черновик и чистовик.
* * *
Дождёмся, чтоб стало немножко теплей,
а чуть только станет теплей -
я флот соберу из моих кораблей,
из белых моих кораблей:
высокие мысли о чём-то таком,
гуляющие вразнобой,
однажды удастся построить гуськом
и вывести вслед за собой.
Когда-нибудь кончится мёртвый сезон
и высохнет влажный газон -
и в том, что случается, будет резон,
не правда ли, друг мой Язон?
Да нет, золотого руна чешуя
становится всё тяжелей -
и дни ускользают, как рыбки снуя,
и нет у меня кораблей.
* * *
За мной бумажный плащ Басе
летает неотвязной тенью -
и все мои приобретены!
зовут Зачем-Мне-Это-Всё.
А там – весёлый пилигрим
при посохе неутомимом
идёт владеет целым миром
за то, что распростился с ним.
Присев у краешка стола,
я отпускаю на свободу
мои дремучие заботы,
мои гремучие дела.
И улыбается душа -
в преддверии прогулок пеших,
и надо мной уже трепещет
крыло бумажного плаща.
* * *
Тут можно сократить, тут – просто снять.
Я ничего не буду объяснять:
всё это были не мои слова -
так светит солнце, так растёт трава.
И если что не так – я ни при чём:
так распевала птичка над плечом,
так утверждала ветка бузины,
с которой мы давно уже дружны.
А если о душе… то что ж – душа?
Душа, легонько крыльями шурша,
всё время хоть и близко, да не здесь -
и точно знаешь, что была! А есть?
Я знал одну букашку – и она
любила ныть до самого поздна
о том, что счастья в жизни не нашла, -
а тоже ведь летуча… Как душа.
Я ни за что не отвечаю сам,
я переменчив, я Марсель Марсо -
а если что не так и написал,
то измените… нет, забудьте всё.
* * *
Вот и мы нагулялись: присядь
на бессонную снежную гладь,
на бездомную эту скамью
неизвестной земли на краю.
Ненадолго останемся тут,
где отважнейшая из минут,
парой крыльев смешно семеня,
норовит улететь от меня…
пусть её! Не удержишь, не тщись
всех минут этих, цепкая жизнь,
всех рисунков, всех видов письма,
на какие способна зима:
всё равно от тебя ускользнёт
в стрекозиных прожилочках лёд,
и за все за твои за труды
на ладони – лишь капля воды.
* * *
Ах, память, память… за тобой
возок с трофеями – из рая:
кольнула Первая любовь,
задела крыльями – Вторая:
так, значит, живы до сих пор
те небеса, слова и даты -
хоть жизнь себе во весь опор
давно летит ещё куда-то!
А то, случается, стегнёт
совсем уж беспощадной плетью:
я узнаю твой знойный гнёт,
любовь – мучительная, Третья;
или повеет холодком:
любовь Четвёртая – шалунья,
она была ночным цветком
и расцветала в новолунье.
Притом что со стены любой -
напоминая чем-то что-то -
всё смотрит Вечная любовь:
забыл, которая по счёту.
ИМЯ
Анастасия
Ты не ходи по траве босая
и не сметай облака рукою,
а погляди-ка, что тут такое:
тут воскресенье, Анастасия.
Мы под суровыми небесами,
вдоволь накушавшись валило да,
помню, не раз уже воскресали,
Анастасия… да не надолго.
Нынче всё будет совсем иначе:
мы уже больше не поддадимся
ни темноте сумасшедшей ночи,
ни золотой тесноте единства.
Все безделушки детского сада
сложим в какую-нибудь шкатулку:
в них всё равно ведь немного толку…
Правда, нам много-то и не надо!
Будем как голуби и как дети -
чистые перья, лёгкие крылья,
райские кущи… дескать, владейте,
дескать, бездонен рог изобилья.
Да не пойдёт наша жизнь на убыль,
в новые пропасти нас бросая, -
или тогда уж опять – погибель
и воскресенье, Анастасия!
Дарья
Вышел на берег старый дурень,
у него и молитва – дурья:
смилуйся, государыня Дарья,
не руби мою жизнь под корень!
В ней полно драгоценного скарба:
и стихи, и глупенькие рисунки,
и весёлые железные санки,
и былинка по имени Верба,
и патрон от угасшего фугаса,
и лампадка, покрытая гарью…
Смилуйся, государыня Дарья,
не лишай меня этого богатства,
этого хрупкого порядка,
этой комнатушки с решёткой,
этой моей песенки – шаткой,
как из тростника загородка.
