положив голову на его плечо, ничего не ответила - только задрожали длинные, черные ресницы.
Авиталь зевнула. Аарон покачал их обеих: «Истинно, благ Господь ко мне, и нечего мне больше
желать».
На рынке было шумно, люди толкались у деревянных прилавков с наваленными на них грудами
пальмовых ветвей. Пахло миртом, и, - горьковато, волнующе, - этрогами. Исаак Судаков, - высокий,
в черном сюртуке и такой же шляпе, оглянулся. Увидев двух девушек, что стояли у телеги с
овощами, юноша почувствовал, что краснеет.
Циона наклонилась к Дине Горовиц и сказала в маленькое, нежное ухо: «Я пойду впереди, а ты
отстанешь и свернешь в тот закоулок. Я тебе его показывала. У дома госпожи Сегал. А потом и мой
брат появится, - красивые, темно-красные губы усмехнулись.
-А если кто-нибудь увидит? - озабоченно поинтересовалась Дина, складывая баклажаны в
холщовый мешок. «Мне надо еще к Лее зайти, я ей обещала полы помыть».
Циона подумала и тряхнула головой: «Ничего страшного. Лея рядом с мастерской господина
Бергера живет. Я сейчас скажу Исааку, чтобы он туда шел и подождал тебя».
Она подставила свой мешок, торговец ссыпал туда лук. Циона , поблагодарив его по-арабски,
исчезла в толпе.
Дина подхватила покупки: «Все равно мы жених и невеста, сразу после Суккота поженимся. На
праздник не увидимся, не положено, неделя до свадьбы осталась. Ничего, я с тетей Малкой его
проведу. Все равно, хоть двойняшки еще и дома, но там четверо мальчишек, тетя Малка ребенка
ожидает. Им помощь нужна».
Она лукаво улыбнулась, вспомнив, как позавчера сидела с женихом в гостиной дома Горовицей.
Дверь была открыта, из соседней комнаты доносился монотонный голос свата. Исаак, ласково
взглянув на нее, одними губами сказал: «Рав Коэн бы не пережил, если бы мы не сделали все, как
положено, любовь моя. Он сейчас список приданого читает».
Дина хихикнула. Посмотрев в его веселые, серые глаза, девушка шепотом отозвалась:
«Постельное белье, серебро, мебель…, Жаль только, что дедушке землю нельзя покупать, а так бы
свой участок у нас был».
-Я куплю, - уверил ее жених. «Рядом с папиной плантацией, все равно ее расширять надо. Дом бы
там построить, - Исаак вздохнул, - но нет, рано пока. Опасно это еще». Он подмигнул Дине: «Будем
жить в старом доме моего деда. Ты видела, он у нас во дворе стоит. Папа с артелью его уже
перестроил».
-Будем, - разомкнула она губы, зеленые глаза блеснули, и юноша подумал: «Господи, скорей бы
праздники прошли. Я ведь совсем, совсем не могу без нее».
Он увидел ее, - в первый раз, - три года назад, тоже осенью, когда мать привезла ее на Святую
Землю. Отец тогда, смешливо, сказал ему: «Рав Горовиц на Шабат приглашает. Старшая дочь его
приехала, из Лондона, внучку под его опеку отдает». Моше потрепал сына по рыжей голове: «Ты
всю эту историю знаешь. Мы с Пьетро покойным лучшие друзья были».
Она тоже была рыжая. Пышные косы обвивали изящную голову, она была в темно-зеленом,
скромном платье, и глаза у нее были цвета прозрачной, морской воды, что Исаак видел в Яффо. На
носу виднелась россыпь мелких веснушек. Один завиток волос выбился, и спускался на нежную
шею - вьющийся, играющий медью в свете заходящего солнца.
Исаак старался не смотреть на нее. Когда ее мать внесла серебряный кофейник, юноша вспомнил:
«Папа мне показывал, где Горовицей могилы. Бабушка Дины на Масличной горе лежит, там же,
где и Судаковы, а дед ее у церкви. Надо же, сестра ее за будущего герцога замуж вышла, а Дина
сюда приехала. Да не гляди ты на нее так, - рассердился на себя юноша.
Когда они шли домой, - мать была на вызове, Циона убежала вперед, над их головой висело
огромное, усеянное яркими звездами небо Иерусалима, отец, приостановившись, искоса
посмотрел на Исаака: «Она на Пьетро похожа, конечно. Он упрямый был, умел своего добиваться.
И мы с твоей матерью тоже. Детьми виделись, потом писали друг другу, и мне все говорили - ты,
Моше, с ума сошел, ехать неизвестно куда, через море, в Европе воюют, и все для того, чтобы
жениться на девушке, которую ты и не знаешь вовсе».
-А ты знал?- тихо спросил Исаак.
