— Его уже нет? — обречённо спросил Чтец, и Миша скорбно опустил голову.
— Умер в прошлом году.
— Это связано с… — Макс кивнул на зелёную занавеску, и Миша отрицательно покачал головой.
— Мирка пострадала раньше, но, конечно, смерть её деда сделала ещё хуже. Он был единственный Миркин родственник, и они были очень близки. Но дед хорошо умер, дома, во сне, не страдая.
Чтец вновь осмотрел печати, задержав взгляд на камуфляжной. Мира была права: такое не каталогизируешь. Она знала, о чём говорила, ведь её вырастил гениальный мастер, создававший невероятные шедевры. И всё же, когда она попала в беду, способной помочь ей печати не нашлось. Странная девушка вдруг стала понятнее, даже захотелось поговорить с ней, узнать больше о её деде и его невероятных творениях. Но не сейчас, утром. Быть может, она уже спит?
Мира наверняка спала, ведь она не подала ни единого признака жизни, пока они делили спальные места и готовились ко сну. Но ничего. Им предстояло провести вместе, пожалуй, не меньше месяца, а за это время он точно сможет её расспросить.
За прошедшие с потери книги недели привычка Макса просыпаться раз в полтора часа никуда не делась, хотя и заметно сбилась. Этой ночью он проснулся всего трижды, и каждое пробуждение сопровождалось неприятным осознанием: обновлять охранную печать больше не нужно. Её больше нет.
В четвёртый раз Макс проснулся, уловив движение той вечно тревожной частью своего сознания, что не знала покоя даже во сне и всегда была настороже. Краем глаза он успел заметить движение зелёной занавески, наверху послышался шорох, впрочем, сразу же стихший. Лучи раннего солнца пробивались в неплотно занавешенные окна, снаружи щебетали лесные птицы, а внутри пахло яичницей. На полу между спальными местами дрых Слава, поджав одну ногу и вытянув на всю длину вторую; в передней части автодома Миша аккуратно складывал постель.
Макс медленно сел, удивляясь непривычной лёгкости в голове. Он выспался так, как, пожалуй, не высыпался уже давно, и, ещё не поднявшись с постели, почувствовал голод. Переступив через Кота, Чтец приветственно кивнул Мише и направился в ванную. Вернувшись, он обнаружил Бессмертного, возящегося с чайником. На столе стояли четыре пустые чашки и четыре тарелки с яичницей, рядом на отдельном блюдце лежали хлеб и сыр для кикиморы. Мира приготовила завтрак, и теперь он остывал. Почему? Зачем? Временно смиряясь с полным отсутствием понимания причин и мотивов действий спутницы Бессмертного, Макс громко объявил:
— Подъём!
Из-за занавески послышались возня, глухой удар и вскрик Рады. Держась за голову, растяпа выбралась наружу, кинула обиженный взгляд на низкий потолок её спального места и наступила на Кота. Охнув, Слава отшатнулся затылком навстречу кровати Макса.
— Доброе утро, — тяжело вздохнув, проговорил Чтец.
Как оказалось потом, беспокоиться о температуре завтрака не стоило.
— Смотри. — Миша показал другу одну из вплетённых в настенный узор печать. — Греет еду.
— Серьёзно?
— Ага.
Печать действительно грела еду. Она была странной: содержала в себе слишком много слишком мелких деталей, существовала исключительно ради нагрева еды до определённой температуры и, учитывая её общую нагруженность, была сложна для применения.
— Ты можешь этим пользоваться? — Макс не был уверен, что сможет сам.
— Легче лёгкого. Попробуй.
— Попробую.
Получилось в самом деле легко. Слишком легко. Печать заслуживала детального изучения, и Макс поклялся себе обязательно заняться этим после завтрака.
Завтрак удался: яичница с хлебом и сыром показалась Максу удивительно вкусной. Он скинул бы это на голод, но вчерашние бутерброды, оставленные Мирой, тоже были вполне хороши для их простоты.
— Дай угадаю, Мира обменяла своё колдовство в обмен на способность готовить, — прочавкал Слава, собирая куском хлеба растёкшийся по тарелке желток.
— У неё всегда были золотые руки, — не скрывая гордости, ответил ему Миша.
