Дина покраснела и что-то пробормотала.
Ханеле помолчала. Прикоснувшись к рыжим волосам девушки, она мягко заметила: «К вам придет
человек, милая, для того, чтобы отдать самое дорогое. И вы это возьмете, - она услышала стук в
дверь: «Вот и тетя Элишева».
Уже в передней Ханеле, пошатнувшись, схватившись за стену, одними губами прошептала: «Зачем
ты так? Для чего..., - она помотала изящной головой. Впустив Элишеву, женщина шепнула:
«Послушай..., Я вчера на рынке была, говорили, что там, на севере, неспокойно. Мусульмане и
марониты враждуют, шейх Башир деревни выжигает, налево и направо. Может, не поедете вы в
Цфат?»
Элишева отмахнулась: «Тогда вообще никуда ездить не надо. Они там, в горах, как воевали, так и
будут воевать, поверь мне. Моше с ними дружит, я их детей принимаю, да и Цфат, - женщина
пожала плечами, - еврейский город, там безопасно. Готова она? - Элишева кивнула в сторону
кухни.
-Готова, - вздохнула Ханеле. Дина, появившись на пороге, держа за руку Авиталь, весело кивнула:
«Готова, тетя».
Они уходили вниз по улице. Ханеле, держа на руках дочь, смотря им вслед, горько сказала: «И все.
И больше я ничего не могу сделать. И так..., - она закрыла серые глаза. Внезапно вздрогнув, Ханеле
повторила: «Самое дорогое. Пусть будет то, что будет».
Авиталь, засмеявшись, погладив ее по щеке, пролепетала что-то. Ханеле увидела бесконечную,
снежную равнину, услышала лай собак. Покачав дочь, она ласково велела: «Пойдем, милая,
умоемся, переоденемся, и надо в ешиву поспешить. Что бы там ни было, а хупа сегодня вечером,
будем веселиться!».
Но все время, пока она шла к ешиве, держа дочь на руках, она смотрела впереди себя, чувствуя,
как слезы наворачиваются ей на глаза. Ханеле внезапно свернула к Стене - там уже было
безлюдно, мужчины разошлись на учебу. Она прижалась щекой к теплым камням, и, горько
помотала головой: «Ничего, ничего нельзя сделать. Я бы все отдала, все, ради того, чтобы этого не
случилось. Но ты ведь не возьмешь, - она провела пальцами по Стене. Отступив, дернув уголком
рта, Ханеле кивнула: «Не возьмешь».
Горели, трепетали огоньки свечей. Дина, чуть приподняв фату, приняла от свекрови тяжелый,
серебряный бокал с вином, и, чуть пригубила: «Вот сейчас». Она вспомнила, как в комнате, после
того, как дедушка Аарон благословил ее, он шепнул: «Я очень, очень за тебя счастлив, милая. И
твоя мама тоже. И отец твой, благословенной памяти, был бы жив, порадовался бы».
Дина, на мгновение, прижалась щекой к его теплой щеке, а потом ввели жениха - для того, чтобы
он, как положено, - опустил фату на ее лицо. Девушка увидела ласковые глаза Исаака и счастливо
улыбнулась.
-Волнуется, - нежно подумала Дина, услышав голос Исаака. Она почувствовала, как жених
надевает ей кольцо на палец. Раввин запел семь свадебных благословений, раздался хруст стекла,
и все закричали: «Мазл тов!»
-Я тебя люблю, так люблю, - Исаак наклонился к ее уху. «Динале, милая моя...»
-Уже можно, - лукаво подумала Дина и прикоснулась к его руке. Когда они оказались вместе, в
закрытой комнате, он поцеловал ее и, подняв на руки, закружив, шепнул: «Все, любовь моя,
теперь мы вместе, вместе, навсегда». Дина, откинув рыжеволосую голову, обнимая его,
рассмеялась. Дети прыгали у окна, стараясь заглянуть внутрь. Тут были мальчики Бергеров, внуки
и внучки Малки. Исаак, шутливо погрозив им пальцем, захлопнул ставни. Дина нежилась в его
руках, целуя его, и, на мгновение, отодвинувшись, тихо проговорила: «Не бывает такого счастья,
милый».
-Бывает, - уверенно отозвался Исаак, а потом в дверь постучали. Дина, ахнув, стала натягивать
атласный тюрбан. Усмехнувшись, закинув руки ему на шею, девушка томно сказала: «Сейчас
дедушка покажет, как он танцевать умеет, с платком. И твой папа тоже. И все раввины».
Перегородку раздвинули. Дина остановилась между мужской и женской половинами. Аарон, взял
связанные, шелковые платки, и подождал, пока внучка их поднимет. «Каждый год теперь танцую, -
смешливо подумал он. «Прошлой осенью в Цфате, на Хануку, как двойняшки выходить замуж
будут, опять придется. А потом Циона, потом внуки..., И у маленькой, - он посмотрел на Авиталь,-
жена держала ее на руках, - тоже не премину».
