девочкой подурнеть можно, а мы с тобой цветем обе, - она похлопала себя по загорелым щекам.
Юджиния успокоила ее: «Цветешь, цветешь. В Париже все молодые офицеры, приятели Жана,
только на тебя и смотрели».
-И на тебя тоже, - Сиди чуть шлепнула ее, и прошла в открытую слугой дверь ресторана. «Все еще
завтракают, - смешливо сказала она, увидев каштановую голову мужа. «Мы две мили прошли, а
они все еще завтракают. Так мы за неделю до Лондона не доберемся. Слушай, а как же ты, - Сиди
скосила глаза вниз, - в Брюссель поедешь?
Письмо о том, что Джоанна нашлась, пришло за несколько дней до их отъезда из Парижа.
Юджиния тогда застала мужа вечером, в пустой гостиной на рю Мобийон. Он стоял,
прислонившись к окну, глядя на вечернюю, тихую улицу. Юджиния, потянувшись, вытерла ему
слезы: «Поиграть тебе, милый?»
Петя поцеловал ее руку: «Не могу поверить, что Мишель погиб. Он меня спас, Женечка, папу спас.
Там, при Ватерлоо, они с дядей Иосифом солгали Наполеону, а иначе его светлость тоже бы не
выжил. А ведь Мишель знал, что дядя Джон был против их с Джоанной брака».
-А еще он знал, - тихо сказала Юджиния,- что такое семья, милый мой. И ты у меня такой же. Мне
очень, очень жаль, - она обняла мужа. Тот погладил ее по голове: «Джоанна школу для рабочих
открывает. Она никогда от своих убеждений не отступится, конечно. Поиграй мне, милая.
Бетховена, - попросил Петя.
Юджиния всегда играла ему, когда у него что-то не ладилось в лаборатории, когда он приходил
домой, усталым. В сумеречной гостиной, он привалился рыжей головой к ее коленям. Юджиния,
закончив сонату, скользнув вниз, на ковер, в его руки, сама того не ожидая, шепнула: «У нас будет
дитя, милый. В конце зимы».
Они оба плакали, и Юджиния, обнимая мужа, подумала: «Хочется жизни, да». Петя осторожно
положил ладонь на ее живот: «Степа. Или Марфуша. Спасибо тебе, Женечка, спасибо, любовь
моя».
-Так и поеду, - улыбнулась Юджиния. «Чувствую я себя отменно, сама же слышала, что доктор в
Париже сказал. Мы с тобой обе - здоровые, молодые женщины. Родим, и не заметим как».
-Кто еще родит? - услышали они голос Мартина. Сиди, поспешно, покраснев, отозвалась: «Никто.
Мы просто болтаем, милый». Они присели за стол. Мартин, улыбнувшись, поцеловал жене руку
«Ты, дорогая моя, уже тетушка. У Вероники сын, маленький Пьетро. Папа будет крестным, а тебя в
крестные матери прочат. Нам надо быстрее добраться до Лондона».
-Слава Богу, - Сиди облегченно перекрестилась. Петя, свернув еще одно письмо, весело добавил:
«На свадьбу мы уже опоздали, хоть на торжественный обед успеем».
Юджиния ахнула: «Кто же там женился? И как это у них быстро все. Элиза родила, теперь
Вероника, а еще и свадьба».
-Твоя подружка, милая, - Петя приподнялся и попросил: «Мистер Фошон, принесите счет,
пожалуйста, и пусть готовят экипаж. Ева Корвино теперь графиня Хантингтон, и отправляется
вместе с мужем в Австралию. Сначала они с нами в Брюссель поедут. На землю, - Петя помахал
листком, - землю ван Димена».
За столом повисло молчание. Мартин, наконец, протянул: «Да. Это вам не Санкт-Петербург, и даже
не Вашингтон».
-Нас, может, - Петя принял счет и поднял ладонь: «Моя очередь». Он выложил на стол монеты.
Поднимаясь, подавая жене руку, мужчина добавил: «Нас, может, еще в Сибирь отправят. Я ведь
осенью уже звание майора получаю. Поеду строить какой-нибудь форт на Тихий океан. В
Петропавловскую гавань, скажем. Я вам ее на карте показывал. Оттуда до Австралии ближе, чем
отсюда».
В экипаже, Сидония, раскрыв альбом, взяла карандаш: «И ты не побоишься поехать, туда, на
Тихий океан?»
-Ева же не боится, - пожала плечами Юджиния. «Да и потом, - она ласково кивнула на мужа, - они
с Мартином сопровождали экипаж верхом, - с ним мне ничего не страшно».
Дорога была хорошей. Юджиния, было, взяв какие-то ноты, вдруг, блаженно улыбнулась:
«Посплю. Сейчас в Лондоне столько беготни будет. Хорошо, что мы багаж прямо в Амстердам
отправили, налегке едем».
Сиди погрызла карандаш: «Я тоже отдохну. Хорошо, что его величество теперь будет
покровительствовать приюту. У тети Рэйчел меньше хлопот останется. Мы с Мартином решили, как
откроем эмпориум, будем в первую очередь предоставлять работу детям оттуда, - Сиди махнула
рукой на север. «Когда в Лондоне все заработает, построим такие же магазины на всем севере.
