Треск и скрежет. Будто что-то большое хотело выдавить стекло и влезть в его комнату. Что это, Данил не мог разглядеть, мешала занавеска. Под натиском невидимого тела рама начала пощёлкивать. Вдруг Данил заметил, как от косяков по стенам поползли трещины в разные стороны. Окно задребезжало, точно там, на улице, поднялся ураганный ветер. Он хотел вскочить, подбежать к окну, чтобы не впустить ЭТО, но не мог пошевелить, ни рукой, ни ногой. Беспомощно хлопая глазами, он пристально глядел на осыпающуюся штукатурку.
И тут раздался глухой сдавленный голос:
– Я знаю, что ты знаешь обо мне. Я за тобой наблюдаю…
И тишина…
Данил не испугался, ему неодолимо захотелось посмотреть, кто с ним разговаривает. Он напрягся, чтобы разорвать невидимые оковы и… проснулся.
Ему не хотелось возвращаться к тяжёлому кошмару, поэтому он громко, вроде бы даже и не себе, пробасил: «Куда ночь, туда и сон». И быстро успокоился, затем что он уже успел привыкнуть ко всяким неожиданностям.
Сразу вставать было лень. После беспокойной ночи он чувствовал себя усталым и разбитым. К тому же было, над чем подумать, ведь впереди его ожидала командировка в город. Сколько ему потребуется времени на это непредвиденное путешествие, он не знал. Может, день, может, неделя. Всё зависело от исхода дела. Он должен был исполнить волю бабки Нюры. Только как найти незнакомую девушку среди многотысячного населения, он не мог представить. Если бы бабка Нюра дала ему хоть какую-то зацепку, наводку. Он догадывался, что она знает не больше него. Иначе, какой ей прок говорить загадками.
Он, сгорбившись, сел на край кровати, откашлялся в кулак, размял табак в папиросе, не переставая размышлять: «Полагаясь на случай, я могу надолго задержаться в городе. А если ведьма не проявит себя, тогда как? Эх, знать бы её фамилию».
Данил явственно представил себе светлое лицо бабки Нюры, с тонкими лучиками морщинок вокруг смеющихся глаз: «Ишь, чего захотел, – фамилию. С фамилией её любой дурак найдёт. А ты попробуй так, пораскинь мозгами»!
Мимо окон Данила пробежала толпа деревенских, сопровождаемая надсадным лаем Ленкиного Амура.
«Что ещё за собрание»? – подумал он, удивлённо высовываясь в форточку.
Никого не было видно. Тогда он вывалился по пояс, но успел разглядеть лишь стремительно удаляющиеся пятки.
Амур, гремя цепью, прыгал на забор и громко рычал, пока не захрипел.
Данил грубо крикнул ему из форточки: «Фу, пошёл на место»!
Кобель прижал уши, закрутился на месте, потом запрокинул голову и протяжно завыл.
Данил упёрся руками в наличники, чтобы вернуть себя в избу, и вдруг заметил в окне соседа, одинокого деда Максима, какое-то движение. Он подслеповато прищурился и узнал Любку, живущую на другом конце деревни; она делала ему какие-то знаки, вроде как по переменке закрывала рукой то рот, то глаза. Затем она склонила голову на бок и резко задёрнула занавеску.
Холодная липкая тревога обволокла сердце Данила.
Не понравились ему её жесты, весь её облик, да и то, что она, находясь у нелюдимого деда Максима в гостях, вела себя, как хозяйка.
Предчувствие чего-то нехорошего заставило Данила выйти на улицу.
Никого не было видно, лишь над дорогой к пруду, поднимался высокий столп пыли.
«Что бы могло там стрястись? – подумал он, косясь на окна деда Максима.
С Тимофеевского двора выбежал Лёха и дёрнул, было, к пруду, но, увидев его, отчаянно замахал руками:
– Данила, – крикнул он не своим голосом. – Раз уж такой случай, выпить надо. Помянуть утопшую.
Данил подошёл к нему, удивлённо наморщив лоб:
– Кого помянуть? – переспросил он растерянно.
– Да Любку, – прокричал Лёха, махнув неопределённо рукой, – Кисленко, – и догадавшись, что Данил не понимает, о чём идёт речь, перешёл на шёпот, словно боялся, что их могут подслушать,– тебе, что ль, ещё не сказали?
– О чём? – так же тихо спросил Данил.
– Вона как, – протянул Лёха, и глазки его хитро забегали. – Ленка-то моя, на пруд убежала. Тамочи её тело всплыло.
– Чьё тело? – крикнул Данил, не на шутку рассердившись на дурацкую манеру говорить загадками.
– Так Любки же. Она утопла, – повторил он, испуганно шарахаясь в сторону.
Данил напряг мозг, стараясь что-нибудь вспомнить о ней:
– Это, которая на краю деревни живёт, та, что за Сашкой Гришиным?
– Точно, она самая, – обрадовался Лёха.
– А как её в пруд-то угораздило залезть? Там даже ребятишки не купаются. Тиной всё позатягивало, да дно впадинами, – пробормотал он и снова покосился на окна деда Максима, нащупывая под рубахой нательный крест.
Лёха трусливо огляделся по сторонам и, не увидев никого поблизости, проговорил:
– А кто ж её знает. – Он приблизился к Данилу и хитро подмигнул, – послушай, чего скажу… – Заметив, как он подался вперёд, заговорщицким тоном выложил: – Говорят, муж, её утопил! Слухи ходили по деревне, что она с участковым путается. Вот Сашка и приревновал.
– Постой. С каким участковым, с нашим, что ли? – мигом отреагировал Данил.
– Ну, знамо дело, с каким же ещё, он у нас один на всю деревню, – подтвердил Лёха.
– Так у Сашки вроде сын взрослый.
– То-то и оно. Годков на десять, ежели не больше, старше она участкового. Да разве ж возраст – любви помеха? – он помолчал немного и произнёс с горечью в голосе, – красивая зараза была. Я и сам с такой не прочь. – Он воровато оглянулся и посмотрел на Данила, с обидой закусив губу, – а ты точно поминать не будешь?
– Точно, – сказал Данил и для убедительности качнул головой.
16
На берегу пруда собралась вся деревня.
К воде близко не подходили, стояли поодаль, среди деревьев.
Путаясь ногами в зарослях осоки, он остановился возле чёрной ольхи. Дальше идти было боязно. В сознании то и дело всплывал образ Любки, её непонятные жесты, безусловно адресованные ему. Зрелище действительно было необычным. Что она пыталась ему сказать, закрыв рукой рот, а потом глаза? Он потоптался на месте, закурил. «Ну конечно»! – чуть было не закричал он вслух и с силой ввинтил папиросу во влажную кору ольхи. «Не рассказывай о том, что видел», – прошептал он себе под нос и решительно шагнул в сторону берега.
Оглушительно вздыхающие бабы, все как одна прикрывающие рты платками, проводили его любопытными взглядами.
Данилу всегда было интересно – зачем они это делают? Зачем закрывают рот платком? Ну, отёр глаза от горькой слезы и положил платок в карман. Чего с ним носится? Тем более и слёз ни у одной не было видно.
Мужики стояли на самом краю берега, устремив глаза на воду, застланную ярко-зелёным покрывалом ряски. В тёмном оконце покачивалось тело женщины.
Плечи, ягодицы