-Так и будет, - Ханеле улыбалась ему. Аарон, поправив меховую шапку, стал танцевать, под пение
сотен мужчин, что уже сидели за столами на площади.
Цфат
Над серебряным блюдом с гранатами вились, жужжали пчелы. Маленький сад был залит сиянием
заката, солнце садилось на западе. Дина Азриэли отпила чаю:
-Что вы там слышали, в Иерусалиме, тетя Элишева, якобы, неспокойно у нас, так видите, - девушка
обвела рукой сад, - тихо. Даже если шейх Башир вздумает с гор спуститься, ему здесь трогать
некого. Марониты все на севере живут, далеко от нас. И вообще, - Дина потянулась и погладила
ухоженную кошку, что дремала на коленях у Ционы, - у него, шейха, в Акко союзники, на
побережье. Здесь ему делать нечего, - подытожила девушка.
Она зевнула, поправив платок, из-под которого выбивалась белокурая прядь. «Хорошо тут, -
подумала Элишева, разрезая пирог. «Все же в Иерусалиме людно, шумно…, А в Цфате,
действительно, деревня и деревня».
-Ты больше не бегай, - строго сказала она, глядя на живот девушки. «Ты родишь не сегодня-завтра.
Я здесь, Циона тоже - мы и с уборкой справимся, и приготовим все, что надо».
-Не буду, - Дина улыбнулась: «Как моя тезка-то? Хорошая свадьба у них была?»
-До рассвета танцевали, - рассмеялась Циона. Кошка, спрыгнув на зеленую траву, лениво пошла к
воротам. «Неделю, как положено, они по гостям ходили. Только что завтракали дома, а потом, -
девушка налила себе чаю, - мы их все развлекали. Исаак землю покупать будет, рядом с папиным
участком».
Дина погрустнела: «Михаэль мой тоже бы купил, однако он ведь в Марокко родился. Его сюда
двухлетним ребенком привезли, а все равно, турки землю только подданным султана продают».
-Ничего, - весело утешила ее Элишева, - родишь своему Михаэлю сына, он-то и купит участок. И
вам будет виноград приносить, как господин Судаков, - она улыбнулась, услышав скрип ворот.
Муж стоял с плетеной корзиной в руках. От него пахло пылью, солнцем, потом. Моше выудил
большую, тяжелую, почти черную кисть: «Ешьте, мне в синагогу надо, а потом, - он развел руками,
- на пресс. Сегодня уже, и давить начинаем».
-Циона, свежего чая отцу завари, - велела Элишева и подняла ладонь: «Не спорь. Я тебе сейчас
одежду чистую достану, вода в умывальной есть».
-Мне потом все равно на пресс, - добродушно рассмеялся муж, идя вслед за ней к беленому,
аккуратному домику.
-И пойдешь, - пожала плечами Элишева, берясь за ручку двери.
-Ничего, отстираем, не след в таком в синагогу ходить, - она взялась пальцами за пропотевшую,
грязную рубашку мужа. Моше наклонился и едва слышно сказал: «Ты не спи сегодня, я тебя после
пресса заберу, отведу кое-куда. Дину можно одну оставить?»
-Здесь ее муж будет, Циона…, - усмехнулась Элишева, заходя на прохладную кухоньку. «Да и
недалеко виноградник, мы быстро обернемся».
Моше поцеловал ее: «Я не был бы так в этом уверен, дорогая жена».
Виноград был сладким, Дина принесла горного меда в сотах. Моше, разломив гранат,
пробормотав благословение, блаженно закрыл глаза: «И возвращу из плена народ Мой, Израиля,
и застроят опустевшие города и поселятся в них, насадят виноградники и будут пить вино из них,
разведут сады и станут, есть плоды из них, - вспомнил он. «Если одно пророчество исполнилось,
как учат нас мудрецы, то и другие исполнятся. Будет у нас свое государство, обязательно, и даже
без того, чтобы Мессии дожидаться».
Когда он ушел, Дина, убирая со стола, спросила: «А как там мама? Через месяц ей срок?»
-Да, - Элишева остановилась с чайником в руках. «Как вернемся, так она и родит. Мальчика хочет,
опять».
Дина хихикнула: «Конечно, нас семь девочек, куда же еще. Хотя двойняшки скоро замуж выйдут.
Мама одна с папой Шломо и мальчишками останется. Там все рядом, помогут ей. А вы тоже, - она
посмотрела на стройную, тонкую спину Элишевы, - уже следующим летом бабушкой будете».
-На все воля Божья, - расхохоталась та и позвала: «Циона, пойдем! Жара спала, сейчас Дина
отдыхать отправиться, а мы с тобой на вызовы. Пока я здесь, - Элишева сложила посуду в
деревянный таз и залила ее водой, - я всех, кто носит, успею посмотреть. И роды принять, не у
тебя одной, - она подмигнула Дине и взялась за тряпку.
Моше открыл калитку и пропустил жену вперед. Над Цфатом повисла томная, теплая ночь, сияли
