этом спектакле. Да, пожалуй,
точка тут поставится сама собой – в своём быстром разочаровании после победы можно не
сомневаться.
Возможность «тряхнуть стариной», обновив свой донжуанский опыт, отдаёт даже чем-то
ностальгическим. Приятно не спешить, а, применяя почти научную тактику, просто смаковать уже
саму возможность обольщения. Зинке нравится игра в искусительницу. Что ж, пусть играет. А он
проложит такие психологические рельсы, по которым она, переиграв, сама соскользнёт к нему.
Поскольку мужским вниманием она не обделена, то по-настоящему её зацепит лишь умеренное
равнодушие и насмешка. Тем более, что равнодушие-то сыграть проще всего. На сопливые
комплименты он всё равно не способен.
Растапливая печку в очередной вечер, Роман намеренно игнорирует её тягучие зелёные
взгляды, потом равнодушно встаёт и, не прощаясь, уходит. Зинка остаётся застывшей в полном
изумлении. Роман ждёт реакции, и она есть. Минут через пятнадцать уже переодетая и по-боевому
благоухающая духами, соседка является к ним. Роман делает вид, что ему и дела нет до неё, сидя
в комнате, уткнувшись в книгу.
– У тебя так много книг, – специальным грудным голосом произносит Зинка, мягко ступая около
полок и томно ведя пальчиком по корешкам. – Ты дашь нам что-нибудь почитать?
336
– Не знаю, – равнодушно пожимает плечами хозяин, изображая недовольство, что ему мешают,
– посмотрю на ваше поведение.
– Ну вот, сразу «посмотрю», – говорит она, в свою очередь изображая обиду.
Роман изо всех сих сохраняет безучастный вид. Покрутившись ещё немного, Зинка уходит,
рассерженно хлопнув дверью, чем даже веселит Нину, которая в курсе тактики мужа.
С этого момента соседка переходит в наступление, используя всякую возможность, чтобы
оказаться у него на глазах. Теперь все её жесты гипнотические, а взгляды тягучие, как сироп.
Каждый день после работы на неё нападает какая-то дурь: при Романе она шутливо задирается на
подруг или валяется с Мангыром в единственном сугробе, наметённом перед окнами. Несколько
раз она приезжает с отары верхом на коне (отара, на которой они работают, недалеко) и ездит
туда-сюда перед окнами. Удивительно даже: когда это она успела научиться ездить верхом?
Романа всё это просто смешит. Конечно, по всем показателям она уже, что называется, дошла, но
куда тут с ней уединишься? Тут, кстати, и спешить не хочется: мышка поймана – приятно ей
поиграть, прежде чем съесть.
Её неожиданное умение ездить на лошади удивляет и Нину.
– Ты, наверное, смотришь на неё и сравниваешь нас, – говорит она, как-то стоя у окна с Машкой
на руках, – думаешь про меня, что я так не умею.
– Ты хороша такая, какая есть, – успокаивает её Роман.
– Она тебе нравится?
– Ну, пожалуй, чуть-чуть, если честно.
– А чем она хороша?
– Тем, что в ней есть. А сравниваться не надо. Вы как бы дополняете друг друга. Ну, например,
она любит кошек и собак, а ты их терпеть не можешь. Раньше мне это не нравилось в тебе, а
теперь я думаю, что если это любит другая женщина, которая мне нравится, то тебе вроде и не
нужно. Или ещё. Ты хрупкая, твои движения и жесты лаконичные, короткие. Мне это тоже иногда
казалось непривлекательным. А теперь я вижу её размашистость во всём, и твоя хрупкость
кажется мне достоинством. Или другое: в тебе больше внутреннего обаяния, в ней больше
физической силы. И так во всём.
Нину такие рассуждения повергают в шок. Дожилась: её дополняет какая-то девка!
– И когда же всё это у тебя закончится? – вздохнув, спрашивает она.
– С ней – хоть сегодня. Ты же видишь, она уже в моих руках.
– Знаешь, о чём я подумала? Если уж мы договорились с тобой, я не против твоей свободы. Но
эта Зинка уж как-то явно не по тебе. Мне даже обидно за тебя. И за себя тоже. Ну, есть же
женщины получше…
– Ты же знаешь, что мне от неё нужно. А, кстати, ты что, можешь мне кого-то предложить?
– Ну и разговоры у нас! Могу и предложить. Да вон хотя бы Тоню Серебрянникову взять…
Роман сидит на табуретке и чувствует, будто его прихватывает к жёсткому сиденью. С Зинкой-
то, понятно, всё временно, а вот Тоня – это уже иное. Про Кармен, правда, ходит по селу не очень
красивая слава. И ребёнок со стороны как бы подтверждает эту славу. Но когда Роман видит Тоню
на улице, гордую и статную, то не верит ни одному слову сплетен о ней. Ребёнок? Ну и что? Живёт
одна. Захотела ребёнка, и он появился. И наплевать на все пересуды. Так что уж если на кого он
всерьёз заглядывается в Пылёвке, так это Тоня и есть. Но в этом он боится признаться даже себе.
Как это Нина подслушала его мысли?!
– Ты и это разрешаешь мне? – тихо спрашивает Роман.
– А куда денешься… Я вот думаю: не уехать ли мне на сессию пораньше? Я ведь только мешаю
тебе с этой Зинкой.
От боли, звучащей в её голосе, у Романа переворачивается душа. Ну, это уж, пожалуй,
чересчур. Конечно же, чистыми-то свои намерения он считать никак не может, но чтобы из-за них
выпроваживать жену…
– Нет уж, на твой отъезд это никак влиять не должно, – говорит он.
Роману и впрямь кажется, что Зинку он уже может взять в любой момент. Один шаг – и всё. Нет,
он сделает свою победу ещё убедительней – пусть этот шаг сделает она. Пусть придёт к нему как
кролик в пасть удава. Пора вложить в её сознание, что всё необходимое произойдёт непременно.
– Никуда ты от меня не денешься, – как бы между прочим говорит он ей этим же вечером в
каком-то полушутливом разговоре с намёками, опять же за растопкой печки. – Всё дело времени.
– А спорим, что ничего не будет, – иронично и вдруг вроде бы уже как-то с другой стороны
своего заигрывания заявляет она.
И всё. В её насмешливом взгляде Роман читает полный провал всей своей мудрёной тактики.
Переиграл-то, оказывается, он. Была готова, да вмиг упорхнула. Зачем он это сказал? Только
дурак доводит ситуацию до игры в принципы.
Пока он сидит, хлопая глазами, Зинка добивает его окончательно:
– Ты слишком самоуверен. Я таких терпеть не могу!
337
Тут же, скрипнув тугими бёдрами, она поднимается с корточек и уходит к девчонкам, впервые
бросая его у печки, которую он сегодня разжигает как будто для себя самого. Вот это просчёт! Не
учесть её самолюбия! Психолог!
Чувствуя всё нарастающий жар от разогревающейся печной дверцы, Роман сидит ещё немного
в надежде, что Зинка выйдет, а потом плетётся к своей законной женщине.
