«Жена меня в Цфат отправляет, проснулась ночью и велела ехать. Сам понимаешь, - он развел
руками, и не закончил. «Я Шломо возьму, - Аарон помялся и, глядя в сторону, пробормотал: «Он
тоже в похоронном обществе, привык к такому. А ты, - он строго взглянул на Исаака, - здесь
оставайся, пожалуйста».
Дверь закрылась. Дина, подойдя к нему, шепнула: «Милый…Я уверена, что все обойдется, мало ли
что могло…, - она вспомнила серые, туманные глаза жены деда и внезапно замолчала.
-Обойдется, - твердо повторял себе Исаак всю неделю, пока из Цфата не доехал гонец. Он тогда
вернулся домой в середине дня, качаясь от боли, не видя, куда идет, и, только оказавшись в
объятьях жены, разрыдался. Дина т уложила его в постель, и сидела рядом, держа его руку, пока
он плакал. Она вытирала ему слезы, приносила чай. Обняв его, устроившись рядом, жена
вздохнула: «Я тоже, милый, помню, как мы плакали, когда папа погиб. Я с тобой, тебе же сейчас
нельзя на молитву ходить, ничего нельзя, пока…, - она запнулась. Исаак, глядя в сторону, горько
сказал: «Пока их не похоронят, да».
Аарон и его зять привезли из Цфата тела - уже укутанные в холст. «Там больше ста, человек
погибло, - темные глаза Аарона чуть припухли от слез. «Весь город шиву сидит. Они жалобу
подали, наместнику, но тот сказал, что ничего сделать не может - у них власти над горцами нет. А
Башир обратно к себе подался, на север. Да и не в первый раз у них так, - Аарон махнул рукой, -
уже разоряли Цфат, и еще будут, поверь мне. Там место опасное, да и стен у них нет».
Могилу засыпали землей, Исаак сказал кадиш, и они перешли в женский ряд. Тут было то же
самое. Юноша, произнося знакомые слова, посмотрел на рава Горовица. Тот стоял рядом с зятем,
и было видно, что Бергер плачет. «Он девочек, как родной отец растил, - вздохнул Исаак, -
дедушка умер, как они еще совсем маленькие были. Он и шиву сидеть будет. Он, тетя Малка, и
сестры Дины. Мальчишки маленькие еще. А я - с тетей Ханеле».
Они пошли на участок Горовицей. Когда тело Дины опустили в землю, когда Бергер сказал кадиш,
Исаак увидел на дороге, что вела к городу - людей. Жена держала за руки мальчишек Бергера - в
Иерусалиме женщины и дети не ходили на похороны. Мальчики, - трое, в черных капотах, стояли,
глядя на кладбище. Жена, наклонившись, что-то говорила им - ласково, тихо.
-Ты не беспокойся, - сказал рав Горовиц Исааку, когда они уже прошли между рядами мужчин, и
мыли руки у ограды кладбища. «Я шиву не сижу, я твоей жене с детьми помогу, - Аарон посчитал
на пальцах, - двенадцать их, сестры Динале все в трауре. Там, конечно, мужья есть, но все
равно..., И Авиталь моя - за ней присмотреть надо».
Исаак и Ханеле сидели, молча, на низких стульях, в гостиной дома Судаковых. Дверь была открыта,
Дина накрывала на стол, появлялись люди, Аарон приводил мужчин, три раза в день, на молитву.
Исаак, иногда, искоса смотрел на тетю - ее серые глаза глядели куда-то вдаль, красивое лицо было
замкнутым, и он даже не смел, спрашивать у нее, что она видела.
На исходе шивы Дина пришла за ним. Каменные улицы купались в сиянии заката, Исаак шел,
опустив голову, и, только почувствовав прикосновение руки жены, вздрогнул. Они стояли за
Яффскими воротами. Равнина простиралась на запад, - безжизненная, с редкими, чахлыми
деревьями, с покосившимися домами. Он, прищурившись, заметил густую зелень участка.
-Пойдем, - просто сказала Дина. Они спустились вниз, жена достала ключи. Отперев ворота, Дина
шагнула в сторону. Пахло горьковатой, свежей зеленью, земля была влажной. Исаак,
наклонившись, набрал ее в ладонь. Юноша, вдруг, яростно, сказал: «Не буду я ничего продавать,
Дина. Это наша земля, наша страна, мы тут живем, и будем жить. И здесь, - он махнул рукой в
сторону равнины, - все еще расцветет. Я справлюсь, вот увидишь».
-Мы справимся, - поправила его Дина, и, на мгновение, приложила губы к его руке. Все это время
она приходила сюда утром, до рассвета, до того, как надо было собирать внуков Малки и
присматривать за ними, до того, как надо было готовить на тринадцать детей. Авиталь она тоже
забрала, сказав: «Одним больше, одним меньше, какая разница. Ты, дедушка, занят, ты молишься
на двух шивах сразу, и работать тебе надо». Дина таскала ведра воды из колодца и поливала
деревья, - зная, с твердой, спокойной уверенностью, - что ее муж не оставит землю.
