Такого и представить не могла в самых порочных фантазиях. В реальности оно все ярче и чувственней. Стыд сжирает изнутри. Тело горит эротичным огнем и ярым протестом. Особенно им.
Хочу отвернуть голову, закрыть глаза, но рука в волосах не дает мне и шанса на свободу. Держит. Тянет. Сводит с ума.
В моей голове уже картинки того, как они будут меня наказывать в следующий раз. Совать свои концы в рот, толкаться так глубоко, чтобы я захлебывалась стыдом, унижением и слюнями. Позор.
— Мне кажется, она недостаточно осознала, брат, — хрипит Захар, все чаще трахая собственный кулак, пока Ренат сжимает челюсти и как отбойный молоток вбивается в свой.
А меня уже трясет, меня уже колотит. Руки сами сжимаются в кулаки, покалывают от желания взяться за эти орудия пыток. Огромные, пугающие, жутко возбуждающие и помочь им довести столь деликатное дело до конца.
Либо оцарапать в бешенстве.
— Мне кажется, ей даже нравится то, что она видит.
Мотаю головой, стараясь показать, как сильно мне противно. Ведь противно, да? А тем временем руки мужчин уже остервенело дрочат свои члены, тела напрягаются и мышцы еще сильнее вырисовываются под черными водолазками.
Они же не будут доводить до конца!
— Она должна понять, что такое настоящее наказание, — нетерпеливо хватает мой затылок рука Рената, пока косу тянет Захар.
Мне жутко больно, слезы унижения стекают по щекам, но не прошу пощады. Бесполезно. Глаза я не закрываю смотрю, как на концах образуются капельки влаги, как плоть разбухает в мужских грубых руках.
— Рот открой! — дико рычит Ренат, тянет голову ближе к паху.
— Нет! — пытаюсь мотать головой, стискиваю губы. Боюсь, что прямо сейчас в меня толкнется один из этих гигантов.
— Рот открой, пока жопу не порвали. Ведь даже тогда ты все равно останешься целкой, — хрипит уже сипло Захар, и я прикрываю глаза, открываю рот.
За что? Господи, за что мне это? И кто я теперь для них?
Второсортная шлюха? Спермоприемник.
— Язык достань, Киска. Покажи нам полностью свой глубокий ротик.
Мягкие слова Захара пугают даже больше грубых, а невменяемое желание подчиниться любым приказам сводит на нет всю внутреннюю силу и гордость. Унижает достоинство.
Я просто шлюха, жаждущая ни одного, а сразу двух мужчин, что почти все детство были моей опорой. Так низко пала.
Вытаскиваю язык и вздрагиваю, когда слышу парный рык. Губы и кожу лица обжигают густые капли чего-то клейкого, сладко-соленного. Мучительно долго.
Как только все заканчивается, меня развязывают и толкают на твёрдый пол грузовика. Осознание произошедшего острыми иглами в мозг. И больно так в груди. Стыдно. Кажется, уже нет дороги назад.
— В следующий раз будешь думать башкой, а не своей упругой жопой, — слышу напоследок и зажмуриваюсь сильнее, чувствуя, как горячие слезы стекают по моим грязным щекам.
Сглатываю смешанные мужские соки и поджимаю к себе колени. Между ног порочно влажно, но я мотаю головой и думаю, что подобного я не могла ожидать.
Все, что угодно, только не этого. Не так я себе все представляла. И ведь даже к адвокату не пойдешь, ведь я осталась девственницей.
Реву громко, с надрывом, срывая глотку, слышу шум мотора и звуки закрывающейся двери. Приглушенные голоса. Твари! И злоба на них набирает дикие обороты.
Вот так. Осквернили и теперь как скот везут домой. Чтобы как непослушную скотинку запереть дома, до тех пор, пока не начну «бэкать» по первому зову пастухов.
Но. Разве. Я. Ебаная овца?
Разве я могу позволить двум каким-то солдафонам, что потеряли всю совесть, меня сломить? НЕТ.
Катя, возьми себя в руки! Не время распускать сопли на войне.
Да, они сильнее. Физически. Но кто сказал, что я не могу действовать хитростью? Пора уже начать думать головой.
