Демон лизнул женскую шею там, где под тонкой кожей пульсировал суматошный ток крови. Ему нравилось, что его действия так влияют на Избранную. По его подсчетам инициация должна была наступить сегодня. Неужели ошибся? Размышления не мешали Секундусу продолжать двигаться и получать удовольствие.
Сладкий, дурманящий аромат накрыл его в самом конце, одновременно с таким же сладким стоном наслаждения женщины под ним. Всплеск энергии ошеломил Второго демона. Инициация совершилась. Зря он раньше пренебрегал Избранными. Потрясающая сила!
* * *
— Как тебя зовут, девочка?
Ракель уткнулась лицом в подушку, сдерживая смех. Все-таки секс — это повод для знакомства, по версии Ондры Хайлеля Черны. Не дождавшись ответа, он развернул Ракель к себе, улыбнулся в ответ на ее улыбку, которую она не смогла так быстро убрать. Коэн коснулась пальцем уголка приподнятых губ Хайлеля. Как он смеет так же улыбаться? Не просто похоже. Абсолютно идентично. Это просто сводило ее с ума. Кто бы мог подумать, что оказавшись в прошлом, самое трудное будет — общаться со средневековой копией Карла Зиге. Хайлель продолжил выжидающе на нее смотреть. Ах, да, он же задал вопрос.
— Ракель. — На миг она вновь увидела переплетение радужных нитей. Предупреждение о том, что нельзя ничего рассказывать о себе. Никому. Но Хайлель больше ни о чем не спрашивал. Как будто имени ему достаточно.
— Ты знаешь, что «Ракель» переводится с еврейского, как «овечка»?
Коэн знала, но отрицательно покачала головой. Вряд ли обычная жительница Чехии этого времени могла иметь столь обширный кругозор. Но зато стало понятно, что «Хайлель» не набор ничего не значащих букв. Бургграф Черны сам осознанно выбрал себе прозвище «Люцифер». Разносторонний человек. Вот только что с этим знанием делать?
Утром Ракель проснулась одна, Хайлель уже успел уйти по делам, оставив вместо себя еще один подарок. Шелковый шарф, расписанный диковинными птицами. Коэн не знала, радоваться ли такой щедрости. Здесь так принято или бургграф ей таким образом платит?
Подарки стали традицией. Предметы одежды, обувь, броши, бусы, гребни. Шкатулка, чтобы сложить подаренные украшения. Ракель удивлялась, откуда Хайлель все это берет. Неужели у него в сундуках с осенней ярмарки специально для любовницы гардероб припрятан? Новые наряды укрепляли ее авторитет среди обитателей Локет, явно демонстрируя благосклонность бургграфа. Коэн даже решилась влезть в дела казначея и пришла в ужас от того, как был устроен бюджет замка. Проще говоря, никак. Почти полное натуральное хозяйство. Основные денежные поступления приходились на осень, когда крестьяне снимали урожай. С этих средств выплачивалось жалование военным и велись другие расходы, будь то ремонт башенных часов или закупка иноземных товаров.
— А если денег не хватает, что делаете? — поинтересовалась Ракель, задумчиво разглядывая большой сундук, выполнявший роль кассы.
— Ну, прежний бургграф к соседям ходил…
— В долг брал?
— В долг? Зачем в долг? Так брал.
Такой способ пополнения бюджета заставил Коэн на миг растеряться, но потом она собралась с мыслями и изложила новый способ хранения и распределения монет. Для этого понадобились сундучки поменьше. В один пошло жалованье охраны замка до конца расчетного периода, чтобы никто из соседей не пришел в Локет для пополнения денежных запасов. Во второй — на покупку товаров у заезжих торговцев. Третий — для оплаты работы мастеров.
— А этот, пан, будут излишки. Тут пока мало, но все остатки из тех сундуков потом сюда перейдут, а десятина накопившегося — ваша премия, — Ракель запнулась, а потом поправилась: — награда за усердный труд.
Она старалась говорить как можно проще, но все равно иногда обитатели Локет не понимали ее слов. Ракель с головой окунулась в налаживание экономики и быта замка, как в новый проект, оказавшийся неожиданно интересным. Хайлель ей в этом нисколько не мешал, он занимался обороной замка, часто уезжал днем с небольшим отрядом.
