общего профиля еще как минимум час в ожидании результатов. Что еще мне оставалось? Я был заметно раздражен.
В этот момент ко мне подошла врач отделения интенсивной терапии, чтобы поздороваться. На секунду ее лицо показалось мне знакомыми. Затем последовал неизбежный монолог о том, как им повезло, что я смог приехать к ним в выходные и провести невероятную операцию по восстановлению перерезанной аорты и травматического мозгового кровотечения.
– Какой же вы умный, – сказала она. Измаил кивнул в знак согласия, и это начало мне надоедать. – Я не знаю, помните ли вы меня, но я работала вместе с вами в Бромптонской больнице. Я училась в ординатуре по торакальной медицине. Однажды мы попросили вас приехать к пациенту, и на вас были высокие ботинки. Ходил слух, что во время долгой операции вы опорожнили мочевой пузырь прямо в них. Уморительная история!
Должно быть, она считала себя очень аристократичной, говоря «опорожнить мочевой пузырь». В Сканторпе никто так не говорил.
Конечно, она была права. Было Рождество, и врачи выпили по несколько кружек пива. Поздно вечером к нам неожиданно доставили пациента из Исландии с разрывом аорты, и я не знал, как я буду ассистировать своему вспыльчивому боссу-немцу несколько часов подряд. Мне казалось, что я придумал гениальный выход из ситуации, хотя на самом деле выставил себя дураком.
– Вижу, вы так и остались в торакальной хирургии, – продолжила она. – Это сфера хорошо вам подходит.
Я не понял, что это было: оскорбление или комплимент. Дни моей молодости, когда я играл в регби, остались туманным воспоминанием. Может, я переспал с ней после очередной вечеринки, но забыл об этом? Я постарался не выдать себя.
– Разумеется, я вас помню, – солгал я. – Сейчас я работаю в Хэрфилде, но скоро улетаю в США, чтобы обучаться кардиохирургии. Честно говоря, мне нравится травматология. Она всегда полна трудностей, особенно когда приходится оперировать в разных больницах. Мне нравится каждый раз сражаться на новом поле боя.
Оглядываясь назад, я понимаю, что мне не стоило говорить нечто подобное. Сравнивать окружные больницы общего профиля с зоной боевых действий было невежливо, однако тогда я видел это именно так. Кроме того, уровень смертности среди моих пациентов вскоре должен был подняться.
– Я Селия. Могу я предложить вам обоим по чашке чая?
Измаилу нужно было вести амбулаторный прием, но я обрадовался этому предложению, потому что это скрасило бы ожидание результатов рентгенографии и дало бы возможность вспомнить знаменитую больницу на Фулхэм-роуд, с которой началась моя хирургическая карьера. Правда, очень скоро я узнал истинную причину, по которой Селия пыталась сблизиться со мной. Все стало понятно, когда она спросила: «Если уж вы здесь, не могли бы вы взглянуть на еще одного пациента?» После этого мои мечты о свободном дне разбились вдребезги.
Пациентка отделения интенсивной терапии не была подключена к аппарату искусственной вентиляции легких. Миниатюрная старушка с синими губами, подпертая подушками, сидела, хватая ртом воздух. Мне сразу пришли в голову два возможных диагноза. Первым был хронический бронхит с эмфиземой, распространенное последствие многолетнего курения. Вторым – рак легких с распространившейся опухолью, давящей на трахею. На заре своей карьеры я создал приспособление, которое позволяло уменьшить обструкцию в таких случаях. Оно называлось трубкой Уэстаби, и его производили в Бостоне, штат Массачусестс. Хотя, должен признаться, это не самая известная из моих трубок!
Селия закрепила рентгеновский снимок грудной клетки пациентки на негатоскопе, и мы стали рассматривать его вместе. Правая сторона с более крупным легким была заметно затемнена – мы называем это плевральным выпотом. Однако первые попытки устранить его через иглу или с помощью дренажной трубки не увенчались успехом. У несчастной женщины действительно была эмфизема, что стало очевидным по виду левого легкого, однако у нее также была и тяжелая пневмония. Скопление жидкости вокруг правого легкого инфицировалось, в результате чего развилась эмпиема. Гной затвердел и покрыл губчатое легкое, из-за чего оно уже не могло расширяться. Эта комбинация привела к возникновению опасной для жизни дыхательной недостаточности. Врачам удалось отключить женщину от аппарата искусственной вентиляции легких после курса антибиотиков, но теперь ее состояние снова было тяжелым.
– Когда я услышала, что вы приедете, я надеялась убедить вас прооперировать старушку, – сказала Селия прямо. – Нет смысла снова подключать ее к аппарату искусственной вентиляции легких, поскольку потом она не сможет без него жить. У нее прекрасная семья, которая будет за ней ухаживать, и ради этого они все бросили курить.
В этот момент медсестра принесла рентгеновский снимок моего первого пациента. Он выглядел нормально, но у меня уже появилось неприятное чувство. О прогулке по Хемпстед-Хит можно было забыть, но что я мог сделать?
– Разумеется, я буду рад помочь, но не думаю, что мы сможем быстро получить доступ к операционной и помощи анестезиолога, – сказал я. – И вечером меня ждут в Хэрфилде, – солгал я.
– Честно говоря, я все продумала, – ответила Селия. – Я обо всем договорилась до вашего приезда и попросила не кормить пациентку.
Она застенчиво улыбнулась. Моя судьба была предопределена, и мне следовало принять ее. Я вернулся к постели пациентки, взял ее холодную потную руку и сказал:
– Здравствуйте, дорогая! Я хирург из Хэрфилдской больницы. Пришел, чтобы вам помочь. Боюсь, это значит, что мне придется прооперировать ваши легкие. Вы согласны?
Она с энтузиазмом кивнула, поскольку ей не хватало воздуха, чтобы говорить. После пары мучительных вздохов она все же спросила:
– Думаете, я выкарабкаюсь?
Честно говоря, я не знал, но ответил:
– Разумеется! Надеюсь, потом вы угостите меня напитком.
Это нашло в ней отклик, и, хотя женщина продолжала задыхаться, она заметно расслабилась. Нужно было как можно быстрее сделать анестезию.
В 20:30 я закрыл ее хрупкую грудную клетку и пошел в комнату отдыха для хирургов. В то время в моей голове была только одна мысль: если Сара работала в вечернюю смену, она еще могла находиться в больнице. Мне пришлось подождать, когда кто-нибудь снимет трубку на посту медсестер, и я надеялся услышать ее голос. Правда, услышал я следующее:
– Отделение неотложной помощи, говорит Элис. Чем могу помочь?
– Скажите, пожалуйста, сестра Макдугалл еще на работе? – спросил я.
– Нет, – ответила она резко. – Сегодня она работала в утреннюю смену. Завтра она должна выйти вечером.
После этих слов Элис повесила трубку.
С трепетом в груди я решил позвонить Саре в общежитие для медсестер. Волнение было связано с тем, что я не знал, как она отреагирует на слова: «Я собираюсь приехать и увидеться с тобой».
Барнет был в 15 минутах езды от Бесплатной королевской