Откинувшись на спинку дивана, Макс, как смог вытянул ноги. Он чувствовал бодрость, сытость и приятное послевкусие, в голове было чисто и ясно. Рада и Кот собирали постели, Миша отправился мыть посуду. Под его ногами сновала кикимора.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Она тебе не мешает? — поинтересовался Макс, и Миша, выключив воду, недоумённо осведомился:
— Кто?
— Кикимора.
Бессмертный опустил взгляд, как будто только сейчас заметив вьющуюся вокруг него нечисть.
— Да нет, не мешает, — удивлённо ответил охотник, а прибежавшая на слово «кикимора» Рада полезла с вопросами:
— Ночка что-то сделала не так?
Кикимора прижалась к её ноге, и Рада опустилась на корточки.
— Она хочет помочь, — сообщила Беляева, — но не знает, чем, потому что она грязная.
— Если хочет помочь, пусть не мешает, — посоветовал Макс, но Миша вновь повторил:
— Она не мешает.
Второй раз Ночка дала о себе знать, когда они собрались в задней части автодома, чтобы обсудить, что делать дальше.
— Нужно найти Раде место, — напомнил Макс.
— Я знаю много поселений, — серьёзно заверил Бессмертный. — Какого рода место мы ищем?
Как оказалось несколько минут спустя, поиски грозили затянуться. Ситуация оказалась куда хуже, чем Макс мог представить: Рада понятия не имела, чего, кроме возможности оставить себе кикимору, она хочет от нового дома.
— Чем бы ты хотела заниматься? — несколько растерянно спрашивал старшую дочь Беляевых Миша.
— Не знаю.
— Что тебе нравится делать?
— Э-э-э…
— Что ты вообще умеешь?
— Ну, если честно, ничего…
— А в школе что нравилось?
— Мне вообще школа не нравилась.
Именно тогда в повисшей неловкой тишине кикимора и оказалась между ними. Рада вгляделась в нечисть и вдруг заявила:
— Ночка благодарит за то, что ей позволили войти в дом хороших людей.
— Во, я тоже! — обрадовался Кот, и Беляева поспешила поддакнуть.
Макс обернулся к Мише. Друг выглядел растерянным, он смущённо улыбался и как-то странно двигал плечами, как будто пытаясь развести их и сжать одновременно.
— Как ты понимаешь, что говорит нечисть? — Вопрос пришёл в голову внезапно и Макс удивился, почему не задал его раньше.
— Как? — Рада беспомощно покосилась на Ночку. — Ну…
— Ты слышишь голос в голове?
— Нет, голос не слышу. — Беляева решительно затрясла головой. — Я просто не знаю, как сказать. Это, ну… У меня просто появляется в голове знание, вот.
У неё в голове просто появляется знание. Макс замер, старательно обрабатывая услышанное, запрещая себе поверить, что одна из основных зацепок в его поисках всё это время могла быть так близко.
— Как во время Разлома?
Тонкая рука с длинными пальцами, вытянутая вперёд шея, лицо, скрытое за длинными грязными спутанными волосами. Тихий, лишённый эмоций голос, озвучивший мысли Макса раньше него самого. Чтец почти отшатнулся, почти заподозрив, что в автодом Миши проникла ещё какая-то нечисть. Почти.
— Не знаю… — Рада подняла глаза к потолку и нахмурила лоб. — Я не помню.
Иногда Макс думал, что тоже хотел бы не помнить, но он помнил так, как будто бы всё случилось вчера. Как потемнело перед глазами, земля содрогнулась и он упал на колени, расцарапав ладони об асфальт. Ещё мгновение он чувствовал боль, но потом она исчезла, а вместе с ней — ощущение собственного тела. Ощущение мира вокруг.
Макс не слышал голоса: ему никто ничего не говорил, но, если бы у знания был цвет, у этого был бы зелёный. Его было проще представить картинами, чем словами.
Мир разорвался пополам, будто гидра. Одну половину пустили через мясорубку, выпив все соки и теперь она, изуродованная, была обречена на долгое мучительное восстановление, которое вполне могло оказаться безуспешным. Реальность осталась такой же, какой была на момент Разлома, только все не отмеченные магией люди исчезли, все носители энергии вышли из строя, выпитые до дна, а барьеры, стоявшие между нечистью и живыми, начали расходиться по швам.
