Пин неохотно вскарабкался на скамью и посмотрел за стену. Под ним лежал тусклый Пеленнор, исчезающий вдали у едва угадывающейся линии Великой Реки. Но теперь над полем быстро кружились в воздухе, словно тени чересчур рано пришедшей ночи, пять птицеобразных фигур, ужасных, как стервятники, но громаднее орлов и безжалостных, как смерть. Они то подлетали ближе, почти на расстояние выстрела со стен, то отдалялись, продолжая выписывать круги.
— Чёрные Всадники! — пробормотал Пин. — Чёрные Всадники в воздухе! Но смотри, Берегонд! — закричал он. — Они ведь высматривают что-то, правда? Смотри, как они кружат и всё снижаются вон над тем местом! И, видишь, там по земле что-то движется?! Маленькие тёмные фигурки. Да, люди на лошадях, четверо или пятеро. Ах! Я не могу этого вынести! Гэндальф! Гэндальф, спаси нас!
Взметнулся и упал ещё один протяжный вопль, и он опять соскочил со стены, тяжело дыша, как загнанный зверёк. Но сквозь этот бросающий в дрожь крик до его ушей донёсся слабый и далёкий зов трубы, закончившийся на долгой высокой ноте.
— Фарамир! Господин Фарамир! Это его зов! — воскликнул Берегонд. — Храброе сердце! Только как он доберётся до Ворот, если у этих адских стервятников есть другое оружие, кроме страха?! Но смотри! Они держатся. Они пробьются к Воротам. Нет! Лошади понесли. Смотри! Люди сброшены, они бегут пешком. Нет, один всё ещё в седле, но он возвращается к остальным. Это, должно быть, капитан: он умеет управлять и животными, и людьми. А! Одна из этих мерзких тварей снижается над ним! Помогите! Помогите! Неужели никто не выйдет к нему?! Фарамир!
С этими словами Берегонд рванулся прочь и побежал во мрак. Стыдясь своего ужаса, тогда как Берегонд из Стражи думал в первую очередь о любимом командире, Пин поднялся, снова выглянул наружу и в тот же миг увидел серебристо-белую вспышку, идущую с севера, будто на тёмных полях зажглась маленькая звёздочка. Она надвигалась, всё увеличиваясь, со скоростью стрелы и стремительно сближалась с четырьмя людьми, бегущими к Воротам. Пину показалось, что она распространяет вокруг себя бледный свет, и тяжёлые тени расступаются перед ней, а потом, когда она приблизилась, ему почудилось, что он слышит громкий оклик, гулко отразившийся от стен.
— Гэндальф! — закричал он. — Гэндальф! Он всегда появляется, когда дела хуже всего. Вперёд! Вперёд, Белый Всадник! Гэндальф, Гэндальф! — орал он, словно болельщик на скачках, подстрекающий жокея, который не может услышать поощрений.
Но теперь тёмные, описывающие круги тени заметили вновьприбывшего. Одна повернула к нему, но Пину померещилось, что он вскинул руку, и из неё ударил вверх луч белого света. Назгул издал протяжный вой и повернул прочь, четверо остальных заколебались было, а потом взмыли стремительной спиралью, повернули на восток и исчезли в низко висящей туче, а внизу, на Пеленноре, на время стало как будто бы не так темно.
Продолжавший наблюдать за происходящим Пин увидел, как человек в седле и Белый Всадник встретились и остановились, поджидая тех, кто был пешком. Теперь из Города к ним бежали люди; вскоре все они скрылись от взгляда под внешними стенами, и Пин понял, что они вошли в Ворота. Сообразив, что они сразу направятся в Башню к Правителю, он поспешил к входу в Цитадель. Здесь он смешался с другими людьми, наблюдавшими за погоней и спасением с высоких стен.
Вскоре на улицах, поднимавшихся из внешних кругов, послышался гомон многочисленных приветствий: люди ликовали и выкрикивали имена Фарамира и Митрандира. Немного погодя Пин увидел факелы и двух медленно едущих всадников, которых сопровождала густая толпа людей: один был в белом, но больше уже не сиял, а бледно отсвечивал в сумраке, словно огонь его был израсходован или укрыт, другой тёмный, со склонённой головой. Они спешились, и, когда слуги приняли Тенегона и другого коня, зашагали к часовым у ворот — Гэндальф твёрдо, его серый плащ развевался позади, и огонь всё ещё тлел в его глазах; второй, весь одетый в зелёное, медленно и слегка пошатываясь, как уставший или раненный человек.
Когда они проходили под лампой в арке ворот, Пин протолкался вперёд и, увидев бледное лицо Фарамира, задержал дыхание. Это было лицо того, кто пережил внезапный и мучительный приступ сильного страха или боли, но справился с ним и теперь спокоен. Вот он гордо и с полным достоинством остановился на мгновение, сказав что-то стражнику, и пристально глядящий на него Пин увидел, как сильно походит он на своего брата Боромира, который с самого начала нравился Пину, восхищенному величественными, но мягкими манерами этого большого человека. Однако по отношению к Фарамиру его сердце внезапно прониклось каким-то странным чувством, которого он не ведал прежде. Перед ним стоял человек, проникнутый духом высокого благородства, такого, как у Арагорна, когда тот позволял увидеть это: быть может, менее высокого, но вместе с тем менее недостижимого и неизмеримого. Он тоже был из числа людских королей, рожденный в более позднее время, но отмеченный печалью и мудростью Древней расы. Пин теперь знал, почему Берегонд произносил его имя с такой любовью. Это был капитан, за которым люди, за которым Пин пошёл бы даже под тень чёрных крыл.
— Фарамир! — громко закричал он вместе со всеми. — Фарамир!
И Фарамир, уловив его незнакомый голос среди криков людей Города, обернулся, и посмотрел на него, и крайне изумился.
— Откуда ты взялся? — произнёс он. — Невысоклик, и в ливрее Башни! Как…?
Но тут к нему подошёл Гэндальф и сказал:
— Он пришёл со мной из страны невысокликов. Он пришёл со мной. Но давай не будем задерживаться здесь. Следует еще многое сказать и многое сделать, а ты устал. Он пойдёт с нами. Что, кстати, он и обязан сделать, поскольку, если он не забыл про свои новые обязанности легче, чем я, то в этот час он должен снова прислуживать своему господину. Пойдём, Пин! Следуй за нами.
Таким образом, они, наконец, пришли в личный покой Правителя Города. Здесь вокруг жаровни с древесным углём были поставлены глубокие кресла и принесено вино, и Пин, на которого едва обратили внимание, стоял позади кресла Денетора и практически не замечал собственной усталости, так напряжённо прислушивался он ко всему, о чём шла речь.
Съев немного белого хлеба и сделав глоток вина, Фарамир опустился в низкое кресло по левую руку отца. С другой стороны, чуть поотдаль, уселся в кресло из резного дерева Гэндальф и, казалось, сразу заснул. Потому что сначала Фарамир говорил только о задании, с которым был послан десять дней назад, и он принёс новости об Итилии, о действиях Врага и его союзников, рассказал о сражении на тракте, в котором были разбиты люди Харада с их огромным зверем, — обычный отчёт капитана перед своим господином о событиях, часто случавшихся и прежде: мелкие приграничные стычки, казавшиеся теперь ненужными и незначительными, лишившимися своей славы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
