нее смотрит, будто никого больше на свете и нет».
-Давайте я с ним погуляю, - Дина подхватила на руки пухлого, длинноволосого мальчика и
шутливо сказала: «Скоро в Цфат поедешь, Арье, с папой, с братьями…, На гору Мерон, там тебе
волосы и постригут, как три года исполнится, - она поцеловала шелковистые, темные локоны.
-Хочу к папе, - недовольно ответил Арье. «Пусти меня! Хочу вырезать!»
Госпожа Бергер вздохнула: «Отец ему уже ножик дает, тупой, конечно, но все равно…, Давай мне
его, - она забрала ребенка у Дины, - иначе он расплачется. А ты у Леи была? - Малка зорко
взглянула на девушку. «Как там мой внук восьмой?»
-Ест и спит, - рассмеялась Дина. Малка скосила глаза на свой живот, и пробормотала: «Уже и
девятый скоро появится, внук, или внучка, а я опять…, - она еще сильнее покраснела и повела
рукой в воздухе. Ворота мастерской растворились, до них донесся мальчишеский голос: «Папа!
Мама, мама пришла!». Арье, оживившись, вырвав у матери руку, побежал во двор. Госпожа
Бергер еще успела строго сказать: «Ты домой иди, Дина, нескромно это - одной гулять!»
Дина только усмехнулась, глядя ей вслед, и быстро скользнула за угол. В заброшенном дворе было
пусто, и она сразу увидела Исаака. Юноша повернулся и развел руками: «Мальчишки Бергера
меня все никак не отпускали, пришлось все их игрушки посмотреть. Дина…, - он смотрел на нее.
«Дина, Динале…»
-Исаак, - они стояли рядом, не касаясь друг друга, наверху, на деревянной крыше сарая
расхаживали, толкались, курлыкали голуби.
-Исаак, - шепнула девушка, подняв на него зеленые, большие глаза. «Ничего, - Дина улыбнулась, -
ничего, уже скоро».
-Я тебя люблю, - просто сказал юноша. «И всегда, всю жизнь буду рядом, Динале».
-Я тоже, - еще успела шепнуть она, а потом какая-то дверь по соседству заскрипела. Дина исчезла в
воротах, что вели на улицу, а Исаак все стоял, глядя ей вслед. Он повторил: «Скоро». Блаженно
рассмеявшись, юноша пошел в ешиву.
Элишева Судакова проснулась от запаха кофе. Муж вставал еще до рассвета, - он окунался в микву,
шел на молитву, а после этого - на стройку, или на участок. Моше до сих пор сам возился с землей.
«Не могу бросить, - пожимал он плечами, - хоть там и работники есть, а все равно хозяйская рука
нужна. Да и как бросить, - он поднимал вверх большие, грубые ладони, - это наше все, наша
страна, каждый уголок там, на плантации, потом полит».
В Цфате, на винограднике, у них трудились только евреи. По закону было положено, чтобы от
сбора урожая, и до запечатывания бутылок, все делалось еврейскими руками. Надзирал за
плантацией господин Азриэли, местный раввин. За его сына вышла замуж Динале, пятая дочь
Малки.
А еще Моше варил жене кофе, каждый день, и приносил его в спальню.
Элишева, потянувшись, приняла от него чашку, и весело сказала: «Вот и все, милый. Следующим
годом, даст Бог, внуков увидим. Ты пораньше сегодня вернись, переоденься, - она ласково
погладила мужа по щеке, - все же сын твой под хупу идет».
-Да уж не премину, - муж наклонился и поцеловал ее: «Сейчас свадебную неделю отгуляем, и
двинемся на север. Вы там складывайтесь потихоньку, не меньше месяца в Цфате пробудем. Ты
сегодня…, - он не закончил и кивнул на улицу.
-Да, - Элишева взглянула на часы - красивые, черного дерева. Они медленно пробили пять утра.
Женщина рассмеялась: «Через час нашу невесту заберу, пусть поспит еще».
Моше ушел, стукнула парадная дверь. Элишева, устроившись удобнее, пробормотала: «И Циона
пусть спит. Как вернусь из миквы, подниму ее, пусть идет стол готовить, с другими женщинами.
Ханеле и Малка там за всем надзирают, но все равно еще одни руки пригодятся.
Письмо от брата лежало на резном столике орехового дерева.
-Милая моя Элишева, - читала женщина, - у нас все хорошо. Камень маме поставили, рядом с
папой, так что ни о чем не волнуйтесь. Мать Деборы вернулась из Англии, а сама Дебора уже
практикует, в Вашингтоне. Тетя Эстер и семья процветают. Шмуэль очень подружился со своими
кузенами, они вместе учатся. Мне дали воинское звание. Натан, конечно, замолвил за меня
словечко. Я служу на территориях, в соединениях полковника Ливенворта, заведую полевым
госпиталем. Это совершенно безопасно, беспокоиться не о чем».
