15 октября 1900
Помпеянка
«Мне первым мужем был купец богатый,Вторым поэт, а третьим жалкий мим,Четвертым консул, ныне евнух пятый,Но кесарь сам меня сосватал с ним.
Меня любил империи владыка,Но мне был люб один нубийский раб,Не жду над гробом: «casta et pudica»[9]Для многих пояс мой был слишком слаб.
Но ты, мой друг, мизиец мой стыдливый!Навек, навек тебе я предана.Не верь, дитя, что женщины все лживы:Меж ними верная нашлась одна!»
Так говорила, не дыша, бледнея,Матрона Лидия, как в смутном сне,Забыв, что вся взволнована Помпея,Что над Везувием лазурь в огне.
Когда ж без сил любовники застылиИ покорил их необорный сон,На город пали груды серой пыли,И город был под пеплом погребен.
Века прошли; и, как из алчной пасти,Мы вырвали былое из земли.И двое тел, как знак бессмертной страсти,Нетленными в объятиях нашли.
Поставьте выше памятник священный,Живое изваянье вечных тел,Чтоб память не угасла во вселеннойО страсти, перешедшей за предел!
17 сентября 1901
Путник
По беломраморным ступенямЦаревна сходит в тихий сад —Понежить грудь огнем осенним,Сквозной листвой понежить взгляд.
Она аллеей к степи сходит,С ней эфиопские рабы.И солнце острый луч наводитНа их лоснящиеся лбы.
Где у границ безводной степи,Замкнув предел цветов и влаг,Стоят столбы и дремлют цепи, —Царевна задержала шаг.
Лепечут пальмы; шум фонтанныйТак радостен издалека,И ветер, весь благоуханный,Летит в пустыню с цветника.
Царевна смотрит в детской дрожи,В ее больших глазах – слеза.Красивый юноша-прохожийПростерся там, закрыв глаза.
На нем хитон простой и грубый,У ног дорожная клюка.Его запекшиеся губыСкривила жажда и тоска.
Зовет царевна: «Брат безвестный,Приди ко мне, сюда, сюда!Вот здесь плоды в корзине тесной,Вино и горная вода.
Я уведу тебя к фонтанам,Рабыни умастят тебя.В моем покое златотканомК тебе я припаду, любя».
И путник, взор подняв неспешно,Глядит, как царь, на дочь царя.Она – прекрасна и безгрешна,Она – как юная заря.
Но он в ответ: «Сойди за цепи,И кубок мне сама подай!»Закрыл глаза бедняк из степи.Фонтаны бьют. Лепечет рай.
Бледнеет и дрожит царевна.Лежат невольники у ног.Она растерянно и гневноБросает кубок на песок.
Идет к дворцу аллеей сада,С ней эфиопские рабы...И смех чуть слышен за оградой,Где степь, и цепи, и столбы.
1903
Решетка
Между нами частая решетка,В той тюрьме, где мы погребены.Днем лучи на ней мерцают кротко,Проходя в окно, в верху стены.
Между нами кованые брусья,Проволок меж них стальная сеть.До твоей руки не дотянусь я, —В очи только можем мы смотреть...
Тщетно ближу губы сладострастно, —Лишь железо обжигает их...Смутно вижу, в полутьме неясной,У решетки – очерк губ твоих.
И весь день, пока на темной сталиТам и сям мелькает луч дневной,В содроганьях страсти и печалиУпиваюсь я тобой, ты – мной!
Нас разводит сумрак. На соломеМы лежим, уйдя в свои углы;Там томимся в сладострастной дреме,Друг о друге грезим в тайне мглы.
Но опять у роковой преградыМы, едва затеплятся лучи.И, быть может, нет для нас отрадыСлаще пытки вашей, палачи!
28 сентября 1902
У моря
Когда встречалось в детстве гореИль беспричинная печаль, —Все успокаивало мореИ моря ласковая даль.
Нередко на скале прибрежнойДни проводила я одна,Внимала волнам и прилежноВыглядывала тайны дна:
На водоросли любовалась,Следила ярких рыб стада...И все прозрачней мне казаласьДо бесконечности вода.
И где-то в глубине бездоннойЯ различала наконецВесь сводчатый и стоколонныйЦаря подводного дворец.
В блестящих залах из коралла,Где жемчугов сверкает ряд,Я, вся волнуясь, различалаПодводных дев горящий взгляд.
Они ко мне тянули руки,Шептали что-то, в глубь маня, —Но замирали эти звуки,Не достигая до меня.
И знала я, что там, глубоко,Есть души, родственные мне;И я была не одинокаЗдесь, на палящей вышине!
Когда душе встречалось гореИль беспричинная печаль, —Все успокаивало мореИ моря ласковая даль.
3 февраля 1902
Думы
L'ennui de vivre...[10]
Я жить устал среди людей и в днях,Устал от смены дум, желаний, вкусов,От смены истин, смены рифм в стихах.Желал бы я не быть «Валерий Брюсов».Не пред людьми – от них уйти легко, —Но пред собой, перед своим сознаньем, —Уже в былое цепь уходит далеко,Которую зовут воспоминаньем.Склонясь, иду вперед, растущий груз влача:Дней, лет, имен, восторгов и падений.Со мной мои стихи бегут, крича,Грозят мне замыслов недовершенных тени,Слепят глаза сверканья без числа(Слова из книг, истлевших в сердце-склепе),И женщин жадные телаЦепляются за звенья цепи.
