Вдруг в голове его на какой-то миг прояснилось. Ведь он отошёл от поляны минут на пять-семь, а сейчас идёт уже двадцать или больше, и ничего не находит. Значит, надо снова возвращаться.
И он вернулся к тому участку леса, где кукушка была слышна гораздо сильнее, и там, где был участок невысоких елей и сухой почвы под ними. Вот здесь он остановился. Да, вот отсюда всё началось. Надо только собраться с мыслями. Вот здесь он стоял в самом начале и слушал кукушку, она была там, в той стороне. И оттуда же доносились голоса людей, каких-то отдыхающих.
Каких, каких ещё отдыхающих? Его озарило. Здесь не было других отдыхающих! Это были они, его родители и их друзья, это их голоса он слышал, а пошёл в другую сторону! Вот туда и надо идти. И почему теперь эти голоса стихли?
Он прошёл небольшой овраг, потом пробрался через какие-то заросли и вдруг вышел к кустарникам, которые показались ему знакомыми. Он узнал их. Это было уже недалеко от берега. Теперь он понял, что скоро выберется.
Он подошёл к поляне совсем с другой стороны, нежели уходил с неё, и ему пришлось пройти ещё метров пятьдесят, пока он уловил запах шашлыка.
Замерзший, в холодном поту, он вышел на поляну, и только теперь сбавил шаг. И немного отдышался.
Вокруг костра сидели все они, и никто даже не повернул голову в его сторону. И дождика здесь, кажется, не было.
Отец и дядя Серёжа как раз налили себе ещё по пластиковому стаканчику вина. За рулем на обратном пути будет мама, и отец мог себе это позволить. Они говорили о новых глобальных направлениях в экономике. Мама и тётя Таня спорили о чём-то, кажется, о какой-то очередной музейной экспозиции. Бабушка спала на его полиуретановом коврике, а Тоня и Коля что-то изучали в ридере, который Павлик оставил здесь. У их ног валялись бадминтонные ракетки и воланчик, а под кустом лежал волейбольный мяч.
Он присел рядом и зачем-то протянул руки к костру.
– Где ты бродил? – спросил отец. – Рыбу, что ли, ловил? Уже хотели идти тебя кликать.
– У тебя что, расстройство? – усмехнулся Коля.
Павлик через силу улыбнулся. Впрочем, сейчас уже можно было улыбаться.
– А сколько… меня не было?.. – он постарался спросить спокойно, но всё же голос слегка дрогнул.
– Ну, полчаса… Или чуть больше. Кажется.
«И всего-то, – подумал Павлик. – А показалось…»
– Ну мы так и поняли, что по берегу пошёл прогуляться. Не в лес же ты пошёл, в конце концов.
Он попросил, чтобы ему дали попить. Ему налили сока, и он выпил его большими глотками.
И только потом повернул голову и посмотрел в сторону леса.
И так и не понял, кого увидел в нём, – то ли страшное чудовище, то ли друга. Но понял: теперь что-то изменилось. Он узнал какую-то тайну. Не только про лес, но и про жизнь. Из леса вышел совсем другой человек, только никто пока об этом не догадался.
Пока.
Но догадается ли бабушка, когда проснётся? Кто знает… А может быть, нет? Пока что она блаженно спала, блики солнца играли на её лице, – может быть, она видела сон про лес, про лето, про какой-то праздник своей жизни, радуясь ему по-детски; только вдруг резко и нервно подергивались её плечи, словно в тихом сновидении вдруг мелькал какой-то далекий отблеск, тень кошмара. Как будто и у неё в прошлом были какие-то страхи, омрачавшие иногда нынешнюю, проходящую по тонкой грани благополучия, жизнь. И Павлик, осторожно и тихо подойдя, сел рядом на траву, обхватил колени руками и положил на них голову.
Наказание
Рассказ
В тот день на уроке математики им рассказывали про бесконечность. Наташа Галкина завороженно смотрела на безнадёжно опрокинутую восьмерку и заострённые оси координат, разбегавшиеся в противоположные стороны, как поезда с городской железнодорожной станции.
Что происходило на последующих уроках, Галкина помнила смутно, потому что на перемене трёх учеников, и её в том числе, вызвали в учительскую. Больше из того дня, а также из математики всего учебного года она, пожалуй, не запомнила ничего.
Классная руководительница Валентина Николаевна, встревоженно глядя из-под очков, сообщила пришедшим ребятам, что об их проделке с велосипедом известно всё. Новый спортивный велосипед какой-то диковинной марки «Старт-шоссе», на котором физрук приехал на занятия, был найден в соседнем дворе, и теперь за это предстоит отвечать. Как вы понимаете, подчеркнуто строго сказала она, отказываться от содеянного бессмысленно: есть свидетели вашего бесстыдного, наглого, чудовищного поступка. Но даже если бы их и не было, все равно отказываться бесполезно.
То, что вместе с двумя мальчиками очутилась девочка, то есть Наташа Галкина, учительницу не удивляло, а вопросом о том, как трое детей могли уместиться на одном спортивном велосипеде, Валентина Николаевна не задавалась.
Всем грозило наказание – разбор на педсовете и, возможно, перевод в школу номер шесть – туда, где учились хулиганы, будущие уголовники, как говорили о них сами учителя. Для таких шалопаев, как эти трое, подобная мера наказания могла оказаться вполне действенной. Просто на сей раз чаша чьего-то терпения оказалась переполненной, поведала им учительница.
Наверное, только из страха быть переведённой в эту ужасную школу Наташа Галкина решилась поговорить с матерью и рассказать всю правду, как всё было на самом деле, что обычно делала с большой осторожностью. Почему-то она была уверена, что на сей раз мать, которую обычно боялась, должна из орудия регулярных наказаний превратиться в надёжного защитника для её слабой и уязвимой натуры. Сидя на кухне на шатающейся деревянной табуретке, она объясняла, что к этой истории не имеет никакого отношения. Преодолевая страх и утвердившееся в ней убеждение, будто она, Наташка, самая плохая, никудышная девчонка, ни к чему не способный ребёнок – не ребёнок, а просто наказание, – убеждала мать, что на этот раз она ни при чём. Пробиваясь сквозь материнское недовольство и ворчание, Наташа объясняла, что, когда ребята катались на злополучном велосипеде, она была у тети Нади, выполняя её, матери, поручение. По поводу поручения мать ничего возразить не смогла, потому что сама к тому времени плохо помнила, в какой именно день отправила Наташу к своей давней знакомой, чтобы взять талон на приобретение соковыжималки в хозяйственном магазине, и уж совсем забыла, было ли то поручение выполнено.
– Ну не может быть, чтобы ты тут была ни при чём, – продолжала мать. – Ты всегда всех заводишь, дрянь такая. Я и слушать не хочу. Признавайся
