рукой Джоанны.
-В следующем году они поднимают восстание, - Джоанна закурила, устроив голову у него на
плече. Байрон отложил бумаги. Взяв у нее сигару, затянувшись, он внезапно улыбнулся: «Я тебе
обещаю, в следующем году я буду в Греции, Джоанна».
Окна были раскрыты в сад. Она, почувствовав теплый, легкий ветер, обнимая его, спросила: «Ради
свободы?»
-Ради того, - он посмотрел в мерцающие, прозрачные глаза, - чтобы быть достойным тебя. Только
обещай мне...
-Нет, - прервала его Джоанна, - пока нет. Когда ты вернешься, я стану твоей подругой, до конца
наших дней. А пока, - она пожала острыми плечами, - если я почувствую влечение к другому
человеку..., Или ты, - добавила она, потянувшись, поцеловав его в губы.
-Хоть так, - смешливо ответил Байрон. «А твой мальчик, Мишель...»
-У него один отец, и другого не будет, - коротко ответила Джоанна. Байрон вздохнул: «Хорошо. Я
бы тоже не хотел, чтобы у Августы был другой отец. Ей сейчас пять, ровесница твоему сыну. Хотя я
ее один раз в жизни видел, - он помолчал. Джоанна, ласково сказала: «Иди ко мне».
На рассвете она заставила его уйти. Одеваясь, женщина весело заметила: «Я не как ты, не сплю до
обеда. Мы с Мишелем встаем, занимаемся гимнастикой, потом садимся за уроки. В сентябре у
меня школа открывается. Пока три класса, по двадцать человек, а там посмотрим».
-Смешанные классы, - усмехнулся Байрон, читая объявление, что лежало на ее рабочем столе.
«Церковь не будет против такого?»
-Можно подумать, - сочно заметила Джоанна, надевая рубашку, - меня интересует их мнение.
Конечно, смешанные. Женщины точно так же, как и мужчины, нуждаются в образовании. Иди, -
она ласково подтолкнула Байрона к двери, - я тебя вечером навещу, в твоих комнатах. Кофе мне
свари, - женщина улыбнулась, - такой, как в Лондоне.
-Потом он уехал, - подумала Джоанна, нежно поддерживая отца под локоть. «Уехал, и пишет,
тоже, как генерал Боливар, раз в месяц. Я ему сказала, как он вернется из Греции, тогда и
посмотрим, что дальше будет. Но своего дела я не брошу, конечно. А пока..., я его предупредила,
что не собираюсь хранить верность. Я и не храню, - она улыбнулась. Джон, разглядывая ратушу,
сказал: «Там мне легче, милая, там воздух чище. И Давид там, он отменный врач. Твои письма я
им передам, конечно».
Он погладил дочь по щеке: «Твой муж покойный..., Это он меня спас, при Ватерлоо. Он и дядя
Иосиф. Мне очень, очень жаль, что он погиб. Я был неправ, тогда, в Париже. А как вы оттуда
уехали, - герцог развел руками, - я до сих пор и не понял. Проскользнули у нас между пальцев».
-Друзья помогли, папа, - Джоанна рассмеялась. «Пойдем, завтра все вернутся, из Мон-Сен-
Мартена, я хочу обед начать готовить. А тебе чаю заварю, и почитаем вместе».
-Тем более, - закашлялся герцог, когда они уже поворачивали на улицу, где стоял ее дом, - твой
брат там будет, жена его..., В общем, без ухода не останусь.
-Ева очень славная, Джону повезло, - Джоанна достала ключи и помогла отцу подняться по
ступеням.
-И внук мой, - герцог вздохнул, - отменный мальчишка. Ты его хорошо воспитываешь, милая.
-Воспитываю, - Джоанна отперла дверь, - так, как это будет при новом общественном строе, папа,
вот и все.
Джон вдруг, горько подумал: «Я их больше не увижу, девочек. Мадлен не увижу, внуков...,
Господи, дай ты мне сил сделать это, пожалуйста».
Они вошли в квартиру, не заметив высокого, широкоплечего парня. Он был в суконной куртке
рабочего, в грязной фуражке. Прислонившись к стене дома на углу, парень проследил за ними.
Повернувшись, сплюнув на мостовую, юноша что-то пробормотал.
В парке было многолюдно. Мишель, подергав Маленького Джона за руку, попросил: «Дядя Жан,
тетя Ева, пойдемте, я вам покажу, где на осликах катаются».
-Только покажешь? - Джон подмигнул племяннику и тот рассмеялся. Мишель побежал вперед. Ева,
взяв мужа под руку, тихо сказала, наклонившись, подняв золотой лист дуба: «Жаль, что в
Австралии, нет осени. Я буду по ней скучать». Она вскинула голову и посмотрела на высокое,
голубое небо. Еще в Мон-Сен-Мартене, гуляя с матерью по развалинам замка, Джон, тяжело
вздохнув, все-таки признался, что едет в Австралию.
