Сейчас, после того, как Гэндальф некоторое время скакал по Пелленору, небо посветлело, и Пин сел прямо и огляделся. Слева от него было море тумана, поднимавшегося к чёрной тени на востоке, но справа вздымали свои головы высокие горы, гряда которых тянулась с запада и обрывалась круто и резко, словно река, создавая ландшафт, пробила громадный барьер, чтобы вырезать могучую долину, которой в грядущем предстояло стать полем битвы. И там, где кончались Белые горы, Эред Нимрас, Пин увидел, как и обещал Гэндальф, тёмную массу горы Миндоллуин, глубокие пурпурные тени её верхних лощин и её высокую вершину, белеющую в разливающемся дне. И на выброшенном вперёд колене горы стояла Сторожевая Крепость с её семью каменными стенами, такая могучая и древняя, что она казалась не построенной, а высеченной великанами из земной тверди.
Как раз когда Пин в изумлении разглядывал стены, которые из угрюмо-серых постепенно становились белыми, нежно голубеющими в рассвете, над восточной тенью внезапно поднялось солнце и послало луч, ударивший в лицо городу. Тут Пин громко вскрикнул, потому что Башня Эктгелиона, возвышавшаяся за самой верхней стеной, засияла на фоне неба, как копьё из жемчуга и серебра, — высокая, стройная и прекрасная, и шпиль её блеснул, словно был вырезан из хрусталя, и белые стяги развернулись и затрепетали между зубцами в утреннем бризе, и высоко и далеко разнеслось ясное пение серебряных труб.
Так Гэндальф и Пин подскакали на восходе солнца к Большим Воротам гондорцев, и их железные створки распахнулись перед ними.
— Митрандир! Митрандир! — кричали люди. — Вот теперь мы знаем, что буря действительно близка!
— Она над вами, — сказал Гэндальф. — Я примчался на её крыльях. Пустите меня! Я должен идти к вашему владыке Денетору, пока ещё не истекли часы его службы. Что бы ни принесло будущее, вы подошли к концу Гондора, который вы знали. Пустите меня!
Люди расступились, подчиняясь повелительному голосу мага, и не расспрашивали его больше, хотя с изумлением разглядывали хоббита, который сидел перед ним, и коня, который нёс его. Ведь жители города почти не пользовались лошадьми и очень редко видели их на своих улицах, кроме тех, на которых ездили гонцы, отправляемые Денетором. И люди говорили:
— Ведь это, конечно, конь из числа лучших скакунов герцога Ристании? Может быть, вскоре ристанийцы придут к нам на подмогу.
А Тенегон гордо поднимался шагом по длинной извилистой дороге.
Ибо Минас Тирит был построен на семи уровнях, каждый из которых был глубоко врыт в гору и окружён собственной стеной со своими воротами. Но эти ворота не были поставлены на одной линии: Большие Ворота в Стене Города находились в восточной части круга, следующие смотрели на юго-восток, третьи — на северо-восток и так далее, так что мощёная дорога, ведущая к Цитадели, поднималась в гору серпентином. И каждый раз, когда она пересекала линию Больших Ворот, то проходила через сводчатый туннель, пронзающий огромную скалу, чья огромная выступающая масса делила пополам все круги города, кроме первого. Потому что частью из-за исходной формы горы, частью благодаря великим трудам и искусству древних, широкий двор за Большими Воротами замыкался круто уходящим вверх бастионом из камня, чей острый, как киль корабля, край смотрел на восток. Все выше и выше шёл он вплоть до самого верхнего круга, и там был увенчан зубчатой стеной, так что стоящие в Цитадели могли, как моряки на горном корабле, взглянуть себе под ноги и увидеть в семи сотнях футах под собой Ворота Города. Вход в Цитадель был тоже обращён к востоку, но пробит в самом сердце скалы; отсюда длинный, освещённый лампами покатый коридор поднимался к седьмым воротам, через которые можно было, наконец, попасть в Верхний Двор и на площадь Фонтана у подножья Белой Башни, высокой и стройной, в пятьдесят морских саженей от подножья до вершины, где стяг Правителей плескал в тысяче футов над равниной.
Это действительно была сильная крепость, которую не взять целому войску врагов, пока в ней остаются те, кто способен держать оружие; разве что враги могли бы зайти сзади, вскарабкаться по нижним склонам Миндоллуина и так добраться до узкого плеча, соединявшего Крепостной Холм с основной массой горы. Но это плечо, доходящее до пятой стены, было перегорожено высокими крепостными валами, которые доходили до обрыва и защищали его западный край, и в этом пространстве стояли дома и сводчатые склепы былых королей и правителей, вечно безмолвные между горою и башней.
Пин со всё растущим удивлением разглядывал большой каменный город, который оказался гораздо огромнее и роскошнее всего, что он был в силах вообразить; больше и мощнее Скальбурга и несравненно прекраснее. Однако этот город действительно год за годом клонился к упадку, и в нем уже не было и половины прежнего числа жителей. На каждой улице они то и дело проезжали мимо большого дома или двора, над чьими дверями и сводчатыми воротами были вырезаны длинные красивые надписи, выполненные странным старинным шрифтом. Пин догадывался, что это имена знатных людей и родов, которые некогда жили здесь, но теперь они были безмолвны. И ничьи шаги не звучали на их широких плитах, ничей голос не раздавался в их залах, ничьё лицо не выглядывало из дверей или пустых окон.
Наконец они выехали из тени к седьмым воротам, и тёплое солнце, которое сияло за рекой, когда Фродо шёл по полянам Итилии, играло здесь на ровных стенах, и мощных колоннах, и большой арке с замковым камнем, которому была придана форма королевской головы в короне. Гэндальф спешился, так как лошадей в Цитадель не допускали, и Тенегон позволил себя увести, подчинившись ласковой просьбе хозяина.
Стражи ворот были одеты в чёрное, и шлемы их были странной формы: высокие, с длинными нащёчниками, которые плотно прилегали к лицу, а над ними были прикреплены белые крылья морских птиц; но шлемы эти сверкали серебряным блеском, потому что были на самом деле изготовлены из мифрила, наследия славы древних дней. На чёрных накидках было вышито белым дерево под серебряной короной и лучистыми звёздами, усыпанное цветами, как снегом. Это была ливрея тех, кто служил наследникам Элендила, и никто во всём Гондоре не носил её, кроме Стражей Цитадели перед Двором Фонтана, где некогда росло Белое Дерево.
Оказалось, что весть об их прибытии обогнала их, и они сразу были пропущены, молча и без вопросов. Гэндальф быстро пересёк широкими шагами мощёный белыми плитами двор. Здесь в утреннем солнце посреди ярко-зелёного газона играл прозрачный, свежий фонтан, но в центре лужайки, склонившись над прудом, стояло мёртвое дерево, и падающие капли печально стекали по его голым обломанным сучьям назад в прозрачную воду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
