которая тогда была колонией и называлась Золотым Берегом. Бразилия опустилась среди мировых поставщиков какао на второе место, а позже – на третье. Тем не менее были времена, когда трудно было поверить, что плодороднейшие земли юга штата Баия ждет печальная судьба. Во времена колониального периода эти почвы были непревзойденными, принося обильные урожаи: рабочие разрубали стручки какао ударами мачете, собирали бобы, загружали их на повозки, которые ослы везли к чанам для обработки. Приходилось вырубать все больше лесов, открывать новые просеки, отвоевывать новые земли острием ножа и ружейным выстрелом. Рабочие ничего не знали ни о ценах, ни о рынках. Они даже не знали, кто правит Бразилией: не так давно на фазендах еще оставались рабочие, которые были уверены, что на троне по-прежнему император дон Педру II. Хозяева какао потирали руки: они знали или думали, что знают, кто правит Бразилией. Потребление какао росло, а вместе с ним росли цены и прибыли. Порт Ильеус, через который отправлялось почти все какао, называли «Королем Юга», и, хотя сегодня он чахнет, там сохранились солидные особняки, которые
фазендейру, владельцы фазенд, обставляли с показной, но безвкусной роскошью. Бразильский писатель Жоржи Амаду написал на эту тему несколько романов. В одном из них он описывает период роста цен: «Ильеус и регион какао купались в золоте, наслаждались шампанским, проводили ночи с француженками, прибывшими из Рио-де-Жанейро. В “Трианоне”, самом шикарном кабаре города, полковник Манека Данташ прикуривал сигары банкнотами в 500 000 рейсов, повторяя жест всех богатых фазендейру страны во времена предыдущих подорожаний кофе, каучука, хлопка и сахара» [62]. Когда цены росли, производство увеличивалось; а затем цены падали. Нестабильность становилась все более заметной, и земли переходили из рук в руки. Наступила эпоха «нищих миллионеров»: пионеры плантаций уступали место экспортерам, которые захватывали земли, взыскивая долги.
Всего за три года – с 1959 по 1961-й, если привести лишь один пример – международные цены на бразильские какао-бобы упали на треть. Наметившаяся впоследствии тенденция к росту цен обнадеживала мало. ЭКЛАК[59] прогнозирует краткосрочный характер этого роста [63]. Главные потребители какао – США, Англия, ФРГ, Нидерланды, Франция – стимулируют конкуренцию между африканским какао и тем, что производят Бразилия и Эквадор, чтобы закупать дешевое сырье какао. Таким образом, пользуясь своей властью над ценами, они провоцируют периоды депрессии, из-за которых рабочие, оставшиеся без работы из-за какао, вынуждены скитаться в поисках убежища. Безработные спят под деревьями и едят зеленые бананы, чтобы обмануть свой желудок. Им, конечно, никогда не попробовать прекрасных европейских шоколадных конфет, которые Бразилия, третий по величине производитель какао в мире, по невероятно высоким ценам импортирует из Франции и Швейцарии. Шоколад становится все дороже, а какао, в относительных единицах, все дешевле. С 1950 по 1960 год объем экспорта какао из Эквадора увеличился более чем на 30 %, но его стоимость выросла только на 15 %. Остальные 15 % стали подарком Эквадора богатым странам, которые в тот же период поставляли ему по растущим ценам свои промышленные товары. Экономика Эквадора зависит от экспорта бананов, кофе и какао – трех продуктов питания, рыночные цены на которые постоянно нестабильны. По официальным данным, семь из десяти эквадорцев страдают от недоедания, а уровень смертности в стране один из самых высоких в мире.
Хлопок и дешевая рабочая сила
Бразилия занимает четвертое место в мире по производству хлопка, а Мексика – пятое. В совокупности из Латинской Америки поступает более одной пятой хлопка, который используется текстильной промышленностью всего мира. В конце XVIII века хлопок стал основным сырьем для промышленных предприятий Европы; за 30 лет Англия увеличила свои закупки этого природного волокна в пять раз. Изобретение прядильной машины Аркрайта одновременно с патентованием паровой машины Уатта, а также последующее создание механического ткацкого станка Картрайта дали мощный толчок производству тканей и обеспечили хлопку, растению родом из Америки, обширные рынки сбыта за границей. Порт Сан-Луис в штате Мараньян, который долгое время пребывал в тропической дреме, прерываемой лишь парой кораблей в год, внезапно пробудился, когда вспыхнула хлопковая лихорадка: на плантации на севере Бразилии хлынули чернокожие рабы, а из Сан-Луиса ежегодно отправлялись от 150 до 200 судов, перевозивших миллион фунтов сырья для текстильной промышленности. В начале прошлого века кризис горнодобывающей промышленности обеспечил хлопковым плантациям изобилие рабской рабочей силы: золото и алмазы юга были исчерпаны, и Бразилия, казалось, возрождалась на севере. Порт Сан-Луис процветал и породил достаточно поэтов, чтобы его назвали Афинами Бразилии, однако вместе с процветанием пришел голод, ведь в регионе Мараньян больше не заботились о том, чтобы выращивать продовольственные культуры [64]. Бывали времена, когда для еды купить можно было только рис [65]. Начавшись внезапно, эта история так же внезапно закончилась: крах наступил в одночасье. Массовое производство хлопка на плантациях Юга США, где земли были более плодородны, а средства механизации позволяли эффективно очищать и упаковывать продукт, снизило цены до трети от прежнего уровня, и Бразилия оказалась не способна к конкуренции. Новая волна процветания наступила в период Гражданской войны в США, из-за которой прервались поставки американского хлопка, но это длилось недолго. Уже в XX веке, между 1934 и 1939 годами, бразильское производство хлопка вновь стало расти впечатляющими темпами: увеличившись со 126 000 тонн до более 320 000 тонн. Затем произошла катастрофа: Соединенные Штаты выбросили излишки хлопка на мировой рынок, и цены рухнули.
Американские сельскохозяйственные излишки, как известно, являются результатом значительных субсидий, которые государство предоставляет производителям; по демпинговым ценам и в рамках программ внешней помощи эти излишки распространяются по всему миру. Так, хлопок был основным экспортным товаром Парагвая, пока губительная конкуренция со стороны североамериканского хлопка не вытеснила его с рынков, и с 1952 года производство в Парагвае сократилось вдвое. Точно так же Уругвай потерял канадский рынок для своего риса. Аналогично аргентинская пшеница, благодаря которой страна некогда была житницей планеты, утратила свое значительное влияние на международных рынках. Демпинг американского хлопка не помешал тому, чтобы американская компания Anderson Clayton and Co. удерживала монополию на этот продукт в Латинской Америке. Более того, через эту компанию Соединенные Штаты закупают мексиканский хлопок для его перепродажи в другие страны.
Латиноамериканский хлопок, хоть и с трудом, остается частью мирового товарооборота благодаря чрезвычайно низкой себестоимости его производства. Даже официальная статистика, которая скрывает реальное положение дел, указывает на нищенский уровень оплаты труда. На плантациях Бразилии за рабский труд платят гроши; на гватемальских плантациях владельцы гордятся тем, что платят 19 кетсалей в месяц (кетсаль номинально равен доллару США), и, чтобы этого не