переносить все мучения, страдания, запугивания и пытки; не верить никаким посулам и обещаниям своих врагов, не называть своего настоящего имени и своей конспиративной клички. Ни за что не выдавать своих товарищей; с достоинством, презрением, гордо идти на виселицу. При малейшей возможности лучше избежать рук палача и до суда и расправы покончить с собой в тюрьме.
10. Помните: не проливать напрасно крови, а действовать больше страхом и совестью. Оружие употреблять только в крайности для защиты и обороны себя и товарищей. Щадить население и даже врагов своих.
11. Помнить всегда твердо, что мы не разбойники-бандиты, как называют нас правительство и власти, а революционеры-партизаны, защитники народа. Всегда и везде стараться помогать простому народу, приобретать сочувствие, симпатии народа и привлекать его в помощь своему делу. На этом зиждется вся наша программа и дело, которое не должно погибнуть никогда, до тех пор, пока весь наш русский народ не будет свободен и счастлив.
12. Отдельные партизанские отряды действуют и управляются на автономных началах, но объединяются железной дисциплиной и постоянно держат крепкую связь с центром – главным штабом во главе с атаманом – вождем Савицким.
Партизанский отряд выбирает себе атамана из среды своих лучших товарищей и представляет его на утверждение Савицкого. После этого он управляет и командует отрядом, исполняя все предписания главного штаба.
13. Все возникающие недоразумения, споры в отряде решаются Советом выборных товарищей под председательством атамана. Решение выносится закрытым, тайным голосованием, после чего оно исполняется всеми свято и нерушимо.
14. Все дела чести и проступки, нарушающие дисциплину и устав, решаются судом чести, состоящим из выборных товарищей под председательством атамана отряда. Решения суда выполняются немедленно.
В особо важных случаях решения Совета и суда чести представляются на усмотрение центра.
15. Партийные дела отряда решаются сообща всеми членами его, но если решение принято, все подчиняются беспрекословно атаману. В случае неповиновения он имеет право убить на месте ослушника. Только после выполнения задачи отряд может разбирать все поступки и распоряжения своего командира.
Если его действия принесли вред делу, нарушили устав, то отряд может сменить начальника, выбрать другого, сообщив конспиративно обо всем в главный штаб Савицкого.
16. Все общие вопросы и дела партии решаются штабом Савицкого, и решения его выполняются беспрекословно.
17. Все вступающие в партию дают в присутствии своих товарищей смертную клятву твердо помнить, строго соблюдать все параграфы устава партии, помня, что нарушение его повлечет лишение жизни.
18. Вступив в партию, никто не может добровольно покинуть ее ряды; такое действие ставит члена партии в число изменников и врагов в глазах всех членов организаций.
Последние два параграфа Гуревич прочел с расстановкой, подчеркивая каждую фразу.
Шахтеры безмолвно внимали словам устава. Руководители отрядов пристально следили за выражением их лиц.
Олейников заметно волновался, несмотря на теплый день, капельки холодного пота выступили у него на лице, щеки побледнели, а голубые глаза выражали печаль и грусть. Казалось, он прощался со своей веселой, беззаботной жизнью, вступая на неведомый путь борца-революционера.
Калугин оставался спокоен, смотрел серьезно, без тени грусти во взоре карих глаз; после каждого пункта устава он твердо отвечал Гуревичу: «Понятно». Бесповоротность судьбы была очевидна.
Олейников овладевал собой по мере того, как отвечал Гуревичу вслед за Калугиным. Калугин первым подошел к столу.
– Повторяй слова клятвы, – произнес Савицкий и встал перед скрещенным оружием.
– Я клянусь перед товарищами и своим атаманом свято соблюдать устав партии, беспрекословно выполнять приказания начальников, и пусть покарает меня суд чести, если я нарушу эту клятву!
Олейников повторил клятву после Калугина.
Савицкий пожал им руки, то же сделали все остальные. Гуревич вынул из сумки две книжечки, что-то вписал в них и огласил:
– Вручаю паспорт Олейникову; забудь свою фамилию и помни конспиративную кличку – Синий Камень.
Олейников принял паспорт.
– Калугин, твоя кличка – Таран, получай паспорт. Савицкий обратился к шахтерам:
– Вашим наставником назначаю одного из опытных и уважаемых членов партии Петра Кочку, он же и рекомендовал вас в члены партии, он же обучит вас нашим порядкам. Он будет вашим старшим другом и братом, ответчиком и ходатаем в партии. Слушайтесь его и почитайте за второго отца.
– Я вручаю вам оружие, – с этими словами Савицкий взял у Гуревича два браунинга и вручил их новым членам партии.
– Это оружие носите с честью, берегите его и пускайте в дело согласно нашему уставу.
Олейников и Калугин приняли револьверы.
– Итак, все дела мы сегодня закончили. Давайте выпьем чаю и пойдем отдыхать, – заключил Савицкий. Вечерние сумерки сгустились в лесу, скоро ночной покой объял лес и болото. Посидев некоторое время, члены собрания разошлись по своим шалашам.
Возвратившись к себе, Савицкий продолжал обсуждать с Гуревичем дела ближайших дней.
– Завтра, Наум, надо нам перенести штаб в другое место. Я опасаюсь, что агенты полиции могли пронюхать о нашем собрании сегодня. Как ни секретно все сделано, но бывают всякие случайности! Как ты думаешь?
– Ты прав, Саша, – подтвердил Наум. – Этот случай с шахтерами несомненно обратит внимание властей.
– Да. Наше правило должно быть соблюдено: там, где находится наш штаб, не должно быть никаких нападений и столкновений с полицией. Этого правила придерживаются даже волки, а нам и того более приходится проявлять осторожность.
– Без грима нельзя появляться вне штаба, как это мы часто делали до сих пор, – рассуждал Савицкий.
Они улеглись на свои постели. Вскоре Гуревич уснул. Савицкому не спалось. Известие об отъезде Закалинских с Мещерским взволновало его. Мысль о возможном сватовстве Мещерского давно не давала ему покоя, а теперь еще более тревожила его воображение.
Будучи не в силах превозмочь нахлынувшие чувства, Савицкий тихонько встал, оделся и, взяв гитару, вышел.
Теплая летняя ночь спустилась на землю. В вышине сияло звездное небо. На западе догорали отблески вечерней зари. Золотой месяц стоял у края небосклона и глядел в воды болота.
Тихо и пустынно было вокруг. Савицкий направился к просеке невдалеке от поляны. Она появилась недавно, когда строили шалаши. Гуревич вскоре проснулся; сквозь сон он услышал звуки гитары. Суровая и тревожная жизнь приучила его к чуткому восприятию всяких шорохов и звуков.
Савицкого не было на своем месте. Наум быстро оделся и вышел из шалаша.
– Где атаман? – спросил он часового.
– Вон туда, на просеку пошел, – ответил последний и со вздохом добавил: – Ах! Как хорошо и жалостно он играет!
Гуревич осторожными шагами пошел в указанном направлении.
Вскоре он увидел Савицкого. Тот сидел на пне, в раздумье перебирая струны. Луч месяца, украдкой проникший меж деревьев, выделял его одинокую фигуру среди темного леса. Справа виднелся Кукин
