ещё не смотрела, один ещё грамотен по-английски.
– Кто это? – живо спросила Джинни.
– Чернов.
Полина Степановна собрала тетради и книги в стопку.
– Так, ручки ещё.
– Правильно, сразу и раздать, и начать работать, – подошёл к ней Аристарх Владимирович. – Помочь?
– Спасибо, конечно, ждать да тянуть нечего, нет, не надо, сейчас…
Она подошла к двери и выглянула в коридор.
– Ага, Артём, так?
– Да, – остановился Артём.
– Помоги-ка мне.
– Да, конечно.
Вслед за Полиной Степановной он прошёл в учительскую, настороженно из-под опущенных ресниц оглядываясь по сторонам, и бережно принял на руки стопку книг и тетрадей.
– Ну вот, а теперь отнесём это всё в класс.
Мягкий ласковый голос Полины Степановны и успокаивал, и… нет, Артём слишком хорошо знал, какую боль таит белая ласка, и не доверял ей. А учительская – это вроде надзирательской, так что…
В коридоре он вздохнул свободнее. Обошлось, ни в спину, ни по затылку не ударили. Его появление в классе с ношей вызвало общий шум:
– Ух ты-и!
– Это чегой-то?
– Нам, что ли?
– Подбери губы, так тебе и дадут!
– Вам, вам, – вместе со звонком вошла в класс Полина Степановна. – Садитесь по местам, каждый получит.
Тетрадь, книга, ручка. На тетрадной обложке уже написаны их фамилии. А книги всем разные. Кому букварь, кому «Родная речь», а всем ещё «Прописи». Смешное слово какое.
– А заплатить сколько? – спросил Эркин, разглядывая новенькие блестящие обложки.
Артём испуганно покосился на него. Ну, вот зачем напомнил? Если сейчас платить, так он без денег сегодня, вот влип…
– Когда хочешь что-то сказать или спросить, – спокойно сказала Полина Степановна, – сначала подними руку. Вот так, – она показала. – Понял? – Эркин кивнул. – Вот и хорошо. А за книги платить не надо, вам их на время дали. Когда закончим с ними работать, отдадите, и они уже другим для работы пойдут. А тетрадь и ручка – подарок.
– От Комитета? – спросил Никонов, забыв поднять руку, и тут же сжался в ожидании неминуемого наказания.
Но Полина Степановна только покачала головой и ответила.
– Да, от Комитета. А теперь давайте читать. Кто самый смелый? Мороз, ты, может, начнёшь?
Эркин кивнул. Деваться некуда, сам признался, что умеет. Так что… Он открыл книгу, перелистнул первую страницу, где повторялась обложка.
– Да, – кивнула Полина Степановна. – С этой страницы и читай.
– Осень, – медленно начал Эркин. – Наступила осень. Пожелтели листья. Птицы улетают на юг.
Он читал медленно, боясь ошибиться. Дав ему прочитать несколько фраз, Полина Степановна попросила продолжить Андреева.
– У меня так не получится, – буркнул тот, но ослушаться не посмел.
Читал он, спотыкаясь и перевирая слова. Но похвалили и его. И продолжил Иванов, кряжистый, явно недавно бритый наголо парень. Читал он чуть лучше, застревая только на длинных словах. Последним читал Трофимов. В принципе, он справился, но тоже хуже, чем Эркин. Артём незаметно ткнул Эркина локтем в бок, знай, дескать, наших. Эркин с улыбкой кивнул. А Полина Степановна уже спрашивала всех, кто что понял из прочитанного. Хвалила она всех, и отвечали ей уже наперебой.
А потом Эркин и Олег переписывали в тетради маленькое стихотворение, что после рассказа, Андреев и Иванов писали буквы в «Прописях», а остальным Полина Степановн показывала и объясняла по букварю первые буквы.
К концу урока все смогли прочитать свои первые слова, а писавшие справились и со своей работой, и Полина Степановна взяла у них тетради посмотреть. Похвалила, сказав, что для первого дня очень даже неплохо, и вернула. У Эркина в двух местах красным были исправлены перевранные буквы, и, оказывается, он ни одной запятой не поставил. Забыл про них. Густо покраснев, Эркин спросил:
– Переписать, да?
Женя всегда заставляла его переписывать ошибки.
– Правильно, – кивнула Полина Степановна и стала объяснять, кто что должен сделать дома к пятнице. Следующий урок в пятницу. Принести учебники, прописи и тетради.
– Всё ясно?
Они дружно закивали. И прозвенел звонок.
Когда Полина Степановна вышла, все дружно достали сигареты и повалили в коридор. Не так покурить, как размяться и вообще… кто бы думал, что учиться так тяжело… ага, сидел на месте, а спина мокрая… Вокруг тоже обсуждали свои уроки и учителей.
Обсуждали и в учительской.
– Не так страшно.
– Да, я ожидала худшего.
– Но с разноуровневыми тяжело работать.
– К осени сформируем нормальные классы.
– Представляешь, говорит, что закончил пять классов, а знания… не выше третьего. Половина таблицу умножения не помнят.
– Свободно читает практически один.
Джинни в который раз перекладывала и подравнивала стопку учебников и тетрадей. Полина Степановна, сидя за своим столом, с улыбкой наблюдала за ней.
Эркин пошевелил плечами, отклеивая прилипшую к лопаткам ткань рубашки. Занимаясь с Женей, он так не уставал. Как же он так ошибся при переписке, стыдоба, что и говорить. Стоявший рядом с ним Артём шевелил пальцами, разминая кисти.
– Думаешь, потом легче будет?
– Не знаю, – пожал плечами Эркин и усмехнулся. – Посмотрим.
– Говорят, английская грамота сложнее, – пыхнул дымом Карпов, молодой голубоглазый мулат.
– Про русский тоже говорили, что его выучить нельзя, – возразил Никонов, перемешивая русские и английские слова.
Эркин кивнул.
– А здорово тебя выучили, – с лёгкой завистью сказал ему Андреев. – Лучше всех читал.
– И ошибок насажал, – невесело улыбнулся Эркин. – Ладно, пошли.
Чувство времени и здесь не подвело его. Они как раз вошли в класс и рассаживались, когда зазвенел звонок.
– Да, Олег, а ты чего вскакиваешь? – Спросил Павлов, один из негров со стройки.
За Трофимова ответил Тим.
– Положено так, когда учитель входит.
– Да-а? – удивился кто-то.
Эркин нахмурился, припоминая, как это было в питомнике, но в класс уже входила в обнимку со стопкой учебников Джинни, и он встал вместе со всеми.
– Здравствуйте, – весело улыбнулась она и продолжила по-английски: – Садитесь пожалуйста. Давайте знакомиться, меня зовут Дженнифер Джонс, я буду учить вас английскому языку.
Её весёлый щебечущий голос стягивал у Эркина ознобом кожу на лопатках. Страшным усилием он сдерживал себя, стараясь помнить, где он и кто он. Напряглись и остальные цветные. В открытую смотрели на Джинни только трое, все белые, а остальные сидели, опустив глаза. И когда называли их имена, вставали и отвечали на вопросы, глядя на свой стол. Джинни чувствовала это напряжение, появившееся и растущее отчуждение между собой и классом и не могла понять его причины. Почему это, откуда, что она делает не так?
И вдруг…
– Прошу прощения, – Тим поднял руку. – Могу я задать вопрос?
– Да, конечно, – растерянно улыбнулась Джинни.
Тим встал и выпрямился во весь свой рост.
– Ещё раз прошу прощения, но… мы должны говорить вам «мэм»?
Джинни медленно, начиная