-Мы справимся, - согласился Исаак и поцеловал ее. Они так и стояли, обнявшись, смотря, как
заходит солнце над верхушками деревьев.
Ханеле вышла из дома Бергеров и, поправив платок, пошла домой. Дверь была открыта. Она,
прислушавшись, улыбнулась - из сада доносился веселый голос Аарона: «Правильно, милая, это
лошадь, а вот это - верблюд. А это - крокодил, вырастешь, и увидишь их».
Женщина опустилась на скамейку рядом с мужем. Взяв на колени Авиталь, поцеловав темные
кудри, она согласилась:
-Увидит. Там, - Ханеле махнула рукой на запад, в сторону уже темнеющего неба.
-Мама пришла, - обрадовалась Авиталь, позевывая. «Не уходи больше, мама. Нам весело было,
мы играли, - девочка уткнулась лицом ей в плечо.
Аарон сидел, молча, взяв ее за руку. Он вдруг спросил: «Помнишь, тогда, в Париже, когда я тебя
еще маленькой девочкой увидел, слепой - ты уже знала, что мы поженимся? Ты мне тогда
говорила, что у меня много дочерей будет. И права оказалась, конечно, - он улыбнулся. «Дочерей,
внучек…»
-Нет, - Ханеле покачала засыпающую дочь. «Я это на свадьбе вашей увидела - твоей и Иосифа. А
что он в сражении погибнет, это раньше мне показали, - она, внезапно, прервалась. Аарон, мягко,
сказал: «Ты приехала, как только…»
Ханеле кивнула и горько отозвалась: «Да. Но я не могу сделать больше того, что мне разрешено,
Аарон. Я их предупредила, я была готова все отдать, только бы этого не случилось…, Но ничего не
вышло, - она подышала и покачала головой: «Не вижу. Все, как в тумане. Я говорила Ционе, что у
нее будет сын. Ошиблась, значит. Бывает, - она дернула углом рта. Пожав пальцы мужа, Ханеле
вздохнула: «Я буду с тобой столько, сколько надо, Аарон».
-Нет, - он поправил Ханеле. «Это я буду с тобой столько, сколько надо, любовь моя». Он обнял их
обеих и вдохнул теплый, осенний ветер: «Отдохните. А я вам спою».
-Спеть, папа, - сонно пробормотала Авиталь, Ханеле прижалась щекой к его руке. Аарон, едва
слышно запел:
Durme, durme, mi alma donzel a,
Durme, durme, sin ansia y dolor.
Пролог
Северная Америка, весна 1824 года
Бостон
Золоченый кузнечик над шпилем Фанейл-холла крутился под сильным ветром с моря, было
солнечно. Дэвид Вулф, вскинув русоволосую голову, посмотрев в голубое, яркое небо,
пробормотал: «Хорошо! Не то, что у нас, в Вашингтоне, там уже жара стоит. Понимаю, почему Тед
не хочет отсюда переезжать».
Он сбил пылинку с лацкана изящного, светлого сюртука. Потрогав конверт, что лежал во
внутреннем кармане, Дэвид пошел вверх, на Бикон-Хилл. В конторе они не встречались. Как
говорил Тед Бенджамин-Вулф: «Хоть я своим клеркам и доверяю, но все равно, мало ли что. И во
Freeman’s Arms этого делать не надо - там гостиница».
Дэвид прошел мимо особняка, где помещалась контора. Во дворе стояло несколько экипажей, и
он хмыкнул: «Тед молодец, конечно. Двадцать два года ему, а уже в суде выступает. Дядя Тедди,
пока адвокатом был, отличное имя себе сделал. Да и сейчас - судья Верховного Суда, это у нас
многого стоит».
Кованая калитка дома Бенджамин-Вулфов была открыта. Он, поднявшись по ступеням, позвонив,
услышал веселый голос кузена: «Дэвид!»
Они пожали друг другу руки. Тед был в домашнем, простом сюртуке. Поймав взгляд Дэвида, кузен
обвел рукой переднюю: «Всех слуг отпустил на сегодня, как обычно. Как в Вашингтоне?»
-Отлично, - Дэвид скинул сюртук, достав конверт, и вопросительно посмотрел на Теда. «Здесь твой
брат, - рассмеялся тот, - мы с ним документы для суда готовили. Проходи в кабинет, там выпечка от
Бланш, свежая совсем. И кофе еще горячий».
Дэвид заглянул в полуоткрытую дверь. Натаниэль, сидел, положив ноги на резной, ореховый
столик, дымя сигарой, делая пометки в бумагах. Пахло хорошим табаком, в открытых шкафах
поблескивали тусклым золотом переплеты книг. В углу, на гранитном постаменте, стоял
мраморный бюст Цицерона.
-Дэвид! - Нат поднялся и, обняв его, покрутил туда-сюда: «Ты на территориях, возмужал. Как
индейцы?»
Дэвид похлопал брата по плечу: «Вождь Гувисгуви, он же Джон Росс, сейчас в Вашингтоне. Мы с
ним вместе вернулись, будем продолжать обсуждение прав народа чероки. Хотя, мне кажется, -
Дэвид опустился в кресло напротив брата и потянулся за сигарами, - ястребы в администрации не
