Дебора о ней рассказывала. Она в Англии, Тони ее туда увезла». Человек поднял голову. Светло-
голубые, прозрачные глаза припухли от слез. Давид заметил темную прядь волос, что выбилась
из-под мехового капюшона.
-Она на маму похожа, - улыбнулся Давид. «Ах, мама, мама…, Понятно, что вы с дядей Джоном не
так просто в море вышли. Я бы, наверное, не смог, побоялся Да и нельзя так. Господь один решает,
сколько нам жить, и когда умирать. Жаль только, что с Элишевой я так и не увиделся, а теперь и ее
нет».
-Не могу больше, - услышал он слабый голос. «Не могу».
-Дай руку, - велел Давид и еще успел подумать: «Почему я ее касаюсь? Это не врачебный осмотр, а
по-другому мне трогать женщин нельзя. Кроме семьи. Значит, она семья, как же иначе?»
Его пальцы натолкнулись на чью-то ладонь, и он отдернул руку: «Какая холодная. Нет, это я весь
горю».
-Давид, - услышал он знакомый голос, - Давид, у тебя жар, сильный.
Жена чиркнула кресалом и зажгла свечу. Он плотнее закутался в одеяло: «Простыл, вот и все. Надо
было мне одному переночевать, но ведь я так соскучился…, - Давид попытался улыбнуться.
Присев, почувствовав тошноту, что подкатывала к горлу, он постарался встать.
-Не двигайся, - спокойно сказала Дебора. Жена накинула шелковый халат и принесла таз из
умывальной. Его вырвало и Давид, тяжело задышал: «Это лихорадка…, так бывает, ты знаешь».
Дебора молчала, рассматривая его руку. Она вспомнила, как еще подростком поехала с матерью
принимать роды в индейское стойбище. На отшибе, почти в лесу, стоял маленький вигвам.
Индейцы пришли на озеро с запада. Мать, увидев костры, что окружали вигвам, спросила у
местной знахарки: «Пятнистая болезнь?»
Та только кивнула и тяжело вздохнула.
-Она не заразна, - Дебора, глядела на красные пятна, что покрывали ладонь мужа. «Но все равно
его надо отправить в госпиталь, и быстро. Господи, - она сжала зубы, - это же не лечится…»
Давида опять вырвало, и он простонал: «Больно…, Живот болит…Дебора, может быть, я съел что-
то?»
Она намочила полотенце. Ласково вытерев его лицо, жена шепнула: «Я сейчас. Держи таз».
Дебора вышла в коридор и прислушалась. Дом спал. Она постучала в комнату матери. Та,
мгновенно, будто ожидая этого, открыла дверь. Каштановые, с проседью волосы, прикрытые
шелковым чепцом, спускались на спину. Трещал фитиль свечи. Мирьям, обеспокоенно, спросила:
«Давид? У него жар усилился?»
-Это пятнистая болезнь, - обреченно сказала Дебора. Мать, встряхнув ее, жестко ответила: «Ты не
знаешь! Может быть, это просто корь, может быть, Давид ей не болел, в детстве…»
-Болел, - Дебора сглотнула слезы, - и при кори сыпь выступает сначала на лице, мама. А у него на
руках, на ладонях…, И его рвет. Мама…- она уткнулась лицом куда-то в мягкую, уютную грудь. От
матери пахло травами.
-Буди тетю Эстер, - велела та, - пусть поднимает Натана. Надо, чтобы Давида отвезли в госпиталь. Я
к нему пойду.
Дебора проводила ее взглядом. Пошатнувшись, схватившись за дверной косяк, женщина
прошептала: «Господи, я прошу тебя, прошу, не надо…Шмуэлю всего тринадцать». Она заставила
себя выпрямить спину. Уже спускаясь по лестнице, - часы в передней пробили три, - Дебора
выдохнула: «Все обойдется, я верю».
Эстер разбудила сына. Отправив его в госпиталь, взяв у Деборы подсвечник, она озабоченно
спросила: «Ты уверена, что это не заразно? Здесь мои внуки…»
-Здесь еще наш сын, - Дебора помолчала. «Нет, тетя, мы не знаем, как эта болезнь передается, но
индейцы ухаживают за теми, кто ей страдает, и остаются здоровыми».
Мать сидела на кровати. Услышав скрип двери, она обернулась. В спальне пахло рвотой. Мирьям
поднялась: «Он уже без сознания, бредит. И горит весь».
Дебора наклонилась над мужем и услышала легкий, почти неслышный шепот: «Только не бросай
меня…, Не бросай, Мирьям…»
-Бредит, - горько подумала женщина и поцеловала раскаленный лоб: «Не брошу, милый».
В деревянном коридоре было тихо, пахло жавелевой водой, кровью. Холщовые занавески,
отделяющие койки больных, были задернуты. Они сидели на скамье. Шмуэль, взяв Мирьям за
руку, вспомнил, как они, с бабушкой Джо, играли в карты на Святой Елене.