-Безопасно, - Элишева отложила письмо и вздохнула. «Вот же упрямец. Впрочем, мы все такие.
Кровь Ворона, - она усмехнулась. «Нет, чтобы поехать в Амстердам, спокойно бы жили там, без
войн…, Впрочем, Давид, как папа - без армии не может. Еще до генерала дослужится, хотя вряд
ли. Наполеон такой на свете один был, без предрассудков».
Она допила кофе. Поднявшись, вымыв руки, одевшись, женщина коротко помолилась. На улице
уже было ясно, мужчины шли в синагоги. Элишева, взяв тяжелые ключи от миквы, заглянула в
спальню к дочери. Исаак ушел вместе с отцом, дома было тихо. Элишева поправила шелковое
одеяло, - Циона даже не пошевелилась: «Эта тоже упрямая. Ничего, мы все по любви женились, и
у Ционы так же будет. А Дина хорошая девушка, повезло Исааку».
Элишева вышла во двор. Прикоснувшись к пышным кустам роз и жасмина, она вдохнула утренний
воздух Иерусалима.
Дина благоговейно потрогала сливочный, нежный шелк платья, разложенного на кушетке в ее
спальне. Рядом лежала фата - непрозрачный, отделанный кружевами атлас, что должен был
закрывать ей лицо.
-Тетя Элишева и тетя Малка меня к хупе поведут, - девушка переступила босыми ногами по ковру.
«Уже перегородку сделали во дворе ешивы, временную. После обеда будут балдахин ставить.
Женщины третий день готовят. Почти тысяча человек придет, весь еврейский квартал. Господи, -
девушка вздохнула. Отчего-то заробев, она присела рядом с кушеткой. «Все будет хорошо, -
напомнила себе Дина. «Сейчас тетя Элишева придет, и в микву отправимся».
Она прислушалась - хлопнула дверь. Дина, подойдя к окну, увидела деда. «Он сегодня у Стены
будет молиться, - подумала девушка. «Я тоже схожу, обязательно». Темные, с проседью волосы
Аарона были прикрыты черной шляпой. Дина хмыкнула: «На свадьбе все в капотах будут, в
меховых шапках, как положено».
Девушка приоткрыла окно - утро было свежим, и услышала сзади лепет: «Динале...»
Авиталь сидела на руках у матери, улыбаясь.
-Доброе утро, милая, - ласково сказала Ханеле. Дина, взглянув в туманные, серые глаза, незаметно
вздрогнула. Она никогда не спрашивала у жены деда, что ждет их с Исааком, хотя Циона, еще
давно, по секрету призналась ей: «Я спрашивала. Она мне сказала, что у меня будет сын...-
девушка замялась, - и что он станет очень известным».
-Раввином, - одобрительно отозвалась Дина. Подруга признала: «Этого она не говорила. Но, с
другой стороны, - Циона вскинула бровь, - кем, же еще? Ты тоже ее спроси, она никогда не
ошибается».
Дина побаивалась. Жена деда была не такая, как все. Аарон не говорил об этом, но Дина
совершенно точно знала, что Ханеле молится, как мужчины - три раза в день. У нее был свой
кабинет, заставленный книгами, она сама в нем убирала. Когда Дина спросила у деда, что там
делает Ханеле, тот развел руками: «Учится, милая моя. Сама понимаешь, говорить об этом не
след, это дело семейное». Почти каждый месяц Ханеле привозили почту из Яффо - запечатанные
конверты без марок. Она и сама отправляла письма в Европу, с торговцами. Как-то Дина, осмелев,
спросила: «Тетя Ханеле, а почему вы своей дочке никогда не пишете, и она вам - тоже?».
Женщина только улыбнулась: «Нам не надо, милая. Мы и так..., - она не закончила и повела рукой
куда-то в сторону.
-Пойдем, - велела сейчас Ханеле, - тетя Элишева скоро появится, я хоть кофе тебя напою. Пока не
рассвело еще, можно, а потом, - она рассмеялась, - поститься придется, до вечера.
На кухне Ханеле посадила ребенка на высокий стульчик. Дав дочери булочку, она велела: «Только
сначала - благословение, милая».
Авиталь бойко начала, потом запнулась и загрустила. Мать, произнеся вместе с ней
благословение, погладила девочку по голове: «Вот какая ты у нас молодец». Дина пила кофе с
молоком, а потом, робко сказала: «Тетя Ханеле, а можно спросить кое-что..., Не обо мне, о Еве,
сестре моей, и об Аароне, брате моем младшем».
-Отчего же нельзя, - женщина все улыбалась. Она присела рядом с Диной и налила себе кофе.
«Твоя сестра мужа своего любит очень, а брат твой, - Ханеле поправила туго замотанный платок, -
долгие годы проживет, правнуков увидит». Она потянулась за сушеным инжиром, и, разломив
ягоду, дала ее Авитали.
-Но ты ведь о себе хочешь спросить, - Ханеле зорко посмотрела на нее. «О себе, об Исааке».