Уходи, не стой у порога,
не ищи последнего слова -
дверь, уже открытая, слева,
мы почти не знаем друг друга…
Помоги жуку-скарабею,
чтоб он, государыня Дарья,
свой проклятый мир покидая,
не сорвался вслед за тобою!
Марта
Мысли спутаны и смяты:
камфара, ментол и спирт,
холодок нездешней мяты,
март в саду, и в марте – мирт.
Зелень вечности – и талый
снег, цветочная пыльца…
песни Марты, Марты милой,
песни Марты без конца!
Госпожа моя богиня,
врачевать – тяжёлый труд…
У ангины есть сангина,
а у Марты – изумруд!
Госпожа моя богиня,
Вам ли поправлять постель?
У ангины георгины,
а у Марты – иммортель!
И всего, что есть у Марты,
невозможно описать:
на окне у Марты утро,
под окном у Марты сад,
а в перстах – попеременно -
то источник бытия,
то источник Иппокрены,
то чужая жизнь моя.
Вероника
Всё хорошо и правильно… однако
ты не умеешь видеть подоплёк -
что знаешь ты о жизни, Вероника,
Veronica, былинка, стебелёк!
Ты ничего не знаешь, Вероника,
ты просто так растёшь себе в миру -
и жизнь свою колышешь одиноко
среди больших растений на ветру.
В родстве с тобой далёкая звезда лишь,
да и она не помнит про тебя:
что ты своим незнаньем побеждаешь
всю грозность и громоздкость бытия.
Прошу тебя… не знай и, ради Бога,
не знай – опять, и дальше, и смелей,
хоть капельку ещё, ещё немного -
не знай! И ни о чём не сожалей.
Пока у нас есть небеса и солнце,
нам – что… мы однолетняя трава!
А истина гуляет где придётся
и с кем придётся – и она права.
Елена
Елена, ты легка – как лента и как пена,
как песня, в облака запущенная жить,
осенняя строка из музыки Вердена -
ей только бы лететь, ей только бы кружить!
Елена, не жалей о тяжести Вселенной,
Елена, веселей смотри на каждый стих,
Елена… Л орел ей по имени Елена
и медленный елей для бедных уст моих!
Что зелень прежних лет, что зелень школьной парты!
Зачем зелёный цвет опять мне шлёт привет -
в душе растаял след вольнолюбивой Спарты:
Елена, ты со мной, но Спарты больше нет.
Мы… сколько же нам лет? Нелеп нам запах тлена,
но меркнет полотно, все краски хороня, -
и было бы темно, когда бы не – Елена,
не лёгкое пятно в тяжёлых складках дня.
Маргарита
Привет тебе, жемчужина чужая,
немыслимая нежность океана:
я очень рад Вас видеть, Маргарита,
хоть в наших палестинах это странно.
Мне надо бы держать Вас на ладони
и объясняться с Вами на латыни,
но я легко смущаюсь, Маргарита,
и забываю звуки золотые.
И я стою немножко в отдаленьи
и говорю бессмысленные вещи,
к примеру: как здоровье, Маргарита?
И мучаюсь, и не умею проще.
И с каждым мигом делаясь всё дальше,
глупею на глазах и молодею -
а Вы так молчаливы, Маргарита,
и блещете, и пахнете водою.
Юлия
Чем чертить удачи линию
по ладони, вниз и влево,
Юлия, возьмите лилию
и пребудьте королева.
Чем гадать да думать попусту,
лучше так или иначе
обойтись с судьбою попросту:
что нам дарят, то и наше!
Юлия, возьмите лилию:
нет волшебнее приманки,
чтобы снова стать счастливою -
по-былому по-романски.
Вам её сегодня срезали
прямо с грядки подмосковной -
да вести Вам род от Цезаря:
род прекрасный, род греховный.
А не так… тогда могу ли я
попросить (и будем квиты!):
лилия, возьмите Юлию
под высокую защиту.
Ада
Всё совсем не так уж плохо:
вот любовь – костёр и плаха,
плаха в пламенных цветах…
Ада, что от нас зависит!
Нас убьют, потом повесят -
и прекрасно, коли так.
Не грусти, малышка Ада,
не грусти, малышка ода:
вытрем слёзы – и не сметь!
Есть отраднейшие темы:
скажем, кто увил цветами
нашу жизнь и нашу смерть?
Кто так весел был, ей-богу,
что украсил розой шпагу,
чей на пепелище сад?
И – всего святого ради! -
не раздумывай об аде:
что такое, Ада, ад?
Будущность необозрима,
Ада смотрит вдаль и мимо -
дескать, как там, в облаках? -
и, обняв колени немо,
улетает прямо в небо,
кистью пледа помахав.
Ариадна
Куда как ново и отрадно
держать в руках клубок судьбы!
