мере одно открывающее заклинание, и я могу применить его правильно. Я снова тянусь к магии и на этот раз направляю её поток на запертую на засов железную дверь.
– Откройся!
Но та даже не дрогнула. Движется только потолок, который опускается всё ниже. Я чувствую, как во мне вновь нарастает паника, и ищу глазами другой выход. Комната пуста, если не считать порожнего резервуара и одинокого последнего постамента. Его пустая чаша взывает к нам, как маяк. Постамент номер 1.
Это наш единственный шанс. Я беру из дрожащей руки Альфи кувшин-3 и ставлю его рядом с кувшином-5. Оба кувшина полны. Это означает, что у нас всё ещё есть восемь единиц жидкости – достаточно, чтобы заполнить последнюю чашу восемь раз.
Вопрос в другом: сможем ли мы точно отмерить одну единицу двумя полными кувшинами и без запаса жидкости? Одно можно сказать наверняка: мне понадобится помощь Альфи.
– Альфи, – говорю я, хватая его за плечи. – Посмотри на меня.
Он смотрит на меня глазами, полными страха. Я уже видела этот взгляд раньше, когда он понял, что стандартная модель физики элементарных частиц не способна объяснить барионную асимметрию.
Что ж, у этой головоломки есть только одно решение. Эксперимент.
– Мы можем это сделать, – говорю я ему, стараясь казаться уверенной. – Нам просто нужно поместить в последнюю чашу одну единицу жидкости. У нас восемь единиц. Этого достаточно, как ты думаешь?
– Восемь единиц? – Альфи моргает, и его глаза вновь обретают фокус. – Да, должно быть достаточно, но… – Он закрывает глаза и быстро считает на пальцах. – Нет, это невозможно. Работает только с третьим кувшином. Нам нужен третий кувшин!
Альфи начинает хватать ртом воздух; его дыхание сделалось частым и прерывистым.
– Неминуемая гибель! – вопит он. – Нас раздавит, как клубнику. А я так и не увидел бодлеанского Евклида!
Ох-ох. Альфи по мелочам не паникует. А когда он заводит речь о бодлеанском Евклиде, это означает, что всё очень серьёзно. Я сжимаю левую руку в кулак с такой силой, что ногти впиваются мне в ладонь.
– Всё в порядке, – говорю я ему, и мой разум внезапно охватывает ледяное спокойствие. – Я принесу тебе третий кувшин.
Я сажусь на пол и закрываю глаза. Мне нужно очистить мой разум. Что, увы, легче сказать, чем сделать.
Особенно когда неминуемая гибель – в виде гранитной плиты массой пять тысяч тонн – медленно опускается на вас под аккомпанемент лязга цепей.
Цепи, цепочки.
Почему цепи? И почему плита опускается медленно? Не иначе как она соединена с противовесом. В эти мгновения другая огромная плита должна медленно подниматься в воздух, две силы почти идеально уравновешены.
Силы. Уравновешены.
Это то, что мне нужно!
Когда дедушка пытался научить меня поднимать карандаш в воздух силой мысли, он посоветовал мне представить, что к карандашу привязана невидимая верёвочка, за которую я его и поднимаю. Но фишка вот в чём. Я ведь не поднимала карандаш за верёвочку.
Я поднимала его силой мысли. А значит, какую бы восходящую силу я ни прилагала к карандашу, карандаш прилагал равную, но направленную вниз силу – к моему разуму.
Ой!
Неудивительно, что у меня тогда разболелась голова. Мне повезло, что мой мозг не выдавило через нос, как зубную пасту.
Дедушка всё время советовал мне следить за моей подачей – теперь мне наконец понятно, что он имел в виду.
Я тянусь за магией, и она вливается в меня, как вода в кувшин. Непослушная прядь беспокойно шевелится у меня на лбу. Я открываю глаза и протягиваю руки, правую ладонью вверх, а левую – ладонь вниз. Это должно сработать, просто обязано. Я не допущу, чтобы Альфи раздавило, как клубнику.
– Выливай, – говорю я ему. – Медленно.
Альфи кивает. Дрожащими руками он поднимает кувшин и очень осторожно начинает наливать жидкость в чашу.
Когда из кувшина падает первая капля жидкости, я протягиваю руку с магией и шепчу:
– Левитируй!
Из моей правой руки вылетает невидимый усик магической силы. Он обвивается вокруг жёлтой капли, останавливая её падение, удерживает её в воздухе, словно невидимая стеклянная чаша.
Альфи смотрит на парящую каплю.
– Третий кувшин! – шепчет он. Затем улыбается и продолжает наливать.
Я сосредотачиваюсь на жидкости, левитирующей в воздухе, и представляю, что держу в правой ладони прозрачную мерцающую ёмкость в виде полушария. Она увеличивается, и я чувствую, как внутри моей головы нарастает болезненное давление.
Хорошо, теперь самое сложное.
Я набираю больше магии, посылаю её через левую руку и с небольшой силой, направленной вниз, толкая её к земле. Давление мгновенно снижается, и полушарие с жидкостью стабилизируется. Действие и противодействие.
Силы в равновесии.
Меня охватывает триумф. Прядь волос у меня на лбу вспыхивает бело-голубым светом, наполняя комнату неистовым сиянием.
Мои руки дрожат, голова пульсирует от усилий, направленных на чары, но я не смею отступать.
Потолок между тем всё ниже и ниже. Глаза Альфи горят возбуждением и отражённым светом моих внезапно сияющих волос. Он продолжает лить жидкость, пока кувшин не пустеет. Полусфера из жидкости колышется в воздухе между нами, как жёлтое желе в невидимой чаше.
Потолок продолжает опускаться. Он меньше чем в метре над головой Альфи.
Сосредоточенно наморщив лоб, Альфи наливает три порции жидкости из кувшина-5 в кувшин-3, после чего выливает оставшуюся часть на пол. Затем ставит пустой кувшин-5 рядом с колышущимся жёлтым полушарием.
– Готово, – говорит он.
Не обращая внимания на боль в руках и давление в голове, я стискиваю зубы и вливаю в чары ещё больше магии. Затем сжимаю пальцы правой руки и добавляю невидимой чаше силы с одной стороны неглубокий носик.
Жёлтая жидкость плещется, но не разливается. Альфи держит под носиком кувшин-5.
Медленно, предельно осторожно – сухожилия моей руки горят, как раскалённая проволока, – я наклоняю правую ладонь. Чаша, сотканная из магии, тоже наклоняется, и жидкость ровной струйкой перетекает в кувшин Альфи.
– Вот и всё! – восклицает Альфи, когда последняя капля падает в кувшин. – Ты справилась!
Я отпускаю чары, и магия вылетает из меня, как унесённый ветром дым. Перед моими глазами плавают чёрные пятна. Альфи между тем ставит кувшин-5 на землю, доливает его из кувшина-3, оставляя в нём одну единицу жёлтой жидкости, и мчится к последнему постаменту. Комната вращается, пол поднимается мне навстречу.
Когда я открываю глаза, потолок вновь оказывается на прежнем месте, где ему и положено быть. Более того, обе двери, и массивная каменная дверь, и восьмиугольная железная, распахнуты настежь. За восьмиугольной дверью – тёмный свод.
– Это было нечто! – говорит Альфи, помогая мне подняться на ноги.
Я довольно