Она улыбнулась: «Правда». Джон, покраснев, добавил: «Ты меня прости, за то, что я тогда
Кинтейлу о тебе рассказал. Если бы не я, то…»
-Да кто же знает, как бы дело повернулось, - Мирьям пожала плечами, - один Господь Бог, милый.
Она стала загибать пальцы: «У меня Тед, Стефания, Бенедикт, Тони и Шмуэль. Пятеро, - она
подмигнула герцогу. «А у тебя двое. Господь ко мне благ был, а ты давай, - она погрела в ладонях
чашку, - догоняй».
-А я тебе никогда не нравился? - вдруг, смешливо, спросил Джон, и, на мгновение, увидел перед
собой ее. Ту, семнадцатилетнюю, с лазоревыми, огромными глазами, идущую по пронизанному
солнечным светом, густому лесу, в холмах к западу от Бостона.
-Нет, - Мирьям расхохоталась, показав красивые, белые зубы. «Прости, дорогой мой Джон. И не
волнуйся, - она отставила чашку, - я зиму в Лондоне провожу. Буду в Мейденхед ездить, смотреть,
как там Пьетро. Но кормилица отличная, Вероника в мальчике души не чает, и Франческо тоже.
Марта здесь, так что мы справимся. Письма я тебе принесла , - она протянула герцогу перетянутую
атласной лентой пачку.
-На словах им скажи, - велела Мирьям, - как только его величество умрет, пусть ко мне едут. Я
знаю, что Давид хочет в Кейп податься, или в Батавию - восточные болезни изучать. У нас во
Флориде этих лихорадок столько, что на всю жизнь хватит. Опять же, тетка его в Вашингтоне. Я хоть
с внуком повожусь, а то и не видела его никогда, с этими войнами. И Джо у нас дело найдется, в
Вашингтоне классов еврейских нет, а детей - уже много.
-Его величество, - усмехнулся герцог. Он, посерьезнев, добавил: «Мирьям…. Мне очень жаль, что
так все случилось, с твоим мужем, с Элайджей, с Тони покойной…, Я был против той войны. Не
надо было нам ваш вызов принимать, но, сама понимаешь, - он развел руками, - со мной мало
кто, согласен был.
Мирьям поднялась и вытащила с полки «Путешествие журналиста в новый век».
Она вздохнула и повертела книгу: «Я понимаю, милый. Ничего, - она сглотнула, - ничего. Главное,
чтобы мы больше не воевали, а то есть горячие головы, которые уже индейцев хотят в океан
сбросить, или выжечь в лесах, как у вас, в Канаде. Не надо бы этого, - она подошла к окну: «Гонец,
на вашего человека похож».
Джон встал рядом и хмыкнул: «Точно, из моих. Спущусь, у нас пакеты лично в руки передаются».
Мирьям подождала, пока дверь закроется, пока не заскрипят ступеньки лестницы. Она
посмотрела на обложку книги, что читал Джон до ее прихода.
-Уильям Каллен, «A Treatise of the Materia Medica», - пробормотала Мирьям и открыла
заложенную страницу.
-При отравлении мышьяком наблюдаются рвота, боли в животе, понос, - читала Мирьям, - смерть
наступает в течение двух-трех дней.
Она присела за стол. Взяв лист бумаги с монограммой «Клюге и Кроу», женщина тихо сказала:
«Вот оно как». Мирьям окунула перо в чернильницу и решительно написала: «Дорогой Давид…».
Интерлюдия
Осень 1820, Брюссель
Джоанна с отцом медленно шли по Гран-Плас. Был тихий, еще теплый вечер. Женщина, искоса
взглянула на худую руку Джона, что сжимала трость: «Папа..., ты уверен, что тебе стоить ехать на
Святую Елену?»
Занятия в школе только закончились. Джоанна была в простой, темной юбке, холщовой, рабочего
покроя блузе, и суконной накидке. Белокурые, короткие, - до плеч, - волосы, были прикрыты
шерстяным капором.
Когда родители приехали, мать, посмотрев на ее гардеробную, жалобно спросила: «Неужели у
тебя нет ни одного шелкового платья, милая?»
Джоанна только рассмеялась: «Куда мне их носить, мамочка? Я преподаю кузнецам и
подмастерьям, на светских вечерах не появляюсь...»
-Придется появиться, - уверенно ответила мать. «Юджиния благотворительный концерт
устраивает, в пользу твоей школы». Женщина обняла дочь: «Можешь у нее платье взять, вы
одного роста, да она и не располнела еще».
Мадлен внезапно замялась. Джоанна, присев в кресло, закурила: «Ах, вот как. Я очень рада. И за
Веронику с тетей Элизой тоже. Ты, мамочка, им подарки передай. Я Мишеля привезу в Лондон,
чтобы он со всеми познакомился, летом следующим».
Мадлен внимательно взглянула на спокойное, красивое лицо дочери. Зачем-то откашлявшись,
герцогиня робко начала: «Ты ведь и сама, милая, молодая женщина, может быть..., Если дело в
пенсии, то ведь у тебя есть деньги, от папы...»
