казалось слишком много, большая часть этой суммы выдается натурой по ценам, установленным самими же владельцами[60] [66]. В Мексике сезонные рабочие, которые переходят от одного сбора урожая к другому, зарабатывают всего полтора доллара в день, сталкиваясь не только с безработицей, но и с недоеданием. Однако гораздо хуже обстоят дела у работников хлопковых плантаций в Никарагуа. Сальвадорцы, обеспечивающие текстильную промышленность Японии хлопком, потребляют меньше калорий и белков, чем даже голодающие индейцы. Для экономики Перу хлопок является вторым по значимости сельскохозяйственным источником валютных поступлений. Перуанский писатель и теоретик марксизма Хосе Карлос Мариатеги отмечал, что иностранный капитализм, в своей вечной погоне за землями, рабочей силой и рынками, стремился захватить экспортные сельскохозяйственные культуры Перу, прибегая к изъятию заложенных земель у обремененных долгами землевладельцев [67]. Когда в 1968 году к власти пришло националистическое правительство генерала Веласко Альварадо, в сельском хозяйстве использовалось менее одной шестой части земель, пригодных для интенсивной эксплуатации, доход на душу населения был в 15 раз ниже, чем в США, а потребление калорий было одним из самых низких в мире. Однако производство хлопка, как и сахара, продолжало подчиняться внешним интересам, которые осуждал Мариатеги. Лучшие земли, прибрежная сельская местность, находились в руках американских компаний или землевладельцев, которые были «национальными» только в географическом смысле, как буржуазия Лимы. Пять крупных компаний, в том числе две американские – Anderson Clayton и Grace, – занимались экспортом хлопка и сахара, а также владели собственными «агропромышленными комплексами» для производства. Плантации сахара и хлопка, считавшиеся якобы центрами процветания в отличие от латифундий в горах, платили рабочим нищенские зарплаты. Ситуация изменилась лишь в результате аграрной реформы 1969 года, в рамках которой плантации были экспроприированы и переданы в виде кооперативов рабочим. Согласно данным Межамериканского комитета по сельскохозяйственному развитию, доход каждого члена семей рабочих побережья составлял всего пять долларов в месяц [68].
Компания Anderson Clayton and Co. сохраняет 30 дочерних предприятий в Латинской Америке. Она занимается не только продажей хлопка, но также владеет «горизонтальной монополией», сетью, включающей финансирование и переработку волокна и его производных. Более того, компания занимается массовым производством продуктов питания. В Мексике, например, несмотря на то что она не владеет землями, ей принадлежит контроль над производством хлопка, фактически управляющий судьбой 800 000 мексиканцев, занятых на его сборе. Компания покупает превосходное мексиканское хлопковое волокно по очень низкой цене, поскольку заранее предоставляет кредиты производителям с обязательством продавать урожай по цене, которую она сама устанавливает при открытии рынка. В дополнение к денежным авансам компания поставляет удобрения, семена и инсектициды; она оставляет за собой право контролировать работы по внесению удобрений, посеву и сбору урожая. Компания произвольно устанавливает тариф на очистку хлопка от семян. Эти семена используются на ее заводах для производства масел, жиров и маргарина. В последние годы Clayton, «не удовлетворившись доминированием в торговле хлопком, проникла даже в производство сладостей и шоколада, недавно приобретя известную компанию Luxus» [69].
В настоящее время Anderson Clayton является крупнейшей компанией – экспортером кофе в Бразилии. В 1950 году она начала заниматься этим бизнесом и три года спустя уже свергла с лидерских позиций American Coffee Corporation. Кроме того, в Бразилии Anderson Clayton является крупнейшим производителем продуктов питания и входит в число 35 самых влиятельных компаний страны[61].
Дешевая рабочая сила для кофе
Бытует мнение, что на международном рынке кофе играет почти такую же роль, как нефть. В начале 1950-х годов Латинская Америка поставляла на рынок четыре пятых потребляемого в мире кофе; за прошедшие годы конкуренция со стороны африканского кофе робуста, отличающегося более низким качеством и более низкими ценами, привела к сокращению доли Латинской Америки. Тем не менее шестая часть валютных поступлений региона по-прежнему поступает от продажи кофе за рубеж. Колебания цен затрагивают 15 стран к югу от Рио-Гранде. Бразилия – крупнейший в мире производитель, получающий почти половину своих экспортных доходов от кофе. Сальвадор, Гватемала, Коста-Рика и Гаити также в значительной степени зависят от кофе, который, кроме того, обеспечивает две трети валютных поступлений Колумбии.
Кофе принес в Бразилию инфляцию; между 1824 и 1854 годами цена работника удвоилась. Ни хлопок севера, ни сахар северо-востока, уже пережившие пору расцвета, не могли так дорого платить за рабов. Внимание Бразилии постепенно смещалось к югу. Помимо рабского труда, для производства кофе использовались руки европейских иммигрантов, которые отдавали половину урожая хозяевам в рамках системы аренды «медианерия», которая и в настоящее время преобладает во внутренних районах Бразилии. Туристы, которые сегодня пересекают леса Тижука, чтобы искупаться на пляже Барра, не подозревают, что более века назад в горах, окружающих Рио-де-Жанейро, располагались большие кофейные плантации. По склонам гор плантации продолжали двигаться в сторону штата Сан-Паулу, ведя неистовую охоту за плодородными девственными землями. К концу XIX века, когда кофейные латифундисты, превратившиеся в новую социальную элиту Бразилии, взяли в руки карандаши и сделали расчеты, оказалось, что заработная плата, обеспечивающая лишь минимальное выживание, обходится дешевле, чем покупка и содержание рабов. В 1888 году рабство было отменено, однако сразу же были заложены основы смешанных форм феодальной зависимости и наемного труда, которые сохраняются до наших дней. С тех пор легионы «свободных» батраков сопровождают кофейное паломничество. Долина реки Параиба считалась богатейшим районом страны, но была вскоре уничтожена быстро растущей культурой, после которой на девственных землях оставались вырубленные леса, истощенные природные запасы и всеобщий упадок. Эрозия беспощадно разрушала ранее нетронутые земли, снижая урожайность, ослабляя растения и делая их легкой добычей для вредителей. Кофейные латифундии вторглись на обширное пурпурное плато на западе Сан-Паулу, где, используя менее варварские методы эксплуатации, превратили эту территорию в «море кофе» и продолжили движение на запад. Они достигли берегов реки Парана; столкнувшись с саваннами Мату-Гросу, повернули на юг, чтобы затем, в последние годы, вновь развернуться к западу, пересекая границы Парагвая.
В настоящее время штат Сан-Паулу является самым развитым регионом Бразилии, так как именно здесь сосредоточен промышленный центр страны. Однако на кофейных плантациях до сих пор встречаются «зависимые арендаторы», которые оплачивают аренду земли своим трудом и трудом своих детей.
В годы процветания, последовавшие за Первой мировой войной, алчность владельцев кофейных плантаций фактически привела к отмене системы, позволявшей рабочим выращивать продукты питания для собственного потребления. Теперь они могут делать это только за плату, которую выплачивают своим трудом, но не получая за него зарплату. Кроме того, латифундисты используют систему найма крестьян-арендаторов, которым разрешается временно заниматься земледелием, но при условии, что они посадят новые кофейные деревья в