Отец повел широкими плечами, - на нем была праздничная, шелковая капота. Улыбнувшись,
Моше кивнул: «Знал. А потом, как в Амстердам приехал, как в дверь их дома постучал - так и
застыл на пороге. И до сих пор, - он потрепал сына по плечу, - так и стою. И буду, до конца дней
моих, ибо сказано: «Крепка, как смерть любовь». Ты, впрочем, - Моше поправил соболью шапку
сына, - кажется, тоже, встал, дорогой мой».
Исаак покраснел и что-то пробормотал. «Торопиться некуда, - рассудительно ответил отец, - ей
четырнадцать, тебе восемнадцать. Все равно вы встречаться будете, разговаривать…Мы же
родственники. Там посмотрим».
Он пошел вслед за Ционой. Исаак оглянулся на огоньки свечей в окнах дома Горовицей:
«Смотреть нечего, и так все понятно».
Дина вышла с рынка, улыбаясь. Она краем глаза заметила, как Циона, подойдя к Исааку, что-то
ему говорит. Девушка весело помахала холщовым мешком. Пройдя через площадь, свернув
налево, она исчезла в каменных, узких улицах Еврейского квартала.
Уже издали пахло свежим деревом, у ворот мастерской Бергера было чисто. Со двора, - Дина
наклонила голову и прислушалась, - доносилось жужжание токарных станков.
Она спустилась по ступеням и постучала в свежеокрашенную, аккуратную дверь. Лея, четвертая
дочка госпожи Бергер, открыла Дине, удерживая одной рукой младенца, и рассмеялась: «Я только
собиралась уложить его и сама пол помыть».
-Еще чего, - Дина прошла в небольшую комнату, с отгороженной каменной стеной кухонькой.
«Курицу я тебе принесла, баклажаны, лук…, Сейчас сварю суп, уберусь, и домой пойду - обедать
пора, - она внезапно покраснела: «Исаак меня за углом будет ждать. Там тихий двор, никого нет,
Рабочие из мастерской все по домам разойдутся, а господин Бергер и мальчики прямо там едят.
Никто не увидит».
-Ты ложись с маленьким, - велела Дина, выкладывая покупки на стол, засучив рукава. «Корми, и
спите. Муж твой из ешивы только поздно вечером придет, как раз, - она подмигнула Лее, -
отдохнешь к тому времени».
Девушка покачала ребенка: «Еще хорошо, что Леви у нас спокойный. Спокойный мальчик, да? -
она поцеловала дитя в щечку и зевнула: «И, правда, надо отдохнуть. Хотя, я, конечно,
разбаловалась - в семь утра поднимаюсь, а то и позже».
Дина мыла пол, поглядывая на мать с ребенком, спокойно спящих на кровати.
-У нас тоже, - она внезапно остановилась, с тряпкой в руках, - тоже такой будет. И не один, -
девушка почувствовала, что улыбается. «Тетя Элишева мне все расскажет, перед свадьбой, как в
микву окунаться буду. Мама порадуется, она и сама замуж вышла, хоть ей уже за сорок. Или тетя
Хана - кто думал, что у них с дедушкой ребенок родится? А вот как получилось, - она взглянула на
темные волосы мальчика, что выбивались из-под чепчика, и посчитала на пальцах: «У Сары трое, у
Ривки двое, у Рахели тоже двое, этот, и Динале скоро родит. Восемь правнуков у дедушки. Сейчас
я замуж выйду, двойняшки тоже, у Евы там, в Австралии, наверняка ребенок будет - еще больше
станет семья. Как это дедушка говорит: «Вся Святая Земля моими потомками наполнится. Точно. А
Ева теперь герцогиня, - Дина выжала тряпку и намотала ее на деревянную швабру. «Жаль его
светлость, хороший человек был. И мама тети Элишевы тоже с ним погибла. Что они только
решили в море выйти, одни? - Дина вздохнула. Закончив, вылив грязную воду в канаву, девушка
прополоскала тряпку. В крохотном дворе было солнечно. Она, вернувшись в комнату, сняв горшок
с очага, наклонилась над Леей: «Я пошла».
-Спасибо, - девушка сонно улыбнулась. Дина, выйдя во двор, вспомнила строки из письма матери:
«Ева, конечно, герцогиня, однако, милая моя, жизнь у нее на земле ван Димена, совсем простая.
Там еще все неустроенно. Она открыла школу для детей туземцев, учит их языку и закону
Божьему, ездит к ним в стойбища. Добилась, чтобы каторжникам тоже разрешили классы
посещать. Она не унывает, и пишет, что там еще все расцветет».
-И у нас – Дина обвела глазами каменные плиты двора, - у нас тоже все хорошо будет.
Девушка поднялась наверх и услышала радостный голос: «Дина!». Госпожа Бергер, с плетеной
корзинкой в одной руке, и двухлетним Арье в другой, - шла ей навстречу.
-Обед мужу принесла, - Малка покраснела. Дина незаметно улыбнулась: «Больше десяти лет они
женаты, четверо детей, а все равно, как говорят друг о друге, так краснеют. Господин Бергер так на
нее смотрит, будто никого больше на свете и нет».
