приспешников!
Ардашевской волости Тайный Революционный штаб Елисей Бастрыков.
Присутствовал член Соловьев.
Алешка прочитал письмо раньше отца.
— Вон ведь чего! — протянул он удивленно.
Бударин повернул голову и строго глянул на сына.
— Ты что же это? — спросил он. — Письмо читаешь?
— Уже все прочитал, — со смехом ответил Алешка.
— А кто тебе разрешил? — всерьез накинулся на него Бударин. — Какой контролер тут завелся.
Алешка не понимал вины.
— А чего же ты, когда в Совете был, все мне разрешал? Небось губернские бумаги давал читать сам…
— Вот я тебя запру в каталажку, будешь знать у меня, — ругал отец.
— Ну ошибся парень, не беда, — сказал Отесов. — Он это невзначай заехал глазами.
Михаил Бударин дочитал до конца письмо и, сложив его, спрятал в полевую сумку.
— Ну как вы, товарищи, приехали? — спросил потом ардашевцев.
— А разве ж Олешка не говорил вам? — приподнялся с лавки Трофим. — Как мы заложники по жребию…
Поднялся с лавки и Карпей.
— Решайте нашу судьбу, — наклонил он покорно голову, — под расстрел, сами знаете, кому хочется.
Бударин на ухо спросил сына:
— Который Морозов?
Алешка точно спохватился:
— А Морозов-то уж не сбежал ли обратно? Где он?
— Отдыхает, — ответил Карпей. — У мельника он. Заморился, видать, с дороги-то…
— Что он, спать сюда приехал? — спросил Отесов.
Бастрыков пересел поближе к столу, заговорил:
— Признаться, мы его по сговору не разбудили, — сказал он про Морозова, — он ведь…
Бастрыков осекся.
— Что он, из буржуев, что ль? — допрашивал Отесов.
Ардашевцы глянули друг на друга.
— Чего уж говорить-то, — с хитрецой сказал Карпей, — у вас без нас все известно. Понятно, он, Морозов, нам не чета. Магазин свой имел в селе… Первый богатей.
Отесов выбрался из-за стола, подошел к ардашевцам.
— Вы там к городу ближе живете, — сказал он, — нет ли у кого маньчжурского табаку?
Карпей и Маврин разом сунули Отесову кисеты. Закурил Отесов и, придвинув к себе скамейку, сел посреди комнаты.
— Ну, товарищи, давайте об вас теперь потолкуем, — сказал он.
При этом поправил портупею, потрогал револьвер.
Михаил Бударин сел на другой конец скамейки.
— Если уж вы, товарищи, сами приехали сюда, так мы вас примем, — сказал Отесов.
— Мы от расстрела это сюда… — начал было Карпей.
— У нас уставы простые: лупи белую гвардию, защищай свои права, — говорил Отесов, — боевой пункт словесности строгий. Пункт седьмой вот: за побег от товарищей под огнем неприятеля виновные подвергаются немедленному расстрелу товарищами на месте преступления… Вот вам вся словесность. Отесов встал со скамейки.
— Ну, вы беседуйте, — сказал он, — а я пойду оружье принимать.
За Отесовым ушли адъютант и другие штабисты. Только Бударин с Алешкой остались.
— Присягу принимать или запросто запишете? — спросил Бастрыков.
— Какая там присяга! — сказал Бударин. — Лупи белую гвардию — и вся присяга… Вы как с оружием-то — обращались?
— Насчет этого чего уж спрашивать-то, — оглядел земляков Маврин. — Правда, я-то с японской не брал в руки оружия, а эти-то все на германской побывали.
Тут постучали в окно.
— Товарищ Бударин, там ждут заложники. Все в сборе.
— Сейчас, — ответил Бударин.
— А как же насчет Морозова-то? — спросил Маврин. — Ежели уж ему оружье не доверите, так обратно хоть не пущайте в Ардаши. Он ведь зловредный — донесет на нас милиции.
— Мы его под арест, — сказал Бударин.
Глава XXIV
По заведенному издавна троицу праздновали в Ардашах три дня.
На первый и второй день хватило запасов к праздничному столу у всех.
Третий день застольно праздновали только богатеи, а простые крестьяне угощали друг друга разными слухами, разговорами.
Было о чем толковать, судачить ардашевцам. Толковали много про старшину. Будто сам он надоумил отесовцев разгромить волостную канцелярию.
— Деньги-то он себе сграбастал, — говорили со злобой мужики, — а потом взял да и зазвал к пустому сундуку отесовцев.
— Вали теперь, проверь кассу, когда все документы сожжены.
Припоминали и старое: про то, как братья Хоромных и Морозовы карманы набивали доходами от потребиловки.
— Они сроду на казенных выезжали.
Об Иване Морозове пошел слух, будто отбился он от заложников, будто мазаловский мельник Епифан самолично видел его в Ешиме на первый день троицы. У начальника милиции видел.
— А те-то, дураки, стало быть, одни поехали в Колыон. Небось уж и постреляли их, — говорили ардашевцы.
Толком никто ничего не знал, все «пользовались слухами».
Из окружных сёл каждый день в Ардаши наезжали мужики.
— Власть-то у вас белая иль красная? — спрашивали приезжие.
— Слава-то идет про ваше село: отреклися будто от белых…
Разъезжали по округу и сами ардашевцы. И каждый раз привозили в село новости:
— В Касьянах мужики всю милицию обезоружили.
— А в Бургасах наотрез отказались отдавать сыновей на службу в белу гвардию.
И похоже было на то: кругом Ардашей повсюду свобода, мужики податей не платят, милиции не признают, а в Ардашах все еще «режим».
— Холуи, что ли, мы у белых? — попрекали друг друга ардашевцы.
Совсем от работы отбились мужики.
После троицы надо бы на пашни выезжать. Время было горячее для мужика: вспашка под пар и полотьба, но о работе мало кто думал.
С выпиской новобранцев дело совсем приостановилось. Старшина и писарь носа не показывали на мир. И новобранцы, видать, не собирались к явке.
Бывало, в те годы еще задолго до призыва начнут новобранцы гулянку. Такую гулянку, что вся улица гремит. Запрягут тройку ретивых и давай раскатывать по селу. Скачут пристяжные, закусив удила, мчится коренник, храпя ноздрями, и ловко перебирает гармонист на двухрядке лады. Разом подхватывали новобранцы частуху:
Некрута катаются,
Мать с отцом ругаются.
Не ругайтесь, мать-отец, —
Нас погонят, как овец.
А в это лето новобранцев и не увидишь компанией на улице. Разве сойдутся когда у Андрюхи Бастрыкова.
Про Андрюху Бастрыкова особый рассказ.
После троицы, как отпускного очень почетного, проводили его девки и ребята за село.
— Дело казенное, — говорил Андрюха, — надо к сроку поспеть.
Как настоящий отпускной, был он в полном солдатском обмундировании: английский френч, брюки-галифе и тяжелые ботинки с обмотками. На каждой пуговке вместо российского орла выбит оскаливший зубы лев — английский герб.
За селом Андрюха со всеми расцеловался.
— Может, в последний разочек видаю…
И пошел по тракту, помахивая фуражкой.
Так будто и ушел он в город. А вечером новобранцы увидали его дома во дворе. Поил Андрюха коней у колодца. Гурьбой повалили новобранцы во двор Бастрыкова.
— Что, Андрюха, не по чистой ли тебя отпустили?
— А полк наш караульный. Так что торопиться нечего, — нашел Андрюха причину. — Пока без меня обойдутся там, а как