-Дело не в пенсии, - Джоанна закинула ногу за ногу и стряхнула пепел в простую, оловянную
пепельницу. Мадлен оглянулась: «Просторная квартира, конечно..., Но ведь как все, - она поискала
слово, - строго. Ни шелков, ни фарфора, ни бронзы. Холщовые чехлы на мебели, половицы
сосновые, и ни одной картины на стенах».
-Пенсию, мама, - продолжила Джоанна, - мне платят пожизненно. Я просто не хочу выходить
замуж. Мишель хорошо помнит отца, он не примет другого человека, поверь мне.
Внук сам себя называл «Волком», так же были подписаны и его тетради. Он показал обеим
бабушкам свою детскую. На стене висел рисунок пером. Тео, вытерев глаза, спросила: «Это в
Венесуэле твоего папу рисовали, милый?»
Мишель стоял, улыбаясь, держа лошадь в поводу, прислонившись к скале, в куртке пеона.
Мальчик кивнул. «У него в отряде был офицер, бабушка Тео, который раньше хотел быть
художником. А потом стал бороться за свободу. Когда папу убили, он мне подарил его портрет».
-Хороший мастер, - потом тихо сказала Мадлен Тео. «Я Мишеля как раз таким и помню, у него
очень красивая улыбка была».
-Как у матери его, - шепотом отозвалась Тео, и тяжело вздохнула. Детская была чистой,
прибранной. Мишель гордо заметил: «Я сам все делаю, бабушки. Мама сказала, что, когда я
подрасту, я буду учиться ремеслу. Человек обязан быть полезным обществу. А вот мои игрушки, -
он указал на деревянный ящик с маленькими моделями кораблей, локомотивов, с фигурками
солдат и рабочих.
-Я, - объяснил Мишель, - играю в революцию, как в Венесуэле. Солдаты объединяются с рабочими
и крестьянами, чтобы завоевать себе свободу.
Он поднял лазоревые, красивые глаза и вдруг широко улыбнулся: «Дедушка Теодор мне обещал
заводные игрушки сделать. И на шахты отвезти, в Мон-Сен-Мартен. Поедем с нами, бабушка Тео,
бабушка Мадлен?»
-Поедем, милый, - Тео наклонилась и поцеловала белокурую голову. «И всех с собой возьмем,
твоим дядям это тоже интересно будет».
-Как знаешь, - только и сказала Мадлен дочери. Джоанна вспомнила жаркий, августовский день,
когда Мишель играл в саду. Квартира была в бельэтаже. Джоанна, как только купила ее, устроила
снаружи цветник и грядки с овощами, - чтобы Мишель приучался к труду на земле.
Она сидела в своем кабинете, правя гранки статьи. Услышав стук, потушив сигарку, женщина
прошла в переднюю.
Джоанна распахнула дверь. Помолчав, глядя в его синие глаза, она усмехнулась: «Не ожидала вас
увидеть. Как вы меня нашли?»
-Вы подписываетесь своим именем, - ворчливо ответил Байрон, - редактор Journal des Débats
любезно сообщил мне, что вы обосновались в Брюсселе, а остальное я узнал в адрес-календаре.
Вы позволите войти, леди Холланд?
-Мадам де Лу, - поправила она его и заметила: «Вы загорели, лорд Байрон. Италия идет вам на
пользу».
Он покраснел и Джоанн рассмеялась: «Газеты следят за вашей жизнью, а я иногда читаю колонки
светских сплетен, по старой памяти».
Уже ночью, в спальне, он потянулся за бутылкой вина: «Я приехал забрать тебя, вообще-то. У меня
есть любовница, но это так, - Байрон махнул рукой, - я ее брошу, если ты..., - он провел губами по
белому плечу. Джоанна вспомнила дождливую ночь в Ангостуре.
Боливар писал ей, - каждый месяц, длинные, деловые письма, - о сражениях, о новых законах, о
переговорах с будущими союзниками. В конце Джоанна, каждый раз, видела одну и ту же строчку:
«В Ангостуре до сих пор дождливо, сеньора Хуана. Я слышу стук капель по крыше дома, и думаю о
вас».
Джоанна выпила. Отставив простой, грубого стекла стакан, перевернувшись, она наклонилась над
Байроном. Белокурые волосы упали вниз. Джоанна взяла его лицо в ладони: «Если бы я была
одна, Джордж, я бы поехала с тобой. Не в Италию, конечно, а туда, где мы оба могли бы бороться
за свободу. Например, в Грецию».
Байрон нахмурился: «Но там, же турки, Османская империя, там...»
Джоанна легко поднялась. Отперев шкатулку, взяв оловянный подсвечник, она велела: «Читай. Но
об этом не должны узнать, - она помолчала, - посторонние. Я не могу туда отправиться. У меня
маленький сын, я несу за него ответственность, а вот ты..., - Байрон поймал ее за руку. Усадив
женщину рядом, он стал внимательно просматривать протокол тайного собрания, написанный
рукой Джоанны.
-В следующем году они поднимают восстание, - Джоанна закурила, устроив голову у него на
