И действительно, Эдораса герцог достиг в сгущающемся мраке, хотя было около полудня. Задержался он здесь очень ненадолго и пополнил войско примерно тремя десятками всадников, опоздавших к раздаче оружия. Поев, они были готовы двинуться дальше, и тут герцог мягко распрощался со своим оруженосцем. Но Мерри в последний раз слёзно попросил разрешения не разлучаться с ним.
— Я же говорил, что эта скачка не для таких коней, как Стибба, — возразил Теоден. — И что будешь делать ты, мастер Мериардок, в битве, которую мы собираемся дать на полях Гондора, хоть ты мой меченосец и выше сердцем, чем ростом?
— Кто знает? — ответил Мерри. — Но почему, господин, вы назначили меня своим меченосцем, если не позволяете быть рядом с вами? И разве песни не скажут обо мне лишь то, что я всегда оставался позади?
— Я назначил тебя им, чтобы обезопасить, — ответил Теоден, — и для того, чтобы ты делал, как я прошу. Никто из моих всадников не может нести тебя, как груз. Будь битва перед моими воротами, быть может, деяния твои и воспели бы менестрели, но она будет за сто две лиги под Мандбургом, господин которого Денетор. Хватит об этом.
Мерри поклонился и пошёл прочь, совершенно несчастный, неотрывно глядя на ряды всадников. Отряды уже готовились к выступлению: люди затягивали подпруги, проверяли сёдла, ласкали коней; некоторые с беспокойством поглядывали на опускающееся небо. Один из Всадников незаметно приблизился к хоббиту и тихо сказал ему на ухо:
— "Было бы хотение, а способ найдётся", говорят у нас. И я сам в этом убедился.
Мерри поднял глаза и увидел, что это тот самый молодой всадник, которого он приметил утром.
— Я вижу по твоему лицу, что ты хочешь следовать за владыкой Герцогства.
— Да, — сказал Мерри.
— Тогда идём со мной, — предложил Всадник. — Я повезу тебя перед собой под плащом, пока мы не очутимся далеко в поле, да и тьма эта всё сгущается. Такой благой порыв не должен пропасть даром. Не говори больше ни с кем и идём!
— Огромное спасибо! — сказал Мерри. — Спасибо вам, сэр, хотя я и не знаю вашего имени.
— Не знаешь? — тихо проговорил всадник. — Тогда зови меня Дернхельм.
Вот так и вышло, что когда герцог выступил, хоббит Мериардок сидел перед Дернхельмом, и мало обременён был этим крупный жеребец Ветрогон, потому что Дернхельм весил меньше большинства людей, хотя был гибок и хорошо сложен.
Они поскакали в тень. На ночь войско расположилось в ивовых зарослях, где Снеготал впадал в Энтрицу, двенадцатью лигами восточнее Эдораса. И затем опять скачка через Лощины, и через Плавни, где справа от них большие дубовые леса взбирались на подножья холмов в тени тёмного Куреня у границ Гондора, а слева лежали туманы на болотах, подпитываемых дельтой Энтрицы. И пока они скакали, пронёсся слух о войне на севере. Бешено мчащиеся одинокие всадники принесли весть о врагах, атаковавших их восточные границы, и об ордах орков, марширующих в Нагорьях Рохана.
— Скачите вперёд! Вперёд! — воскликнул Эомир. — Сейчас уже поздно сворачивать в сторону. Топи Энтрицы защитят наш фланг. Теперь нам поможет лишь скорость. Вперёд!
И так герцог Теоден расстался со своими землями, и миля за милей разворачивалась перед ним длинная дорога, и оставались позади сигнальные холмы: Белоглав, Мин-Риммон, Эрелас, Нардол. Но огни на них потухли. Тих и сер был край, и только бесконечная тень всё густела перед ними, и надежда таяла в сердцах.
Глава IV
Осада Гондора
Пина разбудил Гэндальф. В комнате горели свечи, потому что сквозь окна пробивался лишь тусклый сумрак; воздух был тяжёл, как при приближении грозы.
— Сколько времени? — спросил Пин, зевнув.
— Начало третьего часа, — ответил Гэндальф. — Пора вставать и привести себя в приличный вид. Тебя вызывают к Правителю Города узнать твои новые обязанности.
— А он даст позавтракать?
— Нет, я дам. Всё, что ты получишь до полудня. Еда распределяется теперь по приказу.
Пин уныло взглянул на небольшой ломоть хлеба и на совершенно недостаточный (как ему подумалось) кусочек масла поверх него, и стоящую рядом чашку со снятым молоком.
— Зачем ты притащил меня сюда? — проворчал он.
— Сам прекрасно знаешь, — сказал Гэндальф. — Чтобы уберечь тебя от неприятностей. А если здешняя жизнь тебе не по вкусу, припомни, пожалуйста, что ты сам её выбрал.
Пин ничего не ответил.
Вскоре он снова шёл с Гэндальфом по холодному коридору к дверям Зала Башни. Здесь в сером мраке сидел Денетор, похожий, как подумал Пин, на старого терпеливого паука: казалось, что он не двинулся с места со вчерашнего вечера. Правитель кивком предложил Гэндальфу сесть, а не удостоенный внимания Пин остался стоять. Но через некоторое время старик обратился к нему:
— Итак, мастер Перегрин, надеюсь, что вчерашний день ты провёл с пользой и в своё удовольствие? Хотя опасаюсь, что стол в этом городе скуднее, чем тебе хотелось бы.
У Пина возникло неудобное ощущение, что большая часть сказанного и сделанного им каким-то образом известна Правителю Города столь же точно, как и угадано многое из его мыслей. Он не ответил.
— Что ты собираешься делать на моей службе?
— Я думал, сэр, что свои обязанности я узнаю от вас.
— Я сообщу их, когда выясню, на что ты способен, — сказал Денетор. — Но, может быть, я узнаю это скорее, если оставлю тебя при себе. Мой камергер попросил отпустить его во внешний гарнизон, так что временно ты займёшь его место. Ты будешь прислуживать мне, относить поручения и разговаривать со мной, если война и совет оставят мне небольшую передышку. Ты умеешь петь?
— Да, — ответил Пин. — Неплохо. В смысле, неплохо для моего народа. Но у нас нет песен, подходящих для больших залов и злых времён, господин. Мы редко поём о чём-нибудь более грозном, чем ветер или дождь. И большинство моих песен о вещах, которые смешат нас, и, конечно, о еде и питье.
— А почему такие песни не подходят для моих залов или для таких времён, как эти? Ведь можем же мы, издревле живущие под Тенью, услышать эхо из нетронутой ею страны? Возможно, мы почувствуем тогда, что бдение наше не было бесплодным, хотя, быть может, и оставленным без благодарности.
Сердце Пина упало. Его не привлекала мысль петь хоббитанские песни Правителю Минас Тирита, и уж во всяком случае, не комические куплеты, которые он знал лучше всего. Они были слишком… нескладными, что ли, для подобной оказии. Однако в данный момент он был избавлен от тяжёлого испытания. Петь ему не приказали. Денетор обратился к Гэндальфу с расспросами о Ристании, её политике и позиции Эомира, племянника герцога. Пин поразился тому, сколько всего известно Правителю о народе, который живёт так далеко, хотя, как полагал Пин, прошло немало лет с тех пор, как Денетор сам выезжал за границу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
