бума. С тех пор отток населения продолжался, вызванный периодическими засухами, опустошавшими
сертао, и непрекращающимися волнами расширения сахарных плантаций в
зона-да-мата[55]. В 1900 году из-за засухи Сеару покинули 40 000 человек. Они отправились по обычному в то время пути – на север, в джунгли. Позже маршрут изменился. В наши дни жители северо-востока мигрируют в центральные и южные регионы Бразилии. Засуха 1970 года выгнала голодные толпы в города северо-востока. Они грабили поезда и магазины, кричали, молили святого Иосифа о дожде. Дороги были запружены беженцами. В телеграмме от апреля 1970 года сообщалось: «Полиция штата Пернамбуку арестовала в минувшее воскресенье в муниципалитете Белен-ди-Сан-Франсиску 210 крестьян, которых собирались продать сельским землевладельцам в штате Минас-Жерайс по 18 долларов за голову» [54]. Эти крестьяне были родом из штатов Параиба и Риу-Гранди-ду-Норти, наиболее пострадавших от засухи. В июне телетайпы передавали заявления начальника федеральной полиции: их службе пока не хватает эффективных средств, чтобы положить конец торговле рабами, и, хотя за последние месяцы начато десять расследований, продажа рабочих с северо-востока богатым землевладельцам других регионов страны продолжается.
Бум каучука и расцвет кофейной промышленности требовали массового привлечения рабочих с северо-востока. Однако и правительство также использовало этот резерв дешевой рабочей силы – грозную резервную армию для крупных общественных работ. С северо-востока, согнанные, как скот, прибыли голые мужчины, которые за одну ночь и один день построили город Бразилиа в самом центре пустыни. Этот город, самый современный в мире, сегодня окружен широким поясом бедности: закончив свою работу, канданго, рабочие, участвовавшие в строительстве города Бразилиа, были выброшены в спутниковые города. Там 300 000 выходцев с северо-востока, всегда готовые к любой работе, живут за счет отходов блестящей столицы.
Труд северо-восточных рабочих-рабов сейчас используется для строительства большого Трансамазонского шоссе, которое разрежет Бразилию на две части, пронзая джунгли до границы с Боливией[56]. План также включает аграрную колонизацию для расширения «границ цивилизации»: каждому крестьянину выделят десять гектаров земли, если он выживет в условиях тропической лихорадки в лесу. На северо-востоке шесть миллионов крестьян живут без земли, в то время как 15 000 человек владеют половиной всей территории. Аграрная реформа не проводится в уже освоенных районах, где право собственности латифундистов продолжает оставаться священным, а осуществляется посреди джунглей. Это означает, что пострадавшие с северо-востока проложат путь латифундиям на новые территории. Ведь что такое десять гектаров земли без капитала, без средств труда, да еще и в 2000 или 3000 километров от центров потребления? Вполне очевидно, что настоящие цели правительства совсем другие: оно намерено обеспечить рабочую силу для американских латифундистов, которые скупили или захватили половину земель к северу от Риу-Негру, а также для компании United States Steel Co., получившей от генерала Гаррастазу Медиси огромные месторождения железа и марганца в Амазонии [55].
Время каучука. Карузо открывает огромный театр посреди джунглей
По оценкам некоторых авторов, во времена каучукового бума не менее полумиллиона жителей северо-востока погибли от эпидемий, малярии, туберкулеза или бери-бери. «Эта зловещая братская могила стала ценой создания каучуковой промышленности» [56]. Не запасшись продовольствием, крестьяне из засушливых районов отправлялись в долгий путь к тропическим лесам. Там, в болотистых каучуковых рощах, их поджидала лихорадка. Они ехали в трюмах кораблей в такой грязи и тесноте, что многие умирали еще до прибытия, предвосхищая свою судьбу. Другие даже не доходили до портов. В 1878 году из 800 000 жителей Сеары 120 000 отправились к реке Амазонке, но до места назначения добралась лишь меньшая часть; остальные погибли от голода или болезней на дорогах сертана или в пригородах города Форталеза [57]. За год до этого началась одна из семи самых сильных засух, которые обрушились на северо-восток Бразилии в XIX веке.
В джунглях мигрантов ждал не только бич лихорадки, но и тяжелый труд, очень похожий на рабский. За работу платили продуктами – вяленым мясом, мукой из маниоки, сладкой патокой, ромом, – пока серингуэйро, сборщики каучукового дерева, не расплатятся с долгами, что случалось крайне редко. Предприниматели договорились не нанимать работников с непогашенными долгами, а сельская полиция, патрулируя по берегам реки, стреляла в беглецов. Долги лишь накапливались: к изначальной задолженности за перевозку рабочего с северо-востока добавлялись долги за рабочие инструменты – мачете, ножи, миски. А так как рабочий ел и особенно пил (в каучуковых рощах всегда был в изобилии ром), чем дольше он работал, тем больше возрастала его задолженность. Неграмотные северо-восточные крестьяне были беззащитны перед ловкими бухгалтерскими подсчетами администраторов.
Еще в 1770 году Пристли[57] заметил, что каучук может стирать карандашные линии с бумаги. Семьдесят лет спустя американский изобретатель Чарльз Гудьир одновременно с англичанином Хэнкоком открыли процесс вулканизации каучука, который придал ему гибкость и устойчивость к перепадам температуры. Уже в 1850 году резиной покрывали колеса транспортных средств. К концу века в США и Европе зародилась автомобильная промышленность, вызвавшая массовый спрос на шины. Мировой спрос на каучук резко возрос. В 1890 году каучуковое дерево обеспечивало Бразилии десятую часть доходов от экспорта; 20 лет спустя эта доля достигла 40 %, что почти сравняло доходы от продажи каучука с доходами от кофе, несмотря на то что к 1910 году кофе находился на пике своей популярности. Большая часть производства каучука в начале XX века приходилась на территорию Акри, которую Бразилия отняла у Боливии после молниеносной военной кампании [58].
Завоевав Акри, Бразилия получила почти полный контроль над мировыми запасами каучука. Международные цены на сырье были на пике, и казалось, что «золотые времена» продлятся вечно. Однако сборщики каучука (серингуэйро) не могли насладиться этими временами. Именно они каждое утро выходили из своих хижин с привязанными к спине емкостями, забирались на гигантские деревья, гевеи бразильские, чтобы пустить им кровь. На стволе и толстых ветвях делали надрезы, из ран вытекал латекс – беловатый липкий сок, который за пару часов заполнял банки. Вечером латекс уваривали в плоские каучуковые лепешки, которые затем сдавали в управление земельным владением. Резкий, неприятный запах каучука пропитывал город Манаус – мировой центр торговли этим продуктом. В 1849 году население Манауса составляло всего 5000 человек, но за чуть более полувека выросло до 70 000. Каучуковые магнаты строили в городе экстравагантные особняки, отделывая интерьеры ценными породами дерева с Востока, майоликовой плиткой из Португалии, колоннами из каррарского мрамора и наполняя французской мебелью. Нуворишам из джунглей привозили самые дорогие продукты из Рио-де-Жанейро, лучшие портнихи из Европы шили им костюмы и платья, они отправляли своих детей учиться в английские школы. Символом богатства этого периода стал театр «Амазонас» –