Мать, к его удивлению, не расстроилась, а только улыбнулась: «Был бы ты один, милый, я бы
забеспокоилась, а теперь Ева с тобой, с ней ничего не страшно».
Джон широко улыбнулся. Мадлен, вдруг, весело подумала: «Ева о нем, то же самое говорит.
Повезло им друг с другом, ничего не скажешь».
Герцогиня закуталась в отороченную соболем, бархатную накидку. Разглядывая остатки стен, она
грустно заметила: «Вот что случается, когда сеньоры на своих землях не живут. Хотя здесь де ла
Марков не забыли, конечно, да и не забудут».
-Может быть, - ответил Джон, помогая матери спуститься с холма, - они и вернутся сюда, мамочка.
В Ренн же де Монтревали вернулись. И здесь так будет. Земля эта - де ла Марков. Поверь мне,
доход они получают больший, чем кузен Жан.
-Да, - Мадлен вспомнила холмы отработанной породы, дымки локомотивов, серые улицы
рабочего поселка, - у нас в Бретани угля нет. Ты слышал, что дядя Теодор говорил - этот пласт
только на северо-востоке. А у нас, - женщина усмехнулась, - только рожь, кислые яблоки и рыба.
На этом не разбогатеешь.
Джон проследил за белокурой головой племянника и услышал тихий голос жены: «Джоанна
молодец, конечно. Она сама с наиболее способными учениками занимается, для того, чтобы они
потом учителями стали. И в школе у нее так уютно, сразу видно - они все одна семья».
Ева помолчала и робко добавила: «Джон…, а можно будет там, на земле ван Димена тоже школу
открыть, для детей туземцев…Ты не думай, я смогу преподавать, я ведь в Лидсе тем же самым
занималась».
-Нужно, - Джон оглянулся. Мать с отцом сидели на кованой скамейке, Тео с Теодором
прогуливались по дорожкам, и там же, немного в отдалении, ходила Джоанна с Юджинией и
Петей. Он быстро поднес руку жены к губам. Вдохнув запах цветов, коснувшись белой, нежной
кожи, он шепнул: «Я люблю тебя так, что даже, и сказать не могу, Ева. И я уверен, что я буду
гордиться тобой».
Ева покраснела: «Надо будет перед отъездом в кружевную лавку сходить. Даже на земле ван
Димена хоть одна такая рубашка, а все равно пригодится». Деньги ей дала мать, еще в
Амстердаме. Они с Дианой уезжали в Ливорно. Рэйчел, отозвав старшую дочь в сторону,
улыбнувшись, велела: «Ты в Брюсселе, купи себе что-нибудь, милая».
Ева взглянула в голубые, ласковые глаза. Обняв мать, она лукаво ответила: «И ты привези что-
нибудь из Святой Земли, для мистера ван Милдера».
-У меня, - со значением ответила мать, - уже список готов, дорогая моя. Она привлекла дочь к
себе: «Вы там осторожней, и возвращайтесь. Внуков мне привезите, а дедушке Аарону
-правнуков».
Мишель стоял рядом с осликами, гладя самого маленького, смирного, по мягкой шерстке между
ушами. «Я в Венесуэле на них катался, - гордо сказал мальчик. «И на мулах, и на лошадях. Сейчас
тележка приедет, дядя Жан, - он взглянул на песчаный круг, где ходили ослики. Джон, взяв
племянника за руку, серьезно проговорил: «Сделаешь три рейса, не меньше».
Петя оглянулся - родители свернули в боковую аллею. Он тихо, углом рта, заметил Джоанне: «Все,
что ты мне дала, я уже в сундуки сложил. На таможне на это внимания не обратят - записи и
записи. И книги тоже все разрешенные».
Он почувствовал, как нежные пальцы Юджинии касаются его ладони. Жена держала букет осенних
листьев, что собрал Мишель. Юджиния покрутила его в руках: «Я все переведу, что надо. Ты занят,
в училище, в лаборатории, а у Джоанны почерк разборчивый».
-Это проекты, - женщина поправила суконную шляпу. Она была в темной, короткой юбке по
щиколотку, в такой же накидке, из кармана виднелась стальная цепочка хронометра. Юджиния
посмотрела вниз: «Все равно. Хоть одежда у Джоанны и простая, а видно, из отличных тканей. И
крой отменный. А что она драгоценностей не носит, так с ее красотой, и не надо. Тем более,
рядом с таким алмазом на руке, ничего другого и не наденешь».
Он играл на тонком пальце - синего, глубокого, цвета, цвета летнего неба, обрамленный в строгую,
золотую оправу.
-Мы их обсуждали, - продолжила Джоанна, - с генералом Боливаром. Там конституция, закон о
всеобщем образовании, о праве голоса для всех сословий и для женщин…
Юджиния изумленно остановилась. Джоанна, почти резко, сказала: «Так и будет, поверьте мне.
Мы до этого доживем. Теперь у вас хотя бы появится основа…»
-У нас уже есть, - признался Петя, - на совещании в январе этого года все единодушно выступили
