В Югославской секции Коминтерна ему высказали претензию, что он предварительно не уведомил Югославскую компартию о своем намерении эмигрировать. А поскольку срок ему в Белграде грозил менее пяти лет, то на материальную помощь от Коминтерна ему рассчитывать не стоит. Иными словами, нужно было срочно искать работу. Но Клинг и здесь не потерялся. В Клубе политэмигрантов он познакомился с Петром Драгачевацем (Костой Новаковичем), бывшим лидером югославских левых, который свел его с другим соотечественником, Александром Цветковичем, работавшим в то время начальником планового отдела Главстанкоинструмента. Он-то и помог Клингу с работой: сначала взял к себе в плановый отдел Главка, а затем предложил ему поработать на предприятии, поближе к реальным производственным процессам. Такая работа как раз была на заводе «Комсомолец» в г. Егорьевске, с директором которого Цветкович был хорошо знаком…
С будущим работодателем Цветкович решил познакомить Клинга, взяв его с собой на Партийно-техническую конференцию станкостроителей, которая проходила в Доме армянской культуры г. Москвы. И каково же было удивление Цветковича, когда Клинг узнал в Горелове прапорщика русской армии, с которым еще во времена империалистической войны столкнула его судьба. После принятия Декрета о мире и отказа французского командования отпускать домой русские войска, распложенные за границей, Горелов бежал с Македонского фронта, но в Скопье был схвачен союзными войсками. А Клинг в то время был офицером сербской армии. Какую роль он тогда сыграл в судьбе Горелова, в точности не известно. Но, судя по всему, это был памятный эпизод в жизни обоих. Встретились они как старинные приятели, и на работу Горелов принял Клинга как своего человека.
«23 июля 1935 г.
ДИРЕКТОРУ ЗАВОДА „КОМСОМОЛЕЦ“
ТОВ. ГОРЕЛОВУ
На основании личной договоренности с Вами Начальника Планового Отдела Главка т. Цветковича направляем к Вам на работу иностранного работника КЛИНГ Э. в качестве экономиста планового отдела завода.
Ст. ИНСПЕКТОР
ПО ИНОТЕХПРОМ
/Подпись/» [5:128]
Как и другие «любимчики» Горелова, Клинг быстро нажил себе недоброжелателей, которые принялись распространять о нем всевозможные слухи. Будучи человеком контактным, Клинг в то же время проявлял высокую избирательность в выборе людей для близкого общения, а те немногие, с кем он сближался, либо изначально не заслуживали политического доверия, либо вскоре его лишались: «троцкист Головачев», «фашист Штадлер», «двурушник Горелов». С остальными же сотрудниками Клинг соблюдал почтительную дистанцию, которая в сочетании с иностранным происхождением и «неразборчивостью в связях» окружала его личность ореолом подозрительной таинственности.
О многих фактах биографии Клинга мы можем говорить лишь предположительно. За густой завесой тумана осталась его роль в международном коммунистическом движении, хотя по ряду эпизодов его жизни видно, что его связи с зарубежными коммунистами, включая членов Коминтерна, были достаточно обширны. На пути следования из Белграда в Прагу почти в каждом перевалочном пункте Клинг выходит на связь с товарищами, которые оказывают ему необходимую помощь, снабжают новыми адресами и т. д. И в момент задержания на границе в Негорелом из восьми политэмигрантов один только Клинг находит выход из положения. Мы видим, что действует он со знанием дела: он точно знает, к кому в этой ситуации лучше обратиться, кто наиболее оперативно сможет решить этот вопрос.
Какой-то лучик света на коммунистическую деятельность Клинга могло бы пролить дело Цветковича, который был арестован в апреле 1937 года в Киеве и осужден на 10 лет за шпионаж. По одной из версий следствия, именно по заданию Цветковича Клинг прибыл на завод «Комсомолец» для ведения шпионско-подрывной работы. Но дело Цветковича было странным образом утеряно киевскими чекистами вскоре после смены наркома и никаких цитат из него в деле Клинга мы тоже не находим.
Ближе к концу 1936 года сотрудники завода стали замечать, что Горелов дает Клингу необычные поручения, выходящие за рамки его обязанностей начальника планового отдела: теперь Клинг просматривает всю входящую и исходящую корреспонденцию Горелова, а иногда является к нему в кабинет и роется в его бумагах.
«По своей специальности Клинг не соответствует занимаемой должности, — заявляет на допросе Аринский, — но Горелов-Горлэ держит Клинга около себя, сделав его личным секретарем по рассмотрению всей входящей почты» [5:68].
О том, что Клинг имел доступ к переписке и документам Горелова, сообщает также Надя Спиридонова, которая одно время работала секретарем Горелова, заменяя сотрудницу, ушедшую в декрет.
«Вопрос: Что Вам известно о прохождении и оформлении входящей и исходящей почты на з-де „Комсомолец“?
Ответ: В должности секретаря заводоуправления з-да „Комсомолец“ я работала с марта 1937 г., и еще до моего прихода на должность секретаря существовал установленный быв. директором з-да „Комсомолец“ Гореловым-Горлэ порядок, который существовал до последних дней, согласно которому вся входящая почта, принимаемая делопроизводителем т. Казаковой, сдавалась сейчас же нач. планового отдела з-да Клингу Э. К. для просмотра и распределения по соответствующим адресам. Почта принималась в 16–17 ч. дня и сдавалась Клингу, у которого она была до утра следующего дня, после чего Клинг все бумаги докладывал Горелову. Входящая почта сдавалась Клингу в перепечатанном виде. То же делалось и с исходящей почтой. Вся исходящая почта, после подписи вкладывалась в конверты и сдавалась Клингу, который эту почту вынимал, просматривал и только после этого возвращал для отправки. Для просмотра входящей и исходящей почты Клинг затрачивал времени не менее 2–2,5 часов ежедневно».
И далее:
«… С приходом нового директора существовавший порядок отменен, и теперь вся входящая и исходящая почта идет только через секретариат, без дополнительного контроля, как это было при Клинге. Это вызвано, очевидно, тем, что Клинг пользовался у Горелова особым доверием.
Вопрос: В чем это доверие выражалось?
Ответ: Клинг очень часто в отсутствие Горелова заходил в кабинет к Горелову и копался в его бумагах. И Горелов не возражал, наоборот, Горелов требовал от нас, чтобы мы не пропускали почту без просмотра Клинга» [6:35–35об].
Ситуация и вправду нестандартная. Однако мы видим, что речь идет об официальном предоставлении доступа к документам. Клинг входил в кабинет Горелова в рабочее время, на глазах у сотрудников приемной. Из этого можно заключить, что он был в чем-то очень заинтересован, пытался узнать что-то для себя крайне важное. А что о нем могут подумать, видимо, мало его волновало.
Интересно, что самого Горелова на следствии даже не спрашивают, с какой целью он предоставил Клингу доступ к документации и поручил ему просматривать почту. Видимо, следствие опасалось, что этому найдется какое-то некриминальное и вполне разумное объяснение, а в деле Клинга и так ничто ни с чем не сходилось.
