со стола.
– Садитесь, гости дорогие, – говорил он растерянно, не зная, куда кого сажать. Василевский перебил его:
– Не беспокойся, дедушка, мы рассядемся, а ты поглядывай-ка на дорогу, понимаешь?
– Не беспокойтесь, дорога охраняется, – заметил Савицкий. Старик послушно вышел из избушки. – Я очень рад встретиться с вами, товарищи, – начал Савицкий беседу…
– Я не менее рад знакомству с вами, товарищ Савицкий; позвольте принести вам от себя лично искреннюю благодарность от Лазаря. Он вызволил меня, а вы его, – протянул руку Могилевцев.
– Дела давно минувших дней. Стоит ли вспоминать? Поговорим-ка о настоящем и будущем, – ответил Савицкий, пожимая руку Могилевцева.
– Скажите, товарищ Могилевцев, какие веяния намечаются сейчас в российской социал-демократии?
– Очень трудно разобраться в происходящем после поражения революции. Многие лидеры нашей партии уехали за границу. Крайние элементы ушли в подполье и про125 должают мечтать о революции. Неблагоразумная часть социал-демократии, убедившись в ложности крайних тенденций в политике, стремится создать легальную партию по образцу западноевропейской социал-демократии…
– И это при условиях бешеной реакции? – не удержался Абрамов.
– Да, конечно, приходится признать, что победа царизма повлекла за собою ломку всех наших надежд и представлений. Я бы сказал, что, несмотря на жертвы, это был наглядный урок не только социал-демократии, но и другим партиям в России!
– Вы хотите этим сказать, что революция была ошибкой? – устремил пристальный взгляд Савицкий на Могилевцева.
– Разумеется, поскольку она не дала положительных результатов, а только повлекла напрасные жертвы!
– Так…так… Ну, а как вы мыслите облегчить положение рабочего класса, безземельного крестьянства, интеллигенции.
– Эти проблемы должны решаться каждая по-своему и постепенно; необходимо создать легальную рабочую партию, которая в контакте с либеральными партиями добивалась бы экономических уступок, влияла бы через Думу на правительство…
Савицкий переглянулся с Абрамовым: приспособился, – подумали они оба про себя.
– Когда это даст свои результаты…
– Каких же результатов и когда вы ожидаете? – перебил Абрамов.
– Я полагаю, что результаты будут положительные, но время определить сейчас невозможно! Мы знаем, что в передовых странах на это понадобились многие десятилетия.
– Если только после этого придется решать крестьянский вопрос… Я понимаю ход твоих рассуждений, – с иронией вставил Василевский.
– Ну, нет! Я думаю, что уже и сейчас достаточно делается для разрешения крестьянского вопроса. Разве переход на хуторскую систему хозяйства не является целесообразной мерой? Затем, переселение крестьян на свободные земли… Нельзя же отрицать эти факты!
– Отрицать их не приходится, но восхищаться ими тоже не приходится, – с жаром возразил Василевский.
– Почему? – переспросил Могилевцев.
– Потому что этим окончательно разъединяется крестьянство, разрушается его общинный уклад жизни, создается класс деревенских богачей.
– Старая песня, устаревшие понятия… – усмехнулся Могилевцев, – если вспомнишь, Лазарь, прения во 2-й Думе по аграрному вопросу, то сами же крестьянские депутаты не упоминали даже об общине, а требовали совсем другого…
В дверях показался лесник с ведерком воды:
– Не хотите ли попить водицы? Холодненькая, прямо из криницы…
– Спасибо, с удовольствием, – потянулся Абрамов за кружкой.
– Да, но и твоя муниципализация не получила их поддержки; большинство крестьянских депутатов высказались за национализацию земли, что тебе небезызвестно, – с язвительной миной заметил Василевский.
– Это не меняет дела по существу в отношении вашей социализации, сиречь общины, – уверенно отпарировал Могилевцев.
– Что касается нашей земельной программы, то мы считаем право собственности основной в решении крестьянского вопроса. Ставить же задачу национализации земли было бы крайне рискованно. Не правда ли, товарищ Савицкий?
– Я не придаю всему этому особого значения… По-моему, одни разговоры не продвинут решения этих вопросов ни на йоту, покуда существует самодержавие. Но, конечно, ваш спор касается весьма важного вопроса…
– Вот спросим мнение дедушки, – обратился Савицкий к леснику. – Как ты думаешь, Кузьма Иваныч?
– О чем это? – живо откликнулся тот.
– Да вот они тут спорят, как устроить лучше жизнь крестьянства, – пояснил Савицкий.
– Что же, они люди ученые, им видней, а мы темные, живем в лесах да болотах…
– Ничего, дедушка, иногда от земли видней, – ободрил его Савицкий.
Старик присел на дровяную чурку и с любопытством осмотрел собеседников.
– Ответь, дедушка, нам на такой вопрос, – обратился к нему Могилевцев, – согласится ли крестьянин получить землю от государства при условии, если он откажется от права собственности на нее, то есть пока он работает, земля его, но продать ее, заложить, он не может… Лесник внимательно слушал.
– Землю могут дать ему в другом месте, а его надел, который он пахал всю жизнь, где он знает каждую кочку, могут отдать другому.
– Бедняк согласится, а богатый не пойдет на это! Бедняку эти кочки в печенках сидят, – не задумываясь, ответил Пипка под одобрительный смех слушателей, не исключая и Могилевцева.
– Правильно, молодец, Кузьма Иваныч, – воскликнул Савицкий. Ответ был неожиданно прост и правдив. Студент не нашел даже, что сказать, и Василевский обратился к Пипке с уверенностью в тоне:
– Наша программа, Кузьма Иваныч, иная. Мы считаем, что община, как это в старину было, наиболее подходит крестьянству. Общинное землевладение оградит крестьянское хозяйство от разорения, не даст богатеям скупать землю у бедняков, не позволит чиновникам самоуправствовать над крестьянством! Пипка помолчал, вынул трубку и стал набивать в нее табак.
– В общине тоже не все хорошо жили: у кого сила по боле, тот жил кое-как, а кто послабше – тому несладко было, – начал Пипка, раскуривая трубку. – Вот у нас случай вышел: Осовец так поддел нашу общину, что все затылки прочесали.
– Ну, это ведь по глупости самих же общинников произошло, – поясняюще заметил Василевский.
– Так-то оно так, да глупость эта от темноты нашей, как ее одолеть? Мужику ходу не дают, в темноте держат. А землицу надо бы освободить, дать тому, кто ее, кормилицу, работает. А то, куда ни сунься, – то панская она, то церковная, то купля богачей, и некуда мужику притулиться! Вся она, сердешная, перегорожена да запущена… Опять же в этой общине полоски. Толку мало с них! – сплюнул Пипка.
– Ответ вполне ясный, если прибавить, что община уже жила свой век, а капиталистический путь развития в России стал фактом, – с удовлетворением подчеркнул Могилевцев.
– Поэтому и надо воскресить общину, – убежденно сказал Василевский, – иначе язва капитализма окончательно разъест наше крестьянство!
– Ты, Лазарь, хочешь воскресить мертвеца; дело явно безнадежное, – вмешался Савицкий. – Столыпин уже вбил осиновый кол в крестьянскую общину. И самое ужасное – это то, что его земельная программа осуществляется в условиях малоземелья крестьян!
– Не стоит тратить даже и времени на праздные разговоры, а с оружием в руках надо добиваться земли и свободы!
– Товарищ Савицкий, – перебил Могилевцев, – изложите вашу программу; я именно и хотел начать с этого нашу беседу.
– Извольте! Опыт революции показал, что революционные