Вот и вчера он уехал и до сих пор не вернулся, хотя обычно к вечеру всегда был в замке. Эту ночь Коэн провела одна. В неожиданно холодной постели. А ведь май уже наступил. Ракель поднялась на стену, вглядываясь в открывшийся простор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Не волнуйтесь, пани. Они поехали к дальней границе, поэтому и задерживаются. Наш новый бургграф создает сигнальную систему: если кто нападет на нас, то она позволит нам сразу же об этом узнать, — к Ракель подошел молодой воин, тоже всмотрелся в горизонт, а потом махнул рукой. — Вон они, едут!
Вглядываясь в указанном направлении, Ракель смогла различить темные точки, которые, постепенно увеличиваясь, превратились в всадников. Краем уха она слушала болтовню юноши, который явно восхищался новым бургграфом. Вот только он почему-то сравнивал пана Черны с коршуном и несколько раз упомянул, что фамилия ему очень подходит.
— Разве походит? — удивилась Ракель, потому как фамилия бургграфа означала «черный», а в его внешности ничего темного не было.
— Так ведь кудри чернявые, и глаза тоже. У них весь род такой. Черны, — пояснил воин, а Коэн прикусила губу, чтобы не начать возражать.
Всадники тем временем приближались. Ракель уже могла различать Хайлеля, скачущего впереди. Солнце слепило глаза, и Ракель подняла руку, закрываясь. Картинка перед ее глазами поплыла, и она увидела вместо пана Черны незнакомого темноволосого воина в одежде бургграфа. А потом опять все поменялось, и на коне сидел Хайлель. Коэн понадобилась почти минута, чтобы сообразить, что на восприятие влияют ее собственные пальцы. Если смотреть сквозь них, то она видела все так же, как окружающие. Ракель обернулась к стоящему рядом юноше. Он не менялся, каким способом на него не посмотри.
* * *
— Здравствуй, девочка. Соскучилась? — Секундус стремительно приблизился к стоящей на пороге Ракель, обнял без стеснения на глазах у всех обитателей замка, вдохнул ванильно-сладкий запах Избранной. Не дожидаясь ночи, увел ее в покои на верхних этажах. Как же этого не хватало. Гибкого тела в руках и потока силы, сразу же устремившегося к нему. Он спрашивал ее, а на самом деле соскучился сам. Вот опять Избранная закрылась, и он не может считать ее эмоции.
Первые дни после инициации Второй демон говорил себе: «Не сегодня. Зачем спешить?». Он заберет всю ее силу завтра. Новый день наступал, но он вновь откладывал. Через неделю Секундус убил стаю волколаков, пришедших под стены Локет на запах Избранной. В самом замке уже давно не осталось потусторонних сущностей, демон выдворил их еще до того, как привез сюда Ракель. Смывая с себя кровь оборотней, Секундус понял, что совершенно не хочет съедать Избранную, одним махом забирая все силу. Гораздо слаще получать понемногу каждую ночь.
37. Бельгия. Брюгге. Настоящее время
— Всем все понятно? — закончила Ратиус лекцию о «занимательной физике» и обвела взглядом собравшихся за столом демонов. Те не выглядели существами, которым «все понятно». Уж слишком изобиловала речь Ратиус специфическими терминами. Демоница вздохнула, запустив пальцы в свою платиновую шевелюру, ероша волосы так, что они взметнулись вверх язычками серебристого пламени. Еще раз вздохнула: — Проще говоря. Аномалия безопасна и не угрожает Равновесию, и с ней не нужно что-либо делать. Это остаточное явление, след. Аномалия сама исчезнет спустя период, соответствующий тому, сколь долго просуществует переместившийся объект.
— Твой любимый способ решения проблем, Квинтус, — хохотнул демон-бык. Тигр ничего ему не ответил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ждать придется меньше года, — произнесла Канис, а потом ровным, абсолютно лишенным эмоций голосом добавила: — Я выношу на голосование вопрос об отстранении Секундуса от обязанностей хранителя в качестве превентивных мер по сохранению Равновесия на срок существования аномалии.
«Отстранение от обязанностей» означало отнюдь не отпуск. Заключение, без какой-либо возможности влиять на мир. Эта мера использовалась как наказание, но еще никогда из-за предосторожности. Но повод опасаться имелся. Именно Секундус не так давно своими действиями поставил мир на край гибели. Слишком самоуверенными действиями. Хотя он сам считал иначе и до сих пор придерживался мнения, что по-иному в той ситуации действовать было невозможно.
