-В церковь поехали, - Джованни вышел в сад. «Заберут Аарона с занятий и вернутся сюда». Когда
все уже сидели за столом, герцог подумал: «Правильно. Вернемся в Лондон, Мадлен и Рэйчел все
узнают, а большой свадебный обед устроим, когда все из Парижа приедут».
Он подождал, пока Теодор нальет ему шампанского и шепотом уверил жену: «Один глоток, не
больше, не волнуйся, пожалуйста».
Джованни встал. Оглядев семью, подняв бокал, он рассмеялся: «Дорогие мои, выпьем за моего
внука, маленького Пьетро, пусть он растет здоровым, умным мальчиком, и радует отца с
матерью».
Франческо почувствовал, как мать, под столом, берет его за руку. «Не плачь, мамочка, - сказал он,
одними губами. «Все, все закончилось».
-Потом принесу Веронике поесть, - напомнил себе Франческо, - и нарисую ее, с маленьким.
Господи, как нам Рэйчел благодарить, что Пьетро покойный, что она, вот уж истинно -
праведники».
Наверху, в спальне, кормилица устроила ребенка в руках у Вероники: «Он сытый, долго проспит. И
вы спите, миссис Вероника, все же в дороге были. Не волнуйтесь ни о чем, молока у меня много, и
сыночек у вас спокойный, тихий мальчик».
Он и вправду был спокойным. Он улыбался, узнавая мать и отца, и уже хорошо держал головку.
Пьетро приник к груди Вероники и засопел. Женщина, нежно гладя сына по спине, шепнула: «Спи,
мой сыночек, счастье мое». А потом и она задремала. Кормилица перекрестила их и закрыла
дверь спальни: «Пять лет у нее детей не было, бедная женщина. Конечно, они сейчас на мальчика
не надышатся. Ничего, - она улыбнулась, - вырастет, и будет их радовать. А семья у них большая,
дружная. Вот и славно».
Она подошла к окну и посмотрела на зеленые ивы, на тихую Темзу: «Мальчику здесь привольно
расти будет, в деревне».
Марта опустилась на колени и смахнула палые, желтоватые листья с могильных плит: «Все
хорошо, милые, вы спите спокойно. Дитя новое родилось, мальчик, здесь его и крестить будут».
Камни покрывали пригорок. Марта, распрямившись, посмотрела наверх, - огромный, мощный дуб
поднимался в голубое небо. «Как Мартин и Сидония вернутся из Парижа, - хмыкнула женщина, -
надо будет Сиди сюда отправить, в деревню. Наверняка ведь, - она почувствовала, что улыбается, -
не вдвоем они приедут, а втроем. И Юджиния тоже».
Она прислонилась к ограде кладбища: «Как их много. Кроу и, ди Амальфи. Холланды там, в
Оксфордшире лежат, Иосиф у себя, в Амстердаме, в Париже склеп семейный, в Америке могилы,
в Иерусалиме, в России…, И меня с Питером тут похоронят. Это если мы, как первая миссис Марта
и адмирал,в море свою жизнь не закончим».
Марта, оглянувшись, - на кладбище никого не было, - сняла шляпу, и подставила бронзовый
затылок теплому солнцу. Она стояла, закрыв глаза, и думала о том, что Элиза с Майклом осенью
уедут в Кембридж, но на Рождество вернутся.
-Мэри к той поре и садиться начнет, наверное, - Марта улыбнулась.
Она думала о том, что Мирьям на зиму остается в Лондоне, а, значит, у них будет опытная
акушерка под рукой - на всякий случай. «Надо будет потом в Санкт-Петербург съездить, как внук
родится, или внучка, - велела себе Марта. «Все спокойно, наследница престола у нас есть, войны
закончились, можно и семьей заняться».
Она перекрестилась, и, подойдя к большому, серому камню, погладила надпись: «Ты не
беспокойся, - тихо сказала Марта, увидев перед собой стройную, изящную, женщину, в мужском
камзоле, что смотрела на нее, повернув голову, - не беспокойся. Все в порядке с нами, и так
дальше будет, обещаю».
Марта, взглянув на открытые двери церкви, пробормотала: «Что-то они долго».
Женщина и мальчик сидели рядом, на скамье темного дерева. «Как ты вытянулся, милый, -
ласково сказала Рэйчел сыну, - уже подросток почти. Значит, бабушка Тео тебя в Лондон не взяла?»
Пахло свечами, ладаном, скошенной травой, было тихо. Аарон, перебирая ее пальцы,
прижавшись, рыжей головой к плечу матери, рассмеялся: «Я сам не захотел. Я с преподобным
отцом занимаюсь. Я так скучал, мамочка, так скучал, - мальчик поднял на нее серо-зеленые,
отцовские глаза. «Теперь мы с тобой сможем сходить в Британский Музей, в собор Святого
Павла…, А ты похудела, - озабоченно заметил он.
-Мы много гуляли, - развела руками Рэйчел, - все же деревня, милый. На лодке катались, как и вы
здесь.