Глава 33
Это решение пришло ко мне внезапно. Щелчком. Я долго размышляла, какой решающий шаг сделать после того унижения, которое они заставили меня перенести. Что-то резкое. Что-то острое. Чтобы раз и навсегда от них избавиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Пока я размышляла, ко мне на колени впрыгнула Звёздочка, и я поняла, что совершенно о ней позабыла. Она ластится, скулит, словно чувствуя мое состояние и принимает часть боли на себя. Моя собачка. Даже она более независима, чем я, заключенная в собственном доме. Даже больше в собственной комнате.
Я не выхожу отсюда, не могу даже представить, как смотрю этим уродам в глаза. Ничего не ем, ничего не готовлю. Ворую по ночам конфеты и батончики, чтобы не свалиться в голодный обморок. А парни, походу, устали заказывать пиццу и принялись готовить сами. В комнату иногда забредали запахи гречки и тушенки.
Ну, господи. Может быть омерзительный запах походной еды сподвиг меня на решение об окончательном падении. Иначе свою идею я никак назвать не могу.
Две недели моего самобичевания и саморазрушения прошли не зря. Я готова с этим покончить, потому что простить их не могу. Не готова к такому шагу.
Я хочу отомстить. Избавиться от этой тяжкой боли внутри себя, что разрослась в груди, цвела и пахла. Должна быть сильной и смелой.
Не жертва я, черт подери!
Мне нужно было в первую очередь выбрать объект. И мысль о Ренате я закрыла плотным густым туманом. С ним я не справлюсь. И что важнее, он спит намного чутко, нежели Захар. И если проснется, то ненароком может и убить.
А я жить хочу. Свободы хочу. Именно поэтому раздеваясь догола, осматриваю критично своё снова исхудавшее тело и надеваю только легкий халатик. После чего сажусь на кресло у окна и начинаю ждать, когда сядет солнце.
На часах за полночь, парни в отрубе уже три часа, а значит пора. Пора сделать это.
Странное. Дикое. Но сейчас мне кажется у меня просто нет другого выбора.
Кто-то скажет, что это нечестно. Я же назову это справедливостью, которой не хватает в этом доме.
Выглядываю из спальни в темный коридор и вспоминаю, как в детстве я боялась чудовищ, что обитают во тьме. И, наверное, тогда был первый и последний случай, когда отец проявил заботу.
Пришел в мою спальню, заглянул под кровать и разрешил спать с включенным ночником. Даже не ушел до тех пор, пока я не уснула.
Как же я тогда не понимала, что самое страшное чудовище в моей жизни это он сам. А теперь и его воспитанники, которые уверены, что им все можно. Даже унизительно обливать своей спермой мое лицо.
Ну ничего. Очень скоро они поймут, с кем связались. И Захар станет тем самым козлом отпущения, на которого спустит всех собак Ренат.
Он разорвёт его в клочья. И самое главное, избежать этого он никак не сможет. А я уже буду свободна и начну новую жизнь без всего этого дерьма, которым они облили меня с ног до макушки.
Очень тихо захожу в комнату и ощущаю запах еловой свежести, это любимый гель для душа Захара. Пол скрипит дико, но храп мужчины от этого не прекращается. Подхожу к шторкам и отрываю их, чтобы в комнату попадал хоть какой-нибудь свет.
Для моей миссии он необходим.
Подхожу к кровати засранца номер один и вижу поистине занимательную картину. Но мне этого мало, я хочу видеть, что скрывается за его шелковой простынкой.
Прислушиваюсь к себе и понимаю, что ни капли возбуждения не сбрызгивает в мое лоно. Оно абсолютно сухое. А оно мне сейчас как никогда необходимо.
Может быть, если стянуть ткань увидеть член? Все тело?
Аккуратно цепляю за кончик простыни и веду вниз, оставляя шёлк в ногах. Он спит голым. Так даже лучше.
Застываю на несколько секунд, просто любуясь его красотой. Это как наблюдать за диким зверем, пока он сладко спит. Будоражит неимоверно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Большой. Сильный. Опасный.
Я стараюсь не опускать глаза ниже, иначе зависну на очень долго, смотря на его спящий питон.
Но выбора нет. Придется поднапрячься и подготовить инструмент к работе. Но сначала удостовериться, что сам Захар мне не помешает.