Поверь мне, как только у нас появится железная дорога, стоимость перевозки грузов резко
уменьшится, Мартин уже все подсчитал. И мы сможем завести торговлю по каталогу».
-Шляпки, - уже в полудреме, отозвалась Юджиния, - надо мерить. И платья тоже, и обувь...
-Я буду выпускать модное приложение с выкройками, - Сиди тоже устроилась на сиденье. «Наши
ткани, мои фасоны - и любая женщина в королевстве сможет сшить себе платье. А в каталоге
будет, - девушка неудержимо зевнула, - галантерея, парфюмерия, белье, ковры, восточные
диковинки..., Де ла Марки не зря в Бомбее живут. Благодаря их семье, «Клюге и Кроу» закупает
все индийские и китайские товары по оптовым ценам...»
Они обе заснули, - Сиди, так и, держа в руках альбом, а Юджиния, - свернувшись клубочком. Она
сладко думала о будущей зиме, о том времени, когда Нева начнет освобождаться ото льда, когда
над городом заиграет нежный, весенний закат, в Летнем саду зазеленеет трава, и она вынесет
мальчика или девочку на кованый балкон над Фонтанкой.
-Диана, - девочка услышала голос матери за дверью и, вздрогнув, соскочила с кровати, - Диана,
все уже собрались, пойдем. Сегодня проповедь читает сам декан собора Святого Павла, я не хочу
опаздывать.
Девушка обвела взглядом комнату. Спохватившись, она толкнула раскрытый саквояж под кровать.
Диана твердо решила сама добраться до Амстердама. В конце концов, - думала девушка, - письмо
из синагоги у нее было на руках, а работы она не боялась.
-Прачкой наймусь, на корабль, - угрюмо сказала себе Диана. «Мама меня никогда в жизни не
отпустит. Признаюсь бабушке Марте и бабушке Мирьям. Денег возьму, немного, в долг, и поеду. А
маме письмо оставлю. Я не Ева, это она за наследного герцога замуж вышла, мама даже не
ворчала. А, когда она про меня узнает..., - Диана зажмурила глаза. Открыв их, - мать уже стояла на
пороге, в голубовато-сером, шелковом платье, - девочка внезапно сказала: «Мама, я больше не
буду ходить в церковь. Я была в синагоге, на Дьюкс-плейс. Раввины подтвердили, что я еврейка. Я
уезжаю к дедушке Аарону, в Иерусалим».
Мать помолчала, глядя в твердые, зеленые глаза.
Она закрыла за собой дверь, и, - не успела Диана опомниться, - обняла ее. «Я потом приду, -
шепнула мать, - к проповеди. Расскажи мне, доченька, что ты там, - Рэйчел коротко улыбнулась, -
надумала».
Они сидели на кушетке. Рэйчел, держа маленькие, сильные руки дочери, выслушав ее, задумчиво
сказала: «Ты на отца своего похожа, милая. Как мы с ним полюбили друг друга, в Иерусалиме, я
ему предложила - он еврей, он может вернуться к своему народу. Папа твой ответил, что никогда
не покинет Иисуса. Он тоже, доченька, тверд был в своей вере. Так и ты, - женщина погладила
рыжие, уложенные вокруг изящной головы, косы.
Диана вздохнула и посопела ей куда-то в шею: «Ты не сердишься? Сначала Ева, теперь я...»
-Ева хоть христианкой осталась, - шутливо подтолкнула ее мать. «Как я могу сердиться? Ты моя
доченька, моя девочка, и всегда ей останешься. Только, - она прижала к себе девушку, - на Святой
Земле, милая, жить тяжелее. Это тебе не Лондон, - мать посмотрела куда-то вдаль, - и даже не
Лидс».
-Я не боюсь, мамочка, - уверенно ответила Диана. «Ты знаешь, я все умею - и готовить, и шить, и
за детьми ухаживать. В конце концов, тетя Элишева из Амстердама туда приехала, и ничего».
Мать тряхнула укрытой шелковой шляпой головой и поцеловала Диану в щеку: «Учиться тебе
придется, как бабушке твоей, как тете Джо, жене дяди Иосифа покойного. Ты не знаешь ничего
почти. Но ты девочка умная, быстро схватываешь. А что ты там придумала, с какими-то чужими
людьми ехать, так этого не будет».
-Мама! - Диана отодвинулась от нее. Рэйчел рассмеялась: «С чужими людьми я тебя не пущу, вот и
все. Со мной отправишься. Мне теперь деньги собирать на приют не надо, его величество нас
поддерживает. Довезу тебя до Святой Земли, и вернусь. Заодно дедушку твоего повидаю, тетю
Малку, детей ее..., В Вифлееме помолюсь, - добавила Рэйчел. Диана с удивлением увидела, как
потеплели глаза матери.
Она встала и велела: «Если ты в собор не идешь, то помогай тете Элизе, и тете Мирьям, посиди с
Мэри, обед приготовь. Взялась работать, - Рэйчел поцеловала ее в затылок, - так работай».