-А потом она погибла, - подумал мальчик. «В море, с дедушкой Джоном. И тетю Элишеву убили, и
дядю Моше..., А теперь папа..., - он попытался справиться со слезами, и не смог. Всхлипнув, он
уткнулся лицом в теплое плечо Мирьям. Она погладила внука по темноволосой голове: «Не надо,
милый..., Бывает, что лихорадка спадает, и человек выздоравливает. Я видела индейцев, которые
переболели и остались живы. Ты Псалмы почитай, - Мирьям вынула из своего саквояжа
маленькую, в потрепанной, кожаной обложке, книгу.
-Как я Элайджу носила, - вздохнула про себя женщина, - так тоже Псалмы читала. Господи, какими
молодыми все умерли - Мэри, Элайджа, Антония..., И Давид теперь, ему чуть за сорок. Только бы с
внуками моими все хорошо было, прошу тебя. Тед взрослый мальчик, дожить бы до того, как он
женится».
Шмуэль шевелил губами. Мирьям, обняла его: «Я сейчас».
Она отодвинула занавеску и увидела дочь. Дебора, в длинном, закрывающем платье фартуке, с
платком на голове, стояла напротив главного хирурга армии, доктора Лоуэлла.
-Миссис Кардозо, - услышала Мирьям спокойный голос врача, - при всем к вам уважении, вы
акушерка. Вы не разбираетесь в таком, - он повел рукой в сторону кровати. Сыпь превратилась в
кровоизлияния, которые покрывали все лицо больного.
-Я знаю об этой лихорадке, слышал, - вздохнул Лоуэлл, - солдаты на территориях ей страдают.
Некоторые излечиваются, но она особенно опасна для мужчин старше сорока». Он приложил
ладонь ко лбу Давида и пробормотал: «Жар только усиливается».
-Как раз, - Лоуэлл развел руками, - возраст вашего мужа. Мы знаем, что она не передается от
человека к человеку, но как она возникает, нам неизвестно.
Лазоревые глаза Деборы взглянули на кровать. Она, тихо, сказала: «У меня есть предположение,
доктор Лоуэлл. Идите сюда. Мама, - она взглянула на порог, - побудь со Шмуэлем, пожалуйста».
Занавеска задернулась. Лоуэлл, глядя на ловкие руки женщины, - сильные, с длинными пальцами,
- вспомнил: «Она с доктором Макдауэллом занимается. Ассистирует ему на операциях, частным
образом, конечно. Он мне рассказывал. Очень ее хвалил, хладнокровная женщина, и умелая».
-Пощупайте, - попросила Дебора, - здесь.
-Лимфоузел увеличен, - Лоуэлл опустил руку Давида. «Конечно, при лихорадке...»
-Тогда были бы увеличены и все остальные лимфоузлы, - отрезала Дебора и взяла тетрадь:
«Послушайте. Это писал преподобный Джон Уолкер, шотландский натуралист, профессор
естественной истории в университете Эдинбурга. Еще полвека назад, в своем отчете о
путешествии на остров Джура, у западного побережья Шотландии. «Человек страдал
невыносимыми болями в конечностях, его тело пылало жаром, и все это, произошло из-за укуса
крохотного насекомого, клеща, который невольно стал убийцей здорового мужчины».
Лоуэлл распахнул окно. Над Потомаком вставал нежный рассвет, вода реки была
спокойной.Чиркнув кресалом, затянувшись, врач медленно проговорил: «Клещей у нас много, в
лесах, на востоке. Я знаю, что от их укуса бывает смертельная лихорадка, но ведь полковник
Кардозо был на западе, там прерия..., И потом, - он взглянул на Дебору, - нет следа, ничего нет».
Она присела рядом с кроватью и нежно взяла покрытую сыпью, горячую руку. «Хоть бы он
очнулся, ненадолго, - горько попросила Дебора. «Пожалуйста..., Попрощался бы со Шмуэлем,
мальчик сиротой остается. Давид, Давид, - она покачнулась, но сразу, же выпрямилась, - зачем?
Мы так мало вместе побыли, ты воевал все время...»
-След мог пропасть, доктор Лоуэлл, - вздохнула Дебора, - он сюда три недели добирался. Конечно,
его могли укусить и по дороге, но, скорее всего, это случилось там, в прерии. Вы, пожалуйста, - она
подняла лазоревые глаза, - издайте распоряжение о том, чтобы все солдаты и офицеры были
особенно осторожны, и докладывали о случаях укуса клещами.
Лоуэлл опустился на табурет по другую сторону кровати. «Мы не можем это лечить, миссис
Кардозо. Только так, - он махнул рукой, - даем хинин, единственное жаропонижающее, что у нас
есть».
-Это похоже на тиф, - заметила Дебора. «Полковник Кардозо..., Мой муж, рассказывал мне, что,
когда они отступали с войсками Наполеона из России, у них было много случаев. Он ухаживал
тогда за больными и не заразился, - она задумалась. «Отчего появляется тиф?»
-У нее муж умирает, - удивился про себя Лоуэлл. «Всем бы врачам такое самообладание, как у нее.
