонистка стоит в дверях так, что, выходя в темноте, он сталкивается с ней. И это
столкновение тут же становится объятием. Роман просто задыхается от её невероятной
податливости. Кажется, бери и делай с ней, что хочешь. Всё – этим объятием его статус
восстановлен. Прости и прощай, бедный Тимоша…
– Ну, вот почему я так веду себя с тобой? – даже с какой-то досадой произносит Зинка. – Ты
обнял меня, а я стою, как дура. А ведь у меня обычно такое отвращение, когда ко мне
притрагиваются. Только тебе я почему-то доверяю. Так тоскливо мне сейчас… Вот уеду я скоро, а
на будущий год вместо меня приедет какая-нибудь другая девушка, и ты с ней так же
познакомишься…
Она смотрит на него широко открытыми глазами, и в свете луны Роман почти с восторгом видит,
как из них неожиданно выкатываются слёзы. Зинка подставляет пальцы к обоим глазам, и слезы
катятся по ним, как по трамплинам. Кто бы мог знать, что она так относится к нему!
– Ничего, – почти с дрожью говорит Роман, стараясь выглядеть холодным, – ты и сама
забудешь меня, когда уедешь…
– А если не забуду? Возьму да детей от тебя нарожаю.
– Просто так их не рожают. . Тем более, детей, а не ребёнка.
– Ну, это конечно…
– Детей ты нарожаешь от того, за кого выйдешь замуж. А наши отношения могут быть только
такие, какие есть.
Вот он момент, когда она у него в руках. А ведь сидящие в квартире, теперь уже в квартире со
светом, считают время секундами. Сейчас сюда обязательно кто-нибудь придёт. Что ж, всё
недополученное сейчас он с лихвой получит позже.
– Ладно, мне пора, – говорит Роман, вовсе не желая уходить.
Домой он приходит с видом победителя, торжественно, как китель с орденами, вывешивает на
плечики костюм. Спектакль удался, а у Нины понурый вид. Чтобы поднять её настроение, надо
полностью отчитаться за всё сказанное, слышанное, сделанное. Что ж, сейчас он делает это легко.
Нина, выслушав его, и в самом деле успокаивается, начиная готовиться к стирке. Роман возится с
Машкой, пытаясь построить с ней крепость из разноцветных кубиков. А в душе снова разлад. От
победы в душе слишком торжественно, а из-за жены – тревожно. К тому же, теперь уже просто
341
нельзя не прислушиваться к звукам за стенкой. Слова размыты, но голоса узнаются. Кажется,
голоса Тимоши и Зинки слышатся из кухни. Роман берёт с плиты миску, в которой приготовлена еда
для Мангыра, выходит на улицу.
Мангыр встречает его прямо у порога, пытаясь допрыгнуть до чашки. Роман выливает еду в его
миску и тут же идёт к штакетнику, разделяющему ограды. Окно на кухне завешено простынёй, но
не до самого верха. Роман влезает на штакетниковый заборчик, заглядывает в открытую полоску и
тут же чуть не сваливается от изумления. Зинка сидит на коленях у Тимоши! А на лице Тимоши
застывшая, как у дурачка, сладкая, напряжённая улыбка. Стоять, ни за что не держась, на прясле
штакетника трудно. Покачнувшись и не устояв, Роман прыгает на землю. Постояв с минуту и
отдышавшись, снова взбирается наверх. Тимоша на стуле уже один. Может быть, Зинка на его
коленях просто померещилась? А вот и она. Вернувшись из комнаты и оказавшись на тех же
коленях, она без всякой, объявленной ей неприязни, льнёт к Тимоше своей тяжелой грудью. У
Романа сохнет во рту. А как же её вздохи и слова?! А слёзы, скользнувшие по пальцам?! Ведь и
слова были, кажется, произнесены искренне, и слёзы не были водой. Искренним было всё! И слова
её не могли быть заготовленными, они, казалось, вырвались у неё случайно, от волнения!
У Нины закончена стирка.
– Отожми бельё! – просит она, когда Роман входит в дом.
Что ж, это даже очень кстати. Роман тут же берётся за это удачное дело: и лица не видно и
раздражение есть во что вложить.
Всю ночь он не может спать. Знания из учебников по психологии, тщательно изученные в
городской читалке, надо выкинуть из головы. Никакие законы этой «строгой науки» на самом деле
не работают. Сначала Роману не дают заснуть голоса за стенкой, а после того, как уже ночью
ребята уезжают,
