потому что это была необходимая составляющая часть жизни родителей, которые, пройдя когда-то с рюкзаками и палатками сотни километров, представить не могли, что в конце пути их ждёт вот такой позор.
– Похоже, ты сам не хочешь исцелиться от этого, – говорил отец как всегда вечером на кухне, обустроенной в стиле хай-тек, как всегда выпив банку пива для расслабления души и тела после рабочего дня. – Запомни: пока ты сам себе не поможешь, никто тебе не поможет. Никто. Так устроен этот несчастный мир… – отец, кажется, хотел добавить более крепкое слово, но не добавил. – Так и будешь всю жизнь трепетать от страха, отрезав от себя такую важную часть… Важную часть… красоты жизни. Превратишься в высушенный скелет на седьмом этаже…
– Ну и что, – отвечал Павлик, выстраивая внутри себя частокол самообороны из заготовленных едких слов и упреков. – В конце концов, это я что-то теряю, а не вы.
У отца были причины упрекать его. Шесть лет назад, покупая дачу, он был вынужден считаться с этой особенностью Павлика и приобрёл участок не в сосново-елово-осиновом кошмаре, как хотел бы, а на окраине какого-то товарищества, в самой дальней его части, выходящей в чистое поле. Члены семьи, любившие собирать грибы и просто погулять среди густо растущих деревьев или в каких-нибудь зарослях, вынуждены были преодолевать расстояние в два километра, чтобы насладиться этими непонятными удовольствиями.
– У тебя всё хорошо, Паш, – продолжал отец, уже входя в более спокойную и лирическую фазу своего монолога. – Ты молодец. Ты молодец даже больше, чем мы с мамой могли предположить. Уж я, по крайней мере. Я никогда не был таким усидчивым, как ты, в занятиях. Я всегда думал – можно быстро и сразу, не рассуждая. Ты умеешь разговаривать с людьми, хорошо излагать свои мысли, тебя слушают сверстники, тебя уважают за что-то в школе. С тобой у нас никогда не было больших хлопот. Ты гораздо серьёзнее, чем был я, ты способнее. Ты выдержаннее. Словом, у тебя всё немного лучше, наверное, есть всё же какая-то эволюция… Кроме одного: я никогда не боялся леса. Никогда. И эта твоя проблема иногда приводит меня в ярость.
А мама, заваривая зелёный чай в стеклянной колбе, говорила:
– Об этом лучше не думать так часто. Забыть. Не могу понять, почему ничего не помогает, никакое лечение, и всё же, мне кажется, ты сам не хочешь расстаться со своим страхом, то есть мне кажется, ты недостаточно хочешь избавиться от него… Но я думаю всегда: мало ли что, мало ли что и когда может случиться. В каком-нибудь году, без нас, может так получиться, что ты будешь ехать один на машине по дороге, идущей через лес, и вот машина сломается. И что тогда будет с тобой? Что ты будешь делать?..
– Будет молиться, – ответил отец с иронией. – А что ему ещё остаётся?..
– Вот это не даёт мне покоя ни днем, ни ночью, – подытожила мама. – Это сводит меня с ума.
* * *
И всё же поездки были. В соответствии с давней традицией, в начале лета, пока все не разъехались по дачам и курортам, был общий сбор давних и близких друзей где-нибудь за городом на берегу речки или озера. На этот раз поездка совпала к тому же с каким-то важным государственным праздником.
Отец сказал: дядя Серёжа нашёл это место, это не в лесу, через лес мы проедем на машинах, там будет озеро, очень красивое озеро, там будут шашлыки и всё остальное.
– Стоит ли ему ехать? – настороженно спросила бабушка.
– Стоит, – сказал отец. – И тебе тоже, будешь за ним присматривать, если так боишься.
– Я уже не боюсь, – сказала бабушка. – Я уже насмотрелась за ним. Если не будет леса – всё будет хорошо. Хотя… Кто знает?
И добавляла:
– Ну а сам ты разве не боялся? Когда вы с Генкой бежали из пионерлагеря?
– Нет, нет, нет, – сказал отец категорично. – Я не боялся, не боялся никогда!
Бабушка только загадочно улыбнулась и не стала спорить. Для неё он был всё равно что Павлик, только не Павлик, а Алёша, тоже хрупкое создание, которое надо оберегать.
– Уж как хочешь, но на этот раз я не буду менять маршрут, если там окажется какая-нибудь хилая роща. Пожалуйста, терпи. Или сиди у самой машины, если хочешь, прямо под выхлопной трубой, – сказал отец.
– Ну да ладно, ладно… – только и пробормотал Павлик.
Поездка на этот раз намечалась на озёра, которые дядя Серёжа отыскал на карте Московской области. «Я там был, – сказал он, – правда, лет десять назад, но всё помню. И там классно. И Павлику понравится». И составил этот маршрут. И добавил:
– А Паше было бы неплохо искупаться. Воды он, слава богу, не боится.
Павлик только усмехнулся и ничего не сказал. Потом он спокойно собрал вещи в маленький кожаный рюкзачок, как будто подчиняясь каким-то неотвратимым обстоятельствам. И представил: вот они опять на трёх машинах, объезжая лесные массивы, поедут куда-то в поисках подходящего места для того, что называют отдыхом. Любимая компания родителей с юности, то есть с той загадочной и непонятной поры, когда они ходили в походы, штурмовали горы, пели под гитару песни, прыгали в поезда, – то, что он ухватил годами своего счастливого, беспечного детства, – соберётся снова, чтобы провести совсем небольшое количество времени в гармонии и единении.
* * *
Три машины подъехали к берегу озера, окружённого лесом. Правда, место это было пологое и пустынное, лес как будто отступил именно здесь, образовав лысое пространство с небольшими зарослями из нескольких ив и осин.
Они быстро проехали через лесную посадку и оказались на берегу. Дядя Серёжа первым вышел из своей немного побитой Daewoo, потянулся и присвистнул.
И застыл, как, наверное, можно застыть от ужаса при наступлении апокалипсиса.
Озеро обмелело. Можно было даже сказать определённо, что его нет, если бы не тонкий слой воды, закрывавший илистое дно с выброшенным хламом.
Нет, оно не исчезло совсем, как иногда могут исчезать ландшафты и географические объекты. Но оно находилось в стадии улетучивания, ухода, и эта грязная лужа, поросшая осокой и редкими хилыми кувшинками, подтверждала всё же его существование и свидетельствовала о борьбе за жизнь. Вместо мостика – пошатывающаяся ржавая конструкция, которая говорила о былой любви к этим местам представителей рода человеческого. Съехавшие куда-то вбок ступени, наверное, ещё помнили весёлых молодых людей, весело сбегавших по ним и нырявших с мостика в воду. Ржавые покосившиеся перила, вероятно, ещё хранили в своей железной памяти тепло цепких рук.
– Как всё
