– Ну что, солдат, в атаку! – засмеялся охранник, толкая вперед контейнер.
И, видя близкие лезвия фрезы, слыша хруст рассекаемой материи, испытывая предсмертный ужас, Серж вдруг с невероятной ясностью понял, что не умрет, что будет спасен. Ибо та невидимая загадочная сущность, посетившая его в ночном каземате, вдруг снова возникла, прильнула к нему, окружила своим жарким чудным теплом.
«Спаси! Спаси!» – умолял он, веруя в свое спасение и уже спасенный.
Контейнер взлетел и перевернулся над коробом. Серж стал падать вниз головой, захлебываясь в зловонной жиже. Сверху продолжали валиться мокрые комья. Он выбирался из-под них, жался к стальной стене короба. А сверху опускалась полная блеска спираль, вонзалась, свистела, чмокала, рассекая липкую гущу, выворачивая ее наизнанку, затягивая Сержа в свое смертоносное вращение. «Спаси!» – повторял он, вжимаясь в стальную стенку, чувствуя, как лезвие проходит у его лица, плеча, срезая на плече тонкий слой кожи. И он – не мыслью, не молитвой, а всей внеразумной верой, веруя не разумом, не сердцем, а каждой клеточкой желающего уцелеть тела, но и сердцем, и разумом, и волей, которую отдавал во власть безымянной всемогущей сущности, – бессловесно просил: «Спаси!» Казалось, его тело уменьшается, занимает все меньший объем, все плотнее прижимается к стенке короба, и секущие лезвия не задевают его, а дух, освобожденный от тела, как воздух, пропускает сквозь себя отточенные лопасти. И он повторял бессловесное: «Спаси!»
Внезапно рокот умолк. Спиралевидная гильотина остановилась, и он видел у глаз стертое до блеска лезвие. Потом оно с чавканьем ушло вверх. Короб накренился, навис над конвейером и вывалил в желоб все измельченное содержимое. Серж упал и вытянулся в желобе, как в окопе. На него навалилась измельченная масса, и конвейер повлек его в стенной пролом. Он поднял голову и осмотрелся. Конвейер двигался сквозь полутемный промежуток туда, где снова ярко горел свет.
Серж со связанными руками стал извиваться, как змея. Перевалился через край и упал на бетонный пол. Узлы веревки, пропитанные жижей, размягчились, и он освободил руки. В полутьме виднелся яркий пролом в стене, наполненный солнцем. Серж нырнул в него, ослеп от солнечной белизны, задохнулся от сладкого морозного воздуха. Кинулся под какие-то вагоны. Перебежал какие-то стальные пути. Увидел у котлована рыжий бульдозер. Мотор работал, но хозяина не было. Дверца была приоткрыта, и на сиденье лежала поношенная телогрейка. Серж схватил ее, набросил на свои мокрые, начинавшие коченеть плечи. На мгновение заглянул в зеркало, притороченное к кабине. На него глянуло изможденное, измызганное, в ссадинах и кровоподтеках лицо. Волосы на голове, неопрятная борода и усы – все было белым. Он стал седым. Соскочил с бульдозера и, согнувшись, петляя, как заяц, побежал вдоль заводских корпусов, туда, где шумел зимний, солнечный город.
Часть вторая
Глава тринадцатая
Он бежал по тротуарам, чувствуя, как замерзает пропитанная жижей одежда. Начинает хрустеть, как ломкий хитин, в котором дышит, торопится, спасается от погони измученное тело, но душа ликует, празднуя чудесное избавление. Он забегал в магазины, чтобы согреться, но, чувствуя на себе косые взгляды, быстро покидал теплое помещение. Подсаживался в попутные троллейбусы и автобусы, но после сердитых окриков, требующих, чтобы он купил билет, ему приходилось выскакивать на мороз.
Он стремился туда, где был расположен «Райский рынок». Место, где впервые явился ему китаец Сен. Где открылся в земле провал, похожий на рудный карьер, и он тогда еще подумал, что карьер своими уходящими вглубь спиралями напоминает упавшую Вавилонскую башню. Там же находилось загадочное, пульсирующее чрево, уводившее в зловонную бездну, в те сталинские атомные катакомбы, которые владелец «Райского рынка» Керим Вагипов превратил в подземную тюрьму.
Жестяная труба, из которой падали в подземелье ворохи измызганного постельного белья и упала простыня с кровавым письмом от Нинон, – эта труба должна была опускаться из развратного притона, из отеля, где протекают оргии, а значит, находится Нинон. И первое, что он должен совершить после своего чудесного избавления, – это спасти свою ненаглядную, свою истязаемую невесту.
Он понимал, что страшно рискует. Что рынок переполнен охранниками и лазутчиками владельца. Что его могут схватить и вернуть в ужасное подземелье, где его ждет повторная казнь. Но он пробирался к рынку и скоро оказался в толпе, перед стрельчатой аркой, на которой веселый торговец в чалме предлагал покупателем женский бюстгальтер. У ворот прохаживались два охранника в черных комбинезонах с металлической надписью: «Секьюрити», но вместо автоматов у них были резиновые дубинки. Чтобы не замерзнуть, они притоптывали тяжелыми бутсами, их лица, окутанные паром, были свекольного цвета. Серж вжал голову, ссутулился в своей телогрейке, шмыгнул в толпе мимо охранников, очутившись среди лотков, прилавков, крытых павильонов, где все кипело, шумело, извлекало деньги, хватало покупки.
