она уже покидала свой дом так на долго, но у неё никогда не было осознания, что это навсегда. В этот момент, Войцеховский показался ей палачом её души. На плечи опустилась невыносимая тяжесть, о которой, бежав из Санкт-Петербурга, она стала забывать.
В каком-то просто приступе отчаяния, она бросилась к нему и стала молить, как девочка. — Артур, почему ты так решил и решил сам, за нас обоих. А что я там буду делать?
Он отложил сигару и обнял её. На его лице мелькнуло отчаяние.
— Господи, я не предполагал, что это будет такой проблемой для тебя? — крепко прижав её к себе, как маленькой девочке, стал гладить её короткие волосы и легонько, в нетерпении, другой рукой постукивать ладошкой по спине, успокаивая. — Милая, не торопись. У страха глаза велики. Ты пережила и не такое! Для нас это к лучшему. Я избавлюсь от вины перед графиней, там, за морем, у меня ничего не будет с ней общего. Ты же, если захочешь, сможешь продолжать изучать медицину. Ани, там хорошие возможности. Я много раз там бывал. И потом, война, наверняка будет, в Европе. Зачем нам с ней соприкасаться близко. Издалека я только буду делать капиталы на металле для войны и весь этот ужас обойдет нас стороной. Ну… милая — и отстранившись, он стал вытирать ей слезы. — Этот страх пустой, я уже давно и успешно живу за пределами своей Родины.
— Артур, Дора не поедет. Она не захочет. Она очень любит этот дом и не молода, кому хочется остаток своих дней провести на чужбине.
Войцеховский только с сожалением пожал плечами.
— Тогда она останется в очень достойном её старости доме и может взять себе прислугу! О такой старости мечтают тысячи!
Ани как от неожиданного горя, закрыла лицо, уткнувшись в грудь Войцеховского. Ей захотелось нажать на пружины его жалости, известить о своей беременности и как только она открыла рот, чтобы ошеломить его этой новостью, над своей головой услышала снова его слова. — Мы уедем еще только через месяц. Мне необходимо закончить свои дела. Если не хочешь хлопот, я могу уехать первым, чтобы все обустроить, куплю дом, потом вернусь за тобой. Ани, для человека уже возможно передвижение по воздуху.
Она подумала, что ослышалась.
— Это как?! — и подняла заплаканное лицо к нему.
— Строятся аэропланы, Ани. Это самое чудесное, на что способен разум человеческий. О. господи! Ты воспринимаешь свой переезд в чужую страну, как что-то окончательное и неизменное. А уже через пять-семь лет ты сможешь прилетать в любое время в Будапешт. Навещать Дору, друзей.
Ей во все это не верилось, но его авторитет для неё был незыблемым и в его голосе было столько твердой уверенности, что она понемногу стала успокаиваться. Мимолетное желание рассказать о ребенке, улетучилось. Но она дом хочет выбирать для приобретения только с ним. она уже не останется одна. Глубоко вздохнув и поспешив осушить слезы, она четко произнесла. — Я поеду сразу с тобой. Мы Ангела транспортируем позже, когда обустроимся.
Как в прострации она шла на празднество к Хелен. Войцеховский наотрез отказался, составить ей компанию, ему срочно необходимо было разобрать некоторые свои чертежи, и он уехал в университет.
Она понимала, что сегодняшний вечер станет для неё пыткой, а не удовольствием, которого она ожидала целый день. Все так перевернулось за несколько минут. Но праздник никому она испортить не должна, поэтому возле самой двери квартиры Хелен, взяла себя в руки и уголки губ растянулись в вымученной улыбке.
В гостях уже были доктор Игн со своей молодой женой Вилмой, которая помогала Хелен хлопотать с организацией праздника, она расставляла везде вазы с цветами, а хозяйка проверяла правильность сервировки стола. В гостиной находились родители Хелен и приехала мать с братом и сестрой Миррано.
Проходя мимо детской комнаты, Анни услышала из приоткрытой двери громкий голос хозяина квартиры и уже не могла от неё отойти, ибо оттуда доносились странные выкрики.
Миррано выкрикивал следующие фразы, не совсем понятные посторонним ушам.
— Знаю я твои штучки! Чтобы сегодня только поужинали и закрылись в своей комнате, носа не показывая из неё. Здесь сегодня собрались не те люди, которым можно втюхивать ворованные у меня «презервативы» и шулерствовать в карты! Если ты меня опозоришь перед родственниками, я надеру тебе все уши!
Ани предположила, что Анри ругал одного из своих близнецов — Гельмута, но ей не поверилось, что ребенок в его возрасте способен на те вещи, которые ему вычитывал отец. Оторваться от двери она уже не могла и даже прильнула к узкой щели, чтобы лучше слышать.
— И только попробуй всыпать в пунш пургену, как это было на Рождество! — мое терпения подходит к концу и я сдам тебя в школу для военных, там тебя так нагрузят, что будет некогда заниматься своим бизнесом!
Подозрительно, но мальчик ему ничего не отвечал. За все время его голоса было не слышно.
— И не дай Бог, слышишь, не дай Бог я снова найду у тебя такую чепуху! Где ты это только смог взять? Может ты уже стал тягаться по публичным притонам?! Ах, да… — почему-то в конце произнес Миррано.
Оказывается, как потом выспросила Ани у Хелен, совсем недавно Миррано отобрал у сына фотографии с абсолютно обнаженными девицами в очень томных позах и при выяснении оказалось, что приобрел он их в одном из публичных домов, где наладил свой подпольный бизнес по реализации презервативов.
Хелен закатила глаза к потолку и тяжело вздохнула. — Представляешь, у него этот бизнес идет лучше, чем у его отца. Но Миррано надоело тягаться так часто в полицию, чтобы подписывать протоколы изъятия незаконных товаров. Его уже просто мутит от одного только вида полицейского. Ай, Ани, у нас за эти годы было много чего и вспоминать не хочется.
Как только Миррано появлялся в квартире, попугай неизменно садился ему то на плечо, то на голову. Без попугая отец семейства уже не воспринимался и, если Хелен, гуляя в городе, думала о своем супруге, его образ возникал только вместе с попугаем на плече. Сам Миррано настолько привык к такому положению вещей, что часто даже на работе, забывшись, начинал разговаривать с невидимым