О, да! вас, женщины, к себе воззвал я самОт ложа душного, из келий, с перепутий,И отдавались мы вдвоем одной минуте,И вместе мчало нас теченье по камням.Вы скованы со мной небесным, высшим браком,Как с морем воды впавших рек,Своим я вас отметил знаком,Я отдал душу вам – на миг, и тем навек.Иные умерли, иные изменили,Но все со мной, куда бы я ни шел.И я влеку по дням, клонясь как вол,Изнемогая от усилий,Могильного креста тяжелый пьедестал:Живую груду тел, которые ласкал,Которые меня ласкали и томили.
И думы... Сколько их, в одеждах золотых,Заветных дум, лелеянных с любовью,Принявших плоть и оживленных кровью!..Я обречен вести всю бесконечность их.Есть думы тайные – и снова в детской дрожи,Закрыв лицо, я падаю во прах...Есть думы светлые, как ангел божий,Затерянные мной в холодных днях.Есть думы гордые – мои исканья бога, —Но оскверненные притворством и игрой,Есть думы-женщины, глядящие так строго,Есть думы-карлики с изогнутой спиной...Куда б я ни бежал истоптанной дорогой,Они летят, бегут, ползут – за мной!
А книги. ...Чистые источники услады,В которых отражен родной и близкий лик, —Учитель, друг, желанный враг, двойник —Я в вас обрел все сладости и яды!Вы были голубем в плывущий мой ковчегИ принесли мне весть, как древле Ною,Что ждет меня земля, под пальмами ночлег,Что свой алтарь на камнях я построю...С какою жадностью, как тесно я приникК стоцветным стеклам, к окнам вещих книг,И увидал сквозь них просторы и сиянья,Лучей и форм безвестных сочетанья,Услышал странные, родные имена:..И годы я стоял, безумный, у окна!Любуясь солнцами, моя душа ослепла,Лучи ее прожгли до глубины, до дна,И все мои мечты распались горстью пепла.
О, если б все забыть, быть вольным, одиноким,В торжественной тиши раскинутых полей,Идти своим путем, бесцельным и широким,Без будущих и прошлых дней.Срывать цветы, мгновенные, как маки,Впивать лучи, как первую любовь,Упасть, и умереть, и утонуть во мраке,Без горькой радости воскреснуть вновь и вновь!
1902
НАВЕТ ILLA IN ALVO[11]
Ее движенья непроворны,Она ступает тяжело,Неся сосуд нерукотворный,В который небо снизошло.Святому таинству причастнаИ той причастностью горда,Она по-новому прекрасна,Вне вожделений, вне стыда.В ночь наслажденья, в миг объятья,Когда душа была пьяна,Свершилась истина зачатья,О чем не ведала она!В изнеможеньи и в истомеОна спала без грез, без сил,Но, как в эфирном водоеме,В ней целый мир уже почил.Ты знал ее меж содроганийИ думал, что она твоя...И вот она с безвестной граниПриносит тайну бытия!
Когда мужчина встал от роковой постели,Он отрывает вдруг себя от чар ночных,Дневные яркости на нем отяготели,И он бежит в огне – лучей дневных.Как пахарь бросил он зиждительное семя,Он снова жаждет дня, чтоб снова изнемочь, —Ее ж из рук своих освобождает Время,На много месяцев владеет ею Ночь!Ночь – Тайна – Мрак – Неведомое – Чудо,Нам непонятное, что приняла она...Была любовь и миг, иль только трепет блуда, —И вновь вселенная в душе воплощена!
Ребекка! Лия! мать! с любовью или злобойСокрытый плод нося, ты служишь, как раба,Но труд ответственный дала тебе судьба:Ты охраняешь мир таинственной утробой.В ней сберегаешь ты прошедшие века,Которые преемственностью живы,Лелеешь юности красивые порывыИ мудрое молчанье старика.Пространство, время, мысль – вмещаешь дважды ты,Вмещаешь и даешь им новое теченье:Ты, женщина, ценой деторожденьяУдерживаешь нас у грани темноты!Неси, о мать, свой плод! внемли глубокой дрожи,Таи дитя, оберегай, питайИ после, в срочный час, припав на ложе,Яви земле опять воскресший май!
Свершилось, Сон недавний явен,Миг вожделенья воплощен:С тобой твой сын пред богом равен,Как ты сама – бессмертен он!Что было свято, что преступно,Что соблазняло мысль твою,Ему открыто и доступно,И он как первенец в раю.Что пережито – не вернется,Берем мы миги, их губя!Ему же солнце улыбнетсяЛучом, погасшим для тебя!И снова будут чисты розы,И первой первая любовь!Людьми изведанные грезыНеведомыми станут вновь.И кто-то, сладкий яд объятьяВдохнув с дыханьем темноты(Быть может, также в час зачатья),В его руках уснет, как ты!
Иди походкой непоспешной,Неси священный свой сосуд,В преддверьи каждой ночи грешнойДва ангела с мечами ждут.Спадут, как легкие одежды,Мгновенья радостей ночных.Иные, строгие надеждыОткроются за тканью их.Она покров заветной тайны,Сокрытой в явности веков,Но неземной, необычайный,Огнем пронизанный покров.Прими его, покрой главу им,И в сумраке его молись,И верь под страстным поцелуем,Что в небе глубь и в бездне высь!
Июль 1902
