утра на работу.
Плотная темнота, мягкая тяжесть придавливает его, распластывает по постели, и звонкий весёлый голос:
– А сейчас посмотрите сюда…
…Он сидит в стойле быка у его ног, почёсывая ему подгрудок. Бык косится на него, мерно двигая челюстью, переступает, погромыхивая цепью. Самое безопасное место во всём имении. Ни одна сволочь надзирательская сюда не сунется. И даже Зибо не рискует заходить к быку. В скотной чисто, коровы подоены, корм и вода заданы. Правда, припёрлась эта беляшка, училка хозяйская, и ублюдков притащила, хорошо хоть, только младших, старшая стерва его бы точно нашла и выковыряла, а эти безобидные. Пока. Но лучше отсидеться.
– А это коровки, – звучит звонкий весёлый голос. – Они дают нам молочко…
…Эркин рывком откинул одеяло и сел. Вот оно! Узнал! Она была учительницей в имении, учила хозяйских детей, и это её он тогда вытаскивал из щели за брикетами. Ох, чёрт дери, как неладно!
Женя дышала по-прежнему ровно, он, кажется, её не разбудил. Эркин встал и, не включая свет, не одеваясь, пошёл на кухню. По дороге, в прихожей, нашарил в кармане полушубка сигареты и спички. Он их носил с собой только для того, чтобы, если что, не ломать компанию, но сейчас остро захотелось закурить, вот захотелось – и всё, и он… он же свободный человек, делает, что хочет.
Женя проснулась от ощущения пустоты рядом и смутного чувства тревоги. Эркин? Что-то случилось? Она включила лампу на тумбочке, встала, накинула халатик и вышла из спальни. Всюду темно и тихо. Где он? Где его искать в огромной квартире? Вроде… вроде на кухне что-то… Она вошла в кухню и сразу увидела его силуэт. Эркин отодвинул штору и, стоя у окна, курил.
– Женя? Я разбудил тебя?
– Нет, – Женя подошла и обняла его. – Тебе не холодно?
– Нет. Женя, я вспомнил. Она, мисс Дженнифер Джонс, – он заговорил по-английски, – она была в том же имении, учила хозяйских детей.
– Ну и что? – Женя погладила его по плечу, спине. – Что в этом такого, Эркин?
– Если она узнает меня… – Эркин не договорил.
– Ну и что? – по-прежнему не понимала Женя. – Ты был там скотником, да?
– Да, – кивнул Эркин. – Что я… спальник, знает ли она это… Не знаю.
– Даже если и знает… Ну, успокойся, Эркин, ничего страшного в этом нет. Или, – вдруг догадалась она. – Эркин, она… обижала тебя?
– Нет, – Эркин невольно улыбнулся. Женя не увидела, а почувствовала его улыбку. – Нет, Женя, у меня нет обиды на неё.
– Ну, вот видишь, всё в порядке.
Женя поцеловала его в щёку.
– Ты докури и ложись. А то поздно уже.
– Да, – он снова заговорил по-русски. – Ты ложись, Женя, я сейчас.
Она ещё раз поцеловала его и ушла. Света они не зажигали, и, глядя в окно, Эркин видел не себя, а ночную заснеженную улицу. «Ничего страшного». Если б только он мог объяснить… она скажет правду, а правда однозначна: попытка изнасилования. Даже если забыть, что он спальник, что цветной, индеец, раб… да, здесь это неважно, но остаются один на один: сильный мужчина и слабая девушка. Он – нормальный здоровый мужчина, и ему не доказать, что тогда он был… перегоревшим спальником, неспособным на изнасилование… просто потому, что не способен. А изнасилование – всюду преступление. И попытка тоже. Об этом много толковали в лагерной курилке у пожарки. Что же ему делать? И один ответ. Ничего. До сих пор она его не узнала. Может, и потом не узнает. Значит, надо оставить всё как есть. И жить дальше так, будто ничего не было. И может… может, и обойдётся. Всё-таки была ночь, темно, и он тогдашний… Вряд ли она его разглядела, а до этого он видел её только издали, а она рабов не рассматривала. Может, и обойдётся.
Эркин подошёл к мойке, повернул слегка кран и погасил под струйкой воды окурок, выкинул его в ведро и пошёл в спальню. Нет, Жене знать об этом незачем. Сделать вид, что ничего не было, и жить дальше. Может, и обойдётся.
Американская Федерация
Алабама
Колумбия
Добираться домой на своей машине Стэну было нелегко. Он никак не мог привыкнуть к ручному управлению. Но упрямо отказывался от чьей-либо помощи. Для него и так сделали всё возможное. И невозможное тоже.
С третьей попытки он завёл машину в гараж, и фотоэлемент опустил дверь. Ну, вот он и дома. Пересесть из машины в коляску уже легче. Он забрал с заднего сиденья пакет с продуктами и через внутреннюю дверь проехал в кухню.
Дом был тих, тёмен и пуст. Маленький одноэтажный дом – ведь лестница стала бы слишком трудным препятствием для хозяина. Но эти пустота и тишина не задевали Стэна. Да, он остался один, но у него есть работа, товарищи, он никому не обуза и не помеха.
Стэн разложил покупки, включил плиту и поставил греться кофейник, сунул в духовку пакет из фольги с замороженным стейком – прямо удивительно, какая удобная штука! Ну вот. А пока будет вариться и запекаться, можно пропустить стаканчик. И поставить пластинку, пусть побренчит что-нибудь весёлое, но не танцевальное. Он въехал в гостиную, мимоходом шлёпнув ладонью по выключателю, и замер.
В углу дивана перед камином неподвижно сидел человек. А коляска продолжала катиться по инерции к бару.
В следующее мгновение Стэн ударом по колесу затормозил её, едва не опрокинув, и выхватил пистолет.
Пришелец медленным плавным движением поднял руки ладонями вперёд.
– Я голый.
– Ковбой?! – изумлённо спросил Стэн.
Тем же плавным движением Фредди сдвинул шляпу на затылок, открывая лицо. Стэн опустил, но не убрал пистолет.
– Что тебе нужно?
– Поговорить.
Лёгким наклоном головы Фредди указал на маленький столик перед диваном. На столе бутылка коньяка и две рюмки. Стэн невольно усмехнулся: судя по марке, разговор серьёзный. Что ж, если Ковбой сразу не выстрелил… но всё равно.
– Я полицейский. Нам не о чём разговаривать.
Фредди раздвинул губы в улыбке.
– Твоего напарника, Гаррета, кончил Найф. Так?
– Да, – настороженно кивнул Стэн.
Неужели Ковбой всё-таки причастен и знает того парня? И что? Пришёл откупать? Робинс опять прав?!
– Да, – повторил Стэн. – И что тебе до этого?
Фредди кивнул. Медленно потянулся к бутылке – Стэн машинально отметил тонкие кожаные перчатки на его руках – и налил коньяк. Себе на дно, отпил, налил во вторую рюмку и снова себе. Стэн улыбнулся уже открыто.
– Мог и не стараться. Я же знаю, что ты кольту не изменяешь.
Улыбнулся и Фредди, ожидая, когда Стэн возьмёт рюмку.
– За что пьёшь? – пистолет