Она не думала о мальчике, как о своем ребенке. Это было дитя Вероники и Франческо. Когда они
возвращались из Озерного Края, Рэйчел, глядя на мальчика, что спал на руках у матери,
чувствовала, как с каждой новой милей под колесами экипажа внутри нее оживает то, что
казалось, было безвозвратно мертво.
Ей внезапно захотелось читать и слушать музыку. Она расспрашивала женщин об Америке, России
и Франции, и сама рассказывала о Святой Земле. Она улыбалась, шутила, вспоминала о своем
отце и сестрах. Сейчас, поцеловав Аарона в лоб, мать весело согласилась: «Сходим обязательно,
милый. Вот еще что, - Рэйчел обняла его, - бабушка Мирьям весной в Америку отплывает, я тебя
чуть раньше из Итона заберу. Мы с ней поедем. Увидишь тетю Батшеву, кузенов своих, они почти
тебе ровесники. Лето там проведем».
-Мама! - Аарон изумленно открыл рот. «А приют?»
-А на что у нас пять учительниц? - поинтересовалась Рэйчел. «Деньги, чтобы деток на море
вывезти, у нас есть, вот пусть и везут. Они справятся. Пошли, - она нежно подтолкнула сына.
Марта ждала их у калитки. Она проводила взглядом Аарона, что побежал к экипажу, и взяла
Рэйчел под руку: «Хорошо помолилась?»
Белокурые, прикрытые черным чепцом волосы, спускались на стройную спину. Рэйчел взмахнула
темными ресницами: «Хорошо, тетя Марта. Как в Лондон приеду, платья новые сошью»
-Не черные, - утвердительно сказала старшая женщина. Рэйчел, помотав головой, согласилась:
«Нет, тетя Марта. Не черные».
Она посмотрела на скромную, маленькую церковь: «Пьетро здесь учился, у священника, когда
ребенком был. И хорошо, что здесь не только могилы, сколько венчаний уже было. Истинно
сказано, славьте Бога, ибо Он благ, ибо вовек милость Его».
Забил колокол - мягко, размеренно. Голуби, что сидели на крыше церкви, - белые, серые, пестрые,
вспорхнув, покружившись в небе, - полетели в сторону Темзы.
Рэйчел толкнула тяжелую дверь с медной табличкой: «Лондонское Миссионерское Общество»:
«Пойдем, пойдем, стесняться нечего».
Ева все никак не могла поверить своим глазам. Мать была в темно-синем, строгом, но элегантном,
шелковом платье, такой, же капор украшала жемчужная заколка. Вернувшись из Озерного Края,
она только развела руками, услышав, что дочь обвенчалась с Маленьким Джоном: «Что делать,
дорогая моя. Жаль, конечно, что меня и ее светлости здесь не было. Но, я слышала, - Рэйчел
подмигнула, - тебя архиепископ Кентерберийский венчал, а к алтарю его величество вел?»
Дочь кивнула и удивленно подумала: «Почему это мама и тетя Мадлен прослезились?»
Мать поцеловала ее и велела: «Иди, скажи своей сестре, что мы к дяде Питеру едем, в магазин.
Надо мне новые платья сшить, и ей тоже. В Америку ты с нами не поедешь, - Рэйчел вздохнула, -
хотя там, в Австралии, у тебя будет, чем заняться».
Диана сидела на кровати. Завидев сестру, она озабоченно спросила: «Ну что?»
-Ты потом ей скажи, - посоветовала Ева, устраиваясь рядом. «Не знаю, что там с ней, в Озерном
Крае, случилось, но она совсем другая вернулась. Она тебя поймет, обязательно».
Диана только положила голову на колени и мрачно поджала губы. Она все собиралась поговорить
с кем-нибудь - Мартой, или Мирьям, но из Парижа пришло письмо, что обе пары собираются к
отъезду. Все были заняты, после торжественного обеда в честь свадьбы собирались устроить
крещение маленького Пьетро.
-Поговорю, - наконец, сказала Диана, и вспомнила, как мать улыбнулась: «Пошьем тебе новые
платья, милая».
-Пошьем, - пробормотала девочка. Она вдруг, испуганно, подумала: «А если мама заметит, что я
крестик больше не ношу?»
-Все устроится, - уверенно сказала старшая сестра, обнимая ее. В соседней комнате, Мадлен, тихо
плача, прошептала: «Рэйчел, милая..., Видишь, как все случилось. У нас общие внуки будут. Ева за
его светлостью присмотрит, на Святой Елене, пока я не приеду. Там, конечно, Джо, Дебора, но за
ним уход нужен...»
Рэйчел взяла руки сватьи и пожала их: «У вас очень хороший сын, милая. Моей девочке так
повезло, так повезло…, И любят они друг друга, сразу видно».
Ева робко последовала за матерью, оглядываясь. В приемной было тихо, пахло воском, на
отполированном столе орехового дерева лежали выпуски «Евангелического Журнала». Она