Он продвигался мимо развешенных пиджаков, кожаных сумочек и чемоданов, прозрачных женских сорочек и мужских дубленок. Повсюду были выскобленные до синевы лица азербайджанских торговцев, хмельные русские бабы, скуластые, в собачьих шапках китайцы. Дымились печурки, сладко пахло хвойным дымом, жареным мясом, летела из разных углов пронзительная азиатская музыка.
– Скажи, – остановил он пробегавшего мимо молодого азербайджанца, несущего завернутый в лаваш ворох зелени. – Тут есть какая-нибудь гостиница? Какой-нибудь отель, ну где люди живут, ночуют?
Парень, плохо понимая, замотал головой и побежал дальше. Зато немолодая, с малиновым от мороза лицом баба в платке озорно засмеялась:
– Тебе переспать, что ли, негде? Бутылку поставишь – переспим.
Серж понимал, что в своей телогрейке, в грязных штанах, с избитым лицом он отталкивал людей. В кармане его находилась изумрудная заветная сережка в золотой оправе, доставшаяся от неизвестной блудницы. Он решил продать ее и на вырученные деньги купить одежду.
Толстенький азербайджанец с плутоватыми маслинками глаз пробовал оправу серьги на зуб, пристально рассматривал пробу, глядел сквозь изумруд на свет.
– Украл? – весело спросил он Сержа.
– Нашел, – ответил Серж.
– Покажи место, где такие вещи валяются. Пойду собирать. Сколько хочешь?
– Тридцать тысяч рублей.
– Даю пять.
– Двадцать.
– Даю шесть.
– Десять.
– Даю семь.
– Забирай.
Азербайджанец кинул сережку в ящичек за прилавком. Отсчитал деньги. Передал Сержу:
– Еще найдешь что хорошее, приноси. Спроси Гейдара, тебя ко мне приведут.
Серж купил паралоновую теплую куртку, дешевый джемпер, простые брюки и вязаную темную шапочку.
Продавец-азербайджанец предлагал ему синий красивый пиджак и брюки цвета маренго. На пиджаке Серж увидел едва заметный шов, тщательно заглаженный.
– Почему здесь шов?
– Мода. Вера Сача, – живо ответил торговец.
Серж поторопился уйти, и лицо белоруса Андрея в венке из черных ромашек, охваченное пламенем, промелькнуло над ним.
Он нашел на рынке туалет. Старательно мыл лицо и руки, смотрел на свои седые волосы. Бросил в угол сальную телогрейку, испачканные брюки. Облачился в свежую одежду. Вышел на воздух. Долго кружил по рынку, надеясь обнаружить гостиницу, злачный притон или подобие темницы, где могла содержаться Нинон. Ничего, кроме складов, помоек, утлых хибар, где отдыхали грузчики и торговцы, не нашел. Не было пестрого, сумрачно-цветастого Гранд-базара, который пригрезился ему среди московских палаток. Не было мрачного спиралеобразного конуса, ниспадающего к центру земли. Не было китайца в малиновой повязке. Все это померещилось ему. Было миражом, рожденным его экзальтированным воображением. Но тело его болело от бесчисленных побоев. Голова белоруса Андрея горела в печи, окруженная черными цветами. Солнечные глаза Лукреция Кара меркли в душной тьме подземелья. И отвратительный карлик, облаченный в женское платье, гарцевал на лошадке, отправляя Сержа на казнь.
Смущенный, испытывая боль в голове, трогая виски, он покинул рынок.
Отправился к себе домой. У него не было ключей от машины и от квартиры, не было документов. Он собирался с помощью слесаря вскрыть дверь, отправиться в милицию и описать все, что с ним приключилось. Получить временные права на вождение и документ, заменяющий паспорт. У него оставались деньги на метро, и он, уже не стесняясь своей одежды, мечтал поскорее добраться до дома, лечь в теплую душистую пену джакузи, забыться под тихую музыку, чувствуя прикосновения ласковых дельфинов, и дать измученной душе хоть единый час отдохновения.
Он подошел к своему добротному дому на Страстном бульваре и увидел, что на стоянке нет его темно-зеленого «шевроле». Это неприятно его поразило. Он приблизился к парадному, набрал кнопками домофона код и вошел в подъезд. Лифт со знакомыми запахами сладких лаков вознес его на этаж. Дверь была в полном порядке, в мягкой обивке, с красивой медной ручкой. И только форма ручки была иной, с иным отверстием для ключа. Он прислушался. За дверью померещились голоса и незнакомая музыка. Он позвонил. Открыли не сразу, на длину цепочки. Сквозь цепочку смотрел тучный чернявый мужчина в шелковом халате, в шлепанцах на босу ногу. Халат не скрывал курчавую волосатую грудь. Сзади, в прихожей, виднелась женщина восточного вида, держащая в руках какое-то блюдо. Пахнуло жареным мясом, еще какими-то незнакомыми едкими запахами.